В ритме сердца

Но ты поверь, Николь! Поверь всем сердцем, что тоже заслуживаешь любви, внимания, заботы. И позволь себе, наконец, насладиться всем этим. Поверь Адаму, его магическим, не лгущим глазам и сказанным словам о том, что сегодня — это только ваше начало, а не твой очередной яркий сон, что как обычно бесследно исчезнет с новым восходом солнца.

Глава 9

Выбраться из уединённого местечка нам с Адамом помогла ещё одна минующая нас пара гостей, попутно наградившая меня щедрым комплиментом об эффектном выступлении с Брауном. И должна отметить, я была приятно удивлена не расслышать в их учтивых голосах и капли ехидства или порицания, что успокоило меня в том, что наш горячий танец с Риком всё-таки сумел вписаться в допустимые нормы поведения данного мероприятия.

Лишь когда лестные комментарии в мой адрес начали сыпаться практически от каждого вставшего у нас на пути гостя, моё кратковременное умиротворение и немалая доля гордости за себя сменились прежней тревогой, вызванной одним немаловажным моментом, что способен сообщить Остину о моём сегодняшнем времяпровождении гораздо быстрее, чем болтливый язык Эндрюза.

— Адам… — крепче сжимаю пальцы на его предплечье, поднимая на него вопрошающий взгляд.

— Ну что ещё? — шумно выдыхает он, словно от безысходности запрокидывая голову назад.

— Ну… просто… я хотела… — торможу, пытаясь найти правильные слова, чтобы не нарушить только что установившуюся между нами идиллию.

— Лина, говори всё сейчас, потому что дома я тебе этого делать больше не позволю, — многозначительно заявляет он и всматривается в моё лицо так, будто одним лишь только взглядом желает вытянуть из меня всю суть проблемы.

— Хорошо, — прикусываю губу от волнения и начинаю: — Я помню, ты сказал, что можешь разобраться с чем угодно, что я сотворю.

— Ты сделала ещё что-то, чего я не знаю? — тут же озадачено бросает он.

— Нет, нет! Ничего того, что ты уже не видел. Как, впрочем, и все остальные присутствующие здесь люди. И потому… я просто… эм… хотела узнать… ну… — мямлю как двоечница у доски.

— Очень содержательно, мисс Джеймс, продолжайте, — издевается Адам, неторопливо отпивая виски из широкого стакана.

Чёрт, да что такое?! Вот почему во время вранья или неудержимого потока опрометчивых высказываний мой язык выполняет свою функцию добросовестно, а как дело доходит до просьбы о помощи, он вечно превращается в вялую, немощную мышцу?

— Блин! В общем, мог бы ты сделать так, чтобы ни одного видео с моим выступлением и снимка, где мы замечены с тобой вдвоём, не опубликовалось в интернете? — спешно проговариваю я и с досадой наблюдаю, как ожидаемо мрачнеет выражение его лица.

— Ты хочешь, чтобы я стёр все доказательства твоего присутствия на этом вечере?

— Если это возможно, — неуверенно бормочу.

— И сделать я это должен, потому что всё ещё наивно верю, что ты желаешь скрыть свой маленький секрет от брата?

— По этому поводу ты можешь мне верить, Адам. Он мой брат, — приглушённым, но твёрдым голосом заверяю я. — Если ты по-прежнему сомневаешься в моих словах, можешь хоть всех соседей в моём доме опросить. Каждый скажет, что мы с ним с раннего детства дружим и ничего большего между нами никогда не было и не будет.

— Насчёт этого не волнуйся, Лина, я непременно прикажу это сделать, — сухо отвечает он, меряя меня испытывающим взором. — Но даже если мы допустим, что я поверил тебе уже сейчас, веской причины, почему тебе необходимо от него что-то скрывать или отчитываться, я всё равно не улавливаю.

— У тебя есть братья или сёстры?

— Нет. При чём тут это?

— А при том, что поэтому ты и не улавливаешь, Адам. Он — моя семья. Ты же ни черта обо мне не знаешь, кроме того, что написано в нарытых на меня бумажках. Он единственный, кого волнует моя жизнь, а отчитываться перед ним я должна по одной простой причине — если бы не мой брат, я сейчас не стояла бы перед тобой, а давно уже была бы мертва, понимаешь? Мы с ним очень близки, и я уверена, что он только порадуется за меня, когда я сообщу ему всё про нас. Но я хочу это сделать лично. Для меня это важно. Очень. Я не могу допустить, чтобы он прочитал что-то в новостях или же выслушал бред от Марка, и поэтому мне также нужно…

— Нет! Об этом можешь сразу же забыть, — властно прерывает он.

— Но я должна с ним поговорить.

— Нет!

— Адам!

— Нет!

— Он всё расскажет моему брату, — мой голос начинает походить на щенячий скулеж, но даже это никоим образом не влияет на непреклонный отказ Адама.

— Нет! Если я сказал, что Эндрюз к тебе больше не подойдёт, значит, так и будет! — твёрдо отрезает он, раздражая мой бунтарный нрав до скрежета зубов, что истошно призывает меня выкрикнуть ему в ответ: «Не он ко мне подойдёт, я сама это сделаю! И ты никак не сможешь этому помешать!», но рациональная часть меня, к счастью, вовремя меня останавливает.

— Хорошо, — смиренно произношу я.

— Хорошо? — Адам откровенно недоумевает, явно уже приготовившись к очередному продолжительному батлу.

— Хорошо.

— Вот так просто?

— Вот так просто.

— Где подвох? — чёрные глаза жгут меня своим подозрением.

— Да нет никакого подвоха. Ты мне всё равно не позволишь его найти, поэтому к чему вести споры? К тому же… — прислоняюсь к нему ближе и провожу ладонями по лацканам пиджака, разглаживая несуществующие складки. — Ты ещё не знаком с моей более сговорчивой стороной, которая при желании может быть очень даже покладистой и удерживать себя от никому не нужных пререканий.

— Да что ты говоришь? Любопытно, — усмехается он, опуская руку на мою поясницу, посылая мельчайшие разряды тока по коже. — И когда же твоя сговорчивая сторона добровольно этого хочет?

— Как когда? — наигранно изумляюсь. — Тогда же, когда она получает то, что очень-очень сильно просит. — Впиваюсь в него умоляющим взглядом, представляя себя котом в сапогах из мультика «Шрек».

— Умильно хлопать своими красивыми глазками ты называешь «очень-очень сильно просит»? — нахально ухмыляется он. — Я надеюсь, ночью ты выберешь более изощрённые методы для достижения своих целей.

— Адам! — слегка толкаю его в грудь. — Ты хоть немного можешь подумать о чём-то другом?

— Честно? Рядом с тобой думать о чём-то другом для меня невозможно.

— Ну хоть попытайся, что ли. Я же с тобой сейчас серьёзно говорю.

— Мне кажется, мы только и делаем, что весь вечер серьёзно разговариваем, — тяжко вздыхает Адам.

— Но раз у нас сейчас всё равно нет возможности заняться чем-то более изощрённым, может, ты мне ответишь — поможешь ли ты мне или нет? — возвращаюсь к важной для меня теме, нервно теребя пуговичку на его рубашке.