В ритме сердца

— Ты что, только что решила мне свои условия предъявить? — мне кажется, от удивления брови Адама взлетели чуть ли не до самого затылка, будто я только что сказала нечто неслыханное, прямо-таки из ряда вон выходящее.

— Ты же мне предъявляешь! Почему я не могу? Быть одной из множества — я не собираюсь! Даже не надейся! Так что сделай то, что всё это время просил сделать меня — определись в своих желаниях — либо тебе хватает только меня, либо прекрати уже морочить мне голову своими броскими фразами о моей особенности и просто оставь меня в покое! — требую я и, схватывая бокал с шампанским с подноса мимо проходящего официанта, залпом осушаю его до дна.

— Леди так не пьют, Лина, — приглушённым тоном отвлекается от темы Адам, приветственно кивая кому-то из неподалёку стоящих гостей. — Особенно те, что никогда не пьют, — а вот теперь он добавляет безрадостную усмешку, полагая, что я опять ему соврала даже о такой мелочи.

Но я в самом деле не пью! Клянусь, я никогда не пью, и думаю, вам и без объяснений понятны мои причины на это, но сегодня по его же вине я пью уже дважды. В первый раз меня заставил сам хренов диктатор, а сейчас — мне нужно сделать хоть что-то, чтобы от вернувшейся злости не расквасить его красивую рожу.

— Как хорошо, что я не леди, — резонно парирую я. — И это всё ты виноват, Адам. Ты и твоя сила. Она на меня неблагоприятно влияет. Во всех смыслах этого слова. Я сегодня либо окончательно свихнусь, либо сопьюсь, либо не удержусь и убью следующую настоящую леди, которой ты позволишь себя щупать.

— Ох, милая, насчёт последнего не волнуйся, я же сказал, что смогу замять даже совершённое тобой убийство, — в отместку он дразнит меня ещё сильнее, явно воспринимая мои предыдущие слова как шутку, однако уже в следующий миг его злорадную улыбку сметает громкий треск стекла от лопнувшего в моей руке бокала.

— Чёрт, Лина! — тихо ругается он, быстро стряхивая с моей ладони мелкие кусочки хрусталя.

Ещё пара секунд — и к нам одновременно подлетают сразу два официанта.

— Мисс, будьте осторожны, не наступите на стекло. Вам нужна аптечка? Ваши руки сильно повреждены? — озабоченные, торопливые голоса летают вокруг меня, но я стою, как замороженная, и не могу отвести разъярённого взгляда с лица Адама.

— Нет, всё в порядке. Обошлось без порезов. Просто уберите здесь, — приказывает он и уводит меня подальше от разбросанных осколков в полутёмный коридор помещения, отделённый от всех наблюдающих за очередным выступлением гостей колоннами.

— А теперь быстро успокоилась! — повелительным тоном начальника приказывает Адам.

— Успокоиться?! Серьёзно?! — чуть ли не срываюсь на крик. — Ты меня ещё больше спровоцируй своими высказываниями и тогда попроси об этом! И вообще я…

— Я сказал — успокоилась и заткнулась! — Он как муху меня прибивает своим громовым, низким голосом, вмиг вынуждая проглотить свой язык. — Мои высказывания не идут ни в какое сравнение с тем, что ты устроила с Брауном. Ты, маленькая идиотка, специально тёрлась всеми частями тела об этого мудака, даже не представляя, на что могла нарваться этим поступком. Никогда даже думать не смей о том, чтобы вытворить нечто подобное вновь. Поняла меня? Никогда! Я еле сдержался, чтобы не убить вас обоих прямо на танцполе! — зловеще выдаёт Адам, властно ныряя рукой в мои волосы. — Никто к тебе больше не притронется! Уясни, мать твою, это раз и навсегда! Никто! Ни этот танцор, ни Эндрюз, которого ты не перестаёшь выискивать, ни кто-либо другой. Ты теперь со мной, Лина, и, если потребуется, я уберу с твоего пути каждого, кого посчитаю нужным, и надеюсь, ты сама уже успела догадаться, что на свою работу ты тоже больше не вернёшься! Я так решил и уже сообщил об этом Тони! А когда я сказал, что ты моя, Лина, это значит, что и ты — моя, и жизнь твоя тоже моя! И мне глубоко наплевать, хочешь ты этого или нет! — решительно отрезает он, напоминая собой возвышающийся надо мной монумент — величественный, грозный и до пробирающей всё тело дрожи красивый, в звериных глазах которого намешано столько всевозможных мощных чувств и эмоций, что я с замиранием сердца осознаю, что готова смотреть в их завораживающую тьму бесконечно.

Наверное, я точно вконец обезумела, раз вместо страха перед угрозами Адама и злостью от его стремления повелевать моей жизнью я ощущаю прошивающий меня насквозь огонь. Но не сжигающий всё нутро до основания, а тело — до самых костей, а приносящий разуму небывалое счастье и согревающий душу теплом, которого мне никогда не удавалось испытать прежде.

Я всегда только ждала любви от мамы и Остина. Умоляла про себя. Просила у вселенной. Страстно мечтала. День за днём. Ночь за ночью. Но так никогда ничего и не получала в ответ.

Мне поистине неведомо, что значит быть кем-то любимой, но то, что я вижу сейчас в разгневанных глазах Адама, определённо вызвано чем-то большим, чем простой похотью и влечением. Гораздо-гораздо большим, объёмным, масштабным, до оцепенения пугающим, что пока ещё не дано мне понять, но в то же время позволяет наконец искоренить все свои сомнения в том, что его взаимные чувства ко мне всего лишь одна из дурманящих меня иллюзий «очарования».

Нет! Они настоящие! Они реальны! Теперь я точно это вижу!

И осознание того, что Адам сумел разглядеть меня даже сквозь нищие лохмотья, туманит мне голову сильнее всех чар и будто расправляет за моей спиной крылья, что даруют возможность в любой момент взлететь от счастья к небесам.

— Ты какого чёрта так улыбаешься? — из моих сокровенных, наполненных безудержной радостью мыслей меня вытягивает по-прежнему грозный тон Адама, но внутренние уголки его бровей, сдвинутые друг к другу, выдают не столько его злость, сколько крайнее недоумение.

— Что? — спрашиваю, не до конца расслышав его вопрос. Похоже, я снова не заметила, как выпала на несколько секунд из реальности.

— Я готов прибить тебя прямо на этом же месте, а ты в ответ улыбаешься, — поясняет он, и лишь тогда я начинаю ощущать на своих губах улыбку от уха до уха. — Если ты считаешь, что я сейчас шучу и просто запугиваю тебя, то ты крупно ошибаешься. Я вычеркну всех мужчин из твоей жизни. И не только из жизни. Из твоего соблазнительного тельца и духа я так же вытравлю всех, кто был до меня… Никого не будет, только я, поняла? — глухо рычит Адам и обхватывает меня за талию, соединяя наши лбы и дыхания. Чувствую в его тяжёлых, частых выдохах злость и некую отчаянность, от которой мне всей душой хочется его избавить. И я обязательно сделаю это до начала наших с ним сексуальных баталий, но перед этим…

— Только ты, говоришь? — продолжая улыбаться, чувственно отпускаю слова в его чуть приоткрытые губы.

— Только я, — твёрдо отвечает он, сильнее сжимая на мне свои руки.

Пользуясь моментом, что нас никто не видит, я сама прислоняюсь к телу Адама, сквозь ткань рубашки впиваясь пальцами в его крепкий торс. Мы в унисон судорожно вздыхаем, издавая тихий стон. Я — потому что, даже несмотря на полное отсутствие воздействия его силы, мой пульс подскакивает до максимальной отметки, молниеносно накачивая вены жгучим, агрессивным томлением. Он — по всей видимости, по той же причине, но для того, чтобы окончательно в этом убедиться, я набираюсь смелости и, наплевав на то, что нас в любой момент может кто-то обнаружить, спускаю руки по его прессу вниз, где с удовлетворением накрываю ладонью его вечно твёрдое как железо мужское начало.

— Бля*ь! Ты какого хрена вытворяешь? — сдавленно ругается он, однако попытки остановить моё бесстыдство я не замечаю. Его руки, вместо того чтобы притормозить меня, лишь крепче обхватывают талию, будто теперь он пытается не меня удержать на месте, а себя на ногах.

— Требую, — коротко отвечаю и сжимаю его член сильнее, отчего мой рот предательски наполняется слюной от страстного желания изучить все его выпуклости своим языком. — Если хочешь добиться от меня послушания и верности, тогда и ты забудь о других женщинах. Иначе я не согласна.