В ритме сердца

— Баб много не бывает — это раз. Мои дела с Эмилией тебя вообще не касаются — два! И ты не в том положении, Никс, чтобы продолжать вести себя со мной подобным образом — три. Или лучше называть тебя Аннабель? Ммм? — ядовито ухмыляется негодяй, по-прежнему истекая кровью.

«Чтоб из тебя всё до последней капли вытекло, ублюдок! Вместе со всем содержащимся в тебе говном!» — слова так и рвутся наружу, но мне приходится насильно затолкнуть их обратно.

— Об этом я и хотела поговорить. Мне нужно тебе всё объяснить, — взволнованно произношу я, вновь предлагая ему салфетки.

— С хуё*ой ноты ты решила начать свои объяснения, — весь вид Эндрюза по-прежнему сочится злобой, но салфетки на сей раз он охотно принимает. — Да и опоздала ты немного, Никс. Не нужны мне больше никакие объяснения.

Что? Что?!! Что-о-о?!!

— Что ты только что сказал?! — мой голос сипнет от пробившего всё тело ужаса. — Ты уже всё рассказал Остину?! Рассказал?! Отвечай, чмо, рассказал?! — я грубо хватаюсь за ткань его пиджака. Меня буквально трясти начинает от его злорадной улыбки, что в совокупности с кровавыми следами на лице делает его похожим на полоумного маньяка.

— Ох, как же ты резко меняешь своё настроение, Никс. Ты уж выбери какое-то одно направление в общении со мной, а то противоречишь сама себе. И отцепись от меня, живо! — раздражённо рычит он, но я не слушаюсь, озадаченная лишь одним вопросом.

— Скажи! Скажи, Марк! Ты всё ему рассказал?!

Ещё одна мерзкая ехидная ухмылочка летит мне в ответ вместе с каплями его крови на мои предплечья. Лишь они заставляют меня отпустить его пиджак и сделать шаг назад, поспешно стирая с кожи багровую жидкость.

— Марк! Не молчи! Ты не мог этого сделать! Не мог! Скажи, что не мог, — повторяю скорее самой себе, как утешительную мантру, чтобы не сорваться на истерику.

— Почему это не мог? Очень даже мог. Ты у меня уже который год в печёнках сидишь со своими закидонами, агрессией и вечными драками. Достала! Я тебя никогда не трогал только из-за дружбы с Остином, но, видимо, в жизни всё-таки существует справедливость, и теперь ты заплатишь за всё сполна. Чего я только не узнал о тебе сегодня: стриптиз, секс-шоу, консумация, проституция — неплохой списочек обязанностей для такой пацанки, как ты!

— Я никогда не спала с клиентами! Эрик должен был сказать об этом! — в своё жалкое оправдание выдаю я.

— Да, он вроде бы что-то упоминал об этом, но кто мне помешает добавить Остину немного информации лично от себя?

— Он не поверит!

— Вот уж тут я бы не был так уверен, Никс. После всей твоей лжи он однозначно будет склонен верить больше моим словам, чем твоему очередному вранью. Я уже представляю, как Рид знатно охренеет и безусловно разочаруется в своей маленькой сестричке, когда узнает о её грязной работке по ночам. — Запечатывая себе ноздри кусочками бумаги, Марк насмешливо поигрывает бровями.

— Подожди… Узнает? — судорожно выдыхаю, чувствуя, как сердце от страха стучит где-то в горле. — Узнает? Так ты всё-таки не…

— Нет. Не сказал, — подтверждает ублюдок, но по его лукавому взгляду понимаю, что шибко радоваться мне этой новости не стоит. — Пока не сказал. Крайне не хочется сообщать о подобной сенсации по телефону, отвлекая его от важных собеседований. Нет, я дождусь, когда он вернётся в Рокфорд, и сразу же просвещу его, а пока до его приезда у меня есть в запасе несколько дней, чтобы как следует обдумать свой рассказ. Обещаю тебе, Никс, я подключу все свои прирождённые ораторские навыки и опишу твою низменную деятельность во всех красках.

— Марк… пожалуйста, — практически скулю я.

