В твоих глазах

— О-но-как-же-мне-жаль! — восклицает профессор и, вскочив, протягивает салфетку, которой пытается оттереть пятна в стиле Круэллы де Виль. К сожалению, результат получается ужасный, он их только размазывает.

Внезапно проф поворачивается ко мне. И подмигивает. Хотя из-за бороды я их не вижу, уверена, ямочки по бокам его губ стали глубже и более дерзкие. К сожалению, мне приходится приблизиться к столу, ведь моя работа — обо всём позаботиться, в том числе и об инцидентах такого рода.

— Байрон, ты чрезвычайно неуклюж, — выговаривает девушка сдержанным тоном. Она слишком вежлