В ритме сердца
Шрифт:
— Я тебе уже сказала, что мне не нравится, когда мне пудрят мозги и заставляют чувствовать того, чего нет! — сжимая кулаки, свирепо отвечаю я.
— Ох, дикарка, какая же ты всё-таки маленькая врушка, — устало выдыхает он, стирая ладонью капли дождя с лица и волос, создавая на голове лёгкий беспорядок, что делает его ещё более привлекательным.
Хотя куда уж больше, мать его?!
— Я не вру тебе. Ни сейчас, ни тогда ночью! Ты просто не привык принимать отказов, вот и ищешь подвох там, где его нет, — с непоколебимостью в голосе уверяю я, бегло оглядываясь по сторонам в надежде
— Ты права — я никогда не принимаю отказов, но в другом ты опять сильно ошибаешься — ты врёшь не мне, дикарка. Ты врёшь самой себе. И пока ты не поймёшь и не признаешь это, мы с тобой не сможем сдвинуться с мёртвой точки, — заявляет он с видом знатока чужих душ, начиная меня уже не просто злить, а откровенно бесить сверх всякой меры.
Возможно, он правда вытаскивает из меня всю страсть, что я коплю в себе годами, но в самом деле я испытываю её не к нему. Эти мощные чувства, багровое пламя желания, сжигающее меня изнутри, и бурный прилив возбуждения целиком и полностью принадлежат другому.
Я это точно знаю.
Ведь не могу же я испытывать подобное к какому-то наглому чужаку с нечистой силой притяжения, которого боюсь и которому совершенно не доверяю. Правда?
— Я не знаю, что ты там себе напридумывал, но у нашей с тобой мёртвой точки не будет никакого продолжения. На ней мы всё и закончим! — стараясь игнорировать его взгляд, обещающий блаженство, выдаю твёрдо и решительно, что лишь в очередной раз вызывает на его губах насмешливую улыбку.
— Мы закончим, когда я так решу, а пока… — Адам бросает короткий взгляд на свои наручные часы. — Завтра в полдень будь дома. За тобой заедет водитель. — Ни с того ни с сего он врубает режим начальника, прямо-таки повергая меня в шок.
— Что?! Какой ещё водитель? — я теряюсь от неожиданности, тупо таращась на него.
— Завтра вечером ты сопровождаешь меня на одно мероприятие. — И это, на минуточку, никакое не приглашение, а постановка в известность, будто ему даже не требуется моё согласие.
— Ещё чего? — ошарашенно фыркаю. — Я никуда не поеду!
— У тебя нет выбора. Я выкупил тебя у Эрика на целые сутки, — говорит таким небрежным тоном, словно я вещь, а не живой человек.
— Что?! Какого хрена? Вы оба вконец обнаглели?! — я почти что задыхаюсь от негодования.
— В чём наглость? Ты сама сказала, что не уйдёшь из клуба, поэтому придётся работать, просто в этот раз на выезде.
— Смена в «Атриуме» начинается только вечером, да и эскорт не входит в мои обязанности, поэтому я никуда не поеду! — категорично заявляю я, еле удерживая себя на трясущихся от возмущения ногах.
— Поедешь, Николина, и это не обсуждается, — строго отрезает Адам, глядя на меня с чувством превосходства.
— Нет, пошёл к чёрту! Ты не мой начальник и потому не сможешь меня заставить! Так что — ОТВАЛИ!
Мой яростный возглас заглушает резкий шквал ливня, который мы совершенно не замечаем, ведя противостояние взглядов, полных агрессии и какой-то магии, заставляющей мою и так тонкую броню неумолимо приближаться к тотальному краху.
— Ещё как смогу, только тебе лучше не проверять мои способы! — Металл в его голосе красноречиво выражает, что его терпение подбирается к нулевой отметке. — Да и я вообще не понимаю, почему должен тебя
заставлять? Тебе что, не нужны деньги? Я заплачу больше, чем ты сможешь заработать за целую ночь, танцуя на коленях у десятков клиентов. И не только танцуя, — глухо добавляет он с толикой презрения.— Я не сплю с клиентами! И с тобой спать не буду, сколько бы ты ни заплатил! — мгновенно выпаливаю, покрываясь жаром, даже несмотря на обильный поток капающего дождя.
— А я разве предлагаю тебе спать со мной? Можешь даже не мечтать об этом, детка. Речь идёт о торжественном приёме, на который мне нужна компания, и ты мне её составишь.
Ещё одно безапелляционное предложение, дающее мне понять, что он не отступится, не изменит принятого им решения и не оставит меня в покое, пока не добьётся своего.
Но только я усвоила свой суровый урок ещё после нашей первой истории о «просто танце» за десять тысяч долларов, поэтому не куплюсь на подобную глупость, как какой-то светский приём, на который он решил позвать невежественную девчонку.
Мне нужно бежать и прятаться. Опять. И как можно скорее. Об остальном подумаю позже.
И намереваясь оборвать наш разговор прямо на этой ноте, порываюсь сорваться на бег, но, делая очередной шаг назад, я обо что-то неуклюже цепляюсь и начинаю спиной валиться назад.
Адам быстро реагирует: хватает меня за лацкан пиджака и плотно припечатывает к себе.
— Отпустиии! — тут же сдавленно скулю и в попытке отстраниться толкаюсь ладонями в его каменную грудь.
— Мне показалось или ты опять хотела сбежать? — низким шёпотом спрашивает Адам, уставившись на мои губы с животным интересом.
— Не показалось! Отпусти меня! — упираюсь твёрже и замахиваюсь рукой для удара, но он удачно её перехватывает.
— А теперь ещё и ударить пыталась? — его голос мрачнеет, пробирая меня до озноба, до сведённых мёрзлой судорогой мышц, но я всё равно повторяю попытку другой рукой, которую он пресекает с той же лёгкостью, заключая запястье в цепкий захват своих пальцев.
— Ещё раз сделаешь подобное, и я верну тебя в подворотню и трахну прямо среди мусорников так, что ты ни драться, ни даже ходить больше не сможешь, — чеканит он таким тоном, от которого кровь должна была застыть в жилах, но вместо этого вскипает, сжигая весь низ живота.
Чёрт побери! Так не должно быть, это отвратительно и аморально, но я растекаюсь, как мороженое в жару, от его грозного обещания отыметь меня прямо в вонючем закоулке Энглвуда.
— Одно твоё слово, и я это сделаю. — Хищная улыбка трогает его губы, когда он властным жестом схватывает мои скулы, приподнимая голову выше к его лицу, покрытому стекающими дождевыми каплями. — Ты этого хочешь, дикарка?
Мать твою, это ужасно, но да! Именно этого я сейчас хочу!
И удерживает меня от громкого, отчаянного «Да!» лишь его голос, что впервые за нашу сегодняшнюю встречу звучит сдавленно, с тихой нотой мучения, что непроизвольно вынуждает меня смирно застыть и мгновенно прийти в смятение, отмечая в до сих пор непроницаемом лице Адама разительные изменения: он закусывает губу, словно от боли; на острых скулах проступают очертания желваков; венка на лбу учащённо пульсирует, а по чернеющей радужке глаз и тяжёлому дыханию мне начинает казаться, что он испытывает нечто подобное, что и я.