В ритме сердца

— Ты опять вздумала диктовать мне свои условия? — низким утробным голосом выдавливает он, но нет в нём больше злости и раздражения. Только похоть. Животная, ненасытная, позволяющая мне ощутить долгожданную власть над ним.

— А у меня получается? — шепчу я, потираясь щекой об его линию челюсти, покрытую густой щетиной, параллельно водя рукой сквозь материю брюк по всей длине его члена. Равномерно, неторопливо, адски мучительно даже для самой себя, то сжимая крепче в ладони, то расслабляя хватку, то едва ощутимо касаясь кончиками пальцев самой головки. И судя по последующей череде глухих стонов и нелицеприятных эпитетов, то и дело вырывающихся из уст Адама, мне становится предельно ясно, что эти невинные ласки ему более чем приятны.

Хотя тут я ничуть не удивляюсь — в этой начальной стадии «обработки» мужчин у меня опыта предостаточно. К сожалению, в «Атриуме» мне частенько приходилось доводить клиентов до оргазма именно таким способом, чтобы суметь избежать с ними уединения в приватной комнате, при этом оставив их удовлетворёнными сервисом клуба.

И обычно под маской «Аннабель», что соблазнительно улыбалась и сопровождала рабочий процесс нашёптыванием всяких пошлостей на ухо клиентам, я едва сдерживала в себе рвотные рефлексы, но сейчас от прикосновений к его горячей, твёрдой плоти, с каждым новым движением всё сильнее набухающей под моей ладошкой, я сама готова кончить в любой момент.

И я непременно бы сделала это сразу же вслед за ним, если бы Адам резко не остановил меня и не отстранился.

— Добрый вечер, — почти в один голос с нами вежливо здоровается мимо проходящая пара гостей.

— Добрый, — будто перестав дышать, предельно сдержанно отвечает Адам, и лишь когда улыбчивые гости, спокойно продолжив свой путь, скрываются за поворотом, он с облегчением выдыхает, явственно радуясь тому, что они не заметили нашу с ним интимную беседу.

— Видели бы вы своё лицо, мистер Харт, — с лучезарной улыбки срываюсь на смех от того, что на душе так непривычно хорошо и беззаботно, что необходимость оставаться незамеченными лишь придаёт моим и так головокружительным ощущениям особенный смак.

— Дьявол, Лина, ты хоть понимаешь, что рядом с нами находится весь высший свет Рокфорда? — осипшим от возбуждения голосом негодует он, продолжая сохранять между нами безопасную дистанцию.

— Нет, Адам, дьявол — это ты, а я простая смертная, что заранее предупреждала тебя о своих дурных манерах, да и хочу отметить, ты не шибко-то рвался остановить меня. Ещё минуту назад перспектива разгуливать среди влиятельных людей с обконченными штанами тебя не особо смущала, — томно ухмыляюсь я, встречаясь с его отливающим всеми оттенками первобытных инстинктов взглядом.

— Тебе точно категорически запрещается пить, — с очередным тяжёлым вздохом он нервно запускает руку в свои волосы, явно отправляя все свои ментальные силы на то, чтобы усмирить выпирающую из-под брюк эрекцию.

— Алкоголь тут вовсе ни при чём. — Наслаждаясь картиной, как он тщетно пытается вернуть свой излюбленный бесстрастный вид, я расслабленно прислоняюсь спиной к мраморной колонне, принимаясь наматывать на пальцы светлые кончики волос. — Уж прости, но я не могла упустить столь уникальную возможность хоть немного подразнить тебя, пока твоё «очарование» приглушено, и я могу всецело контролировать своё тело. А то как-то нечестно получается. Не одному же тебе разрешается постоянно мучать меня своими сексуальными издевательствами.

— Издевательствами? — от крайне сильного, не совсем понятного мне изумления Адам начинает нервно посмеиваться, а я на короткое мгновенье замираю, понимая, что вот она — та самая улыбка, при виде которой я словно оживаю и чувствую себя точно сияющей в ночном небе звездой. Яркой. Свободной. Настоящей.

Вот же чёрт!.. Похоже, я всё-таки капитально попала! Ведь до сих пор я испытывала нечто подобное лишь во время танца и когда проводила время с Остином.

— Ты ещё не знаешь, что такое издевательства, Лина, — глубоко втянув ноздрями воздух, Адам наконец подходит ко мне ближе. Опускает голову к моему плечу, проделывает губами трепетную линию по изгибу шеи к раковине уха, будоража мой слух своим напряжённым шептанием. — А точнее не знаешь, как нещадно ты издеваешься надо мной.

— Я?! — а вот теперь неслабо удивляюсь я. — Ты ничего не попутал? Я ещё даже ничего не начинала делать.

— А тебе и не нужно ничего делать. Ты уже до невыносимости измучила меня своей строптивостью и импульсивными поступками, поэтому, если ты не хочешь, чтобы я забыл обо всём и трахнул тебя прямо возле этой колонны, придержи своё желание подразнить меня до момента, когда мы вернёмся домой, где ты сможешь ни в чём себе не отказывать. — Он плавно обводит пальцем контур моих губ, жадно сглатывает, прищуриваясь, словно от боли, отчего я преисполняюсь каким-то злорадным млением, подстёгивающим меня продолжать.

— А с чего ты решил, что я не хочу, чтобы ты меня трахнул… прямо… возле… этой… колонны? — каждое слово я чередую с мягким поглощением его пальца в свой рот, не разрывая связи между своим лукавым взором с его похотливым.

— Мать твою, прекрати это! Ты какого чёрта вдруг так осмелела?! — он с глухим рыком заключает моё лицо в свою ладонь и смотрит так, будто хочет меня слопать. И я сейчас серьёзно про слопать говорю. У него такой взгляд, от которого в фильмах ужасах люди с криками уносятся прочь от хищного зверя. Я же наоборот — даже не планирую двигаться с места, точно умалишённая жертва, добровольно желающая оказаться в его безжалостных лапищах. Прям очень желающая. Сильно, глубоко и долго желающая… Но только без всяких просьб.

— Я осмелела, потому что знаю, что ты ничего не сделаешь, — игнорируя его суровый тон, невинно хлопаю ресницами и прикусываю губу, ловя себя на мысли, что выводить его из равновесия определённо станет моим новым любимым занятием.

— И позволь поинтересоваться: откуда в тебе такая уверенность, дикарка? Я думал, ты уже успела уяснить, что, если я захочу, меня ничто и никто не остановит. — Уже приступив поедать меня одержимым взглядом, он спускает руки к моим налитым полушариям, сминая их сквозь лиф в своих ладонях, вытягивая из меня невольные стоны.

— О-о-о, это я уже давно уяснила… Но… В этот раз кое-что тебя всё-таки удержит от своих желаний… — нарочно томлю с продолжением, вновь обхватывая его руками. Но теперь чуть ниже. Врезаюсь пальцами в его ягодицы, прибивая к себе его могучее, крепкое, выкованное из налитых силой мышц тело, что от нашей близости вмиг превращается в сталь.

— Ммм… — следует его болезненный стон, издающийся не из горла, а будто из самой груди, а вслед за ним новая порция отборного мата, от которого я завожусь ещё сильнее, непроизвольно начиная тереться об него как изголодавшаяся кошка. — Я не знаю, что на тебя нашло, но ты ведьма, Лина! Долбаная ведьма! Которая даже не знает, что сейчас творит.

— А что я такого творю? Разве не этого ты хотел? Чтобы я дала себе волю. — Точно дикое животное, скольжу языком по его подбородку к губам, схватывая нежную кожу зубами. — И вообще… Не знаю, почему ты постоянно называешь меня ведьмой, но должна признаться, что дикарка мне определённо нравится больше, — мурлычу я и вновь плавно направляю руку к центру управления над каждым мужчиной, но в этот раз мой порыв своевременно пресекается.

— Я сказал — хватит! — Одним быстрым движением он прерывает мои извивания, прибивая меня к колонне так, что я едва могу набрать воздуха в лёгкие. — Я больше повторять не буду! Если ты сейчас же не придёшь в себя и не опомнишься, где мы находимся, клянусь, я не сдержусь! Оттрахаю тебя. Не церемонясь. Прямо. Здесь. И похрен мне будет, если нас кто-то увидит, а затем жёстко накажу тебя дома за такое поведение, что, несомненно, подорвёт мою репутацию! И уверяю тебя, тогда тебе нужно будет умолять меня втройне упорней, чтобы наказание моё тебе понравилось! — угрожающее рычание смешивается с его рваным дыханием, пока он продолжает намертво сдавливать меня между собой и колонной.