— Что пожалуйста? — его насмешка сменяется высокомерным презрением. — Допрыгалась ты, Никс, ох допрыгалась. Не представляешь, с каким удовольствием я буду тебя сдавать.

— Не надо, не делай этого. Ты разве не понимаешь, что я не по своему желанию там работаю? У меня не было выбора. Тебе же известно, в каких условиях я живу. Мне нужны были деньги, чтобы не остаться без крыши над головой. Только поэтому я устроилась в «Атриум». Не говори ему ничего, прошу тебя, Марк, хоть раз поступи по-человечески. Пожалуйста, — с отчаяньем умоляю я, мать его, кретина Эндрюза, даже невзирая на гадкое чувство внутри, будто я сейчас жалобно выпрашиваю у прохожего милостыню.

Неважно! Это всё неважно. Что угодно, лишь бы Остин ничего не узнал.

— По-человечески? — криво усмехается. — Ты сама-то хоть раз способна себя по-человечески повести? Только и делаешь, что с кулаками постоянно налетаешь. Даже здесь, на званом вечере. Вон как вырядилась. Прям вся такая девушка голубых кровей. Смешно просто. Тебя в какое платье ни одень — всё безрезультатно, каким животным была, таким и останешься.

«Сам ты животное! Безмозглое, мерзкое, похотливое животное!» — хочется прокричать ему в рожу, но я сжимаю кулаки и молча терплю, наблюдая, как Марк подходит ко мне ближе, свысока жаля оценивающим взглядом — сальным, пачкающим, в точности таким же, какой я ощущаю на своём теле каждую ночь в «Атриуме».

— Правда, должен признать, в таком прикиде к твоему несносному характеру бесспорно добавляется один приятной бонус, — он наклоняется к моей щеке так близко, что в нос ударяет острый металлический запах крови вперемешку с парами алкоголя, отчего я еле удерживаюсь, чтобы не поморщиться. — Тебе очень сильно хочется вдуть. — А сейчас — чтобы не опустошить свой желудок прямо на него. — Может, именно это тебе и нужно, чтобы хоть немного выпустить свой дикий нрав? Я бы мог тебе с этим помочь прямо сейчас. Видишь ту столешницу? — он имеет в виду туалетный стол, густо заляпанный его кровью. — Она очень даже прочная. Я уже проверил, но можем протестировать её вместе ещё раз, — вкрадчиво шепчет Эндрюз, пока его пальцы неспешно скользят по открытой линии моих плеч, вынуждая меня окаменеть от злости и отвращения.

— Единственное, что мне от тебя нужно — это чтобы ты не выдавал меня Остину, — сдержанно произношу я, ведя плечом назад, пытаясь избежать новых прикосновений Марка.

На короткий момент он загадочно задумывается, прикусывая губу, а я неотрывно смотрю на него и поражаюсь, как парень со столь видной, красивой наружностью может вмещать в себе так много паскудного гнилья?

— И на что ты готова пойти, Никс, чтобы убедить меня этого не делать? — и этот вопрос вместе с алчной подоплёкой, что танцует бликами в его глазах, лишь подтверждает зародившиеся во мне опасения — в обмен на его молчание меня ждёт что-то совсем нехорошее.

— Говори, что ты хочешь, — перехожу сразу к делу, потому как времени тянуть резину у меня нет.

— Отсоси, — бросает он в воздух, которым я тут же захлёбываюсь.

— Что?

— Что-что? Отсоси мне, чего непонятного?

— Ты издеваешься?

— Издеваюсь? А разве похоже? — на полном серьёзе спрашивает Эндрюз, расстёгивая ремень на своих брюках.

— Марк! Я не… — голос от паники отказывается звучать.

— Ой вот не надо мне тут своих «не». Мне ли не известно, какие чудеса вы, девки, вытворяете в «Атриуме». Трахаться, может, ты с клиентами и не трахаешься, но от минетов тебе вряд ли удавалось отвертеться. Так что давай, покажи мне, малышка, чему ты там успела научиться, и если у тебя получится меня удивить, я ничего не скажу Остину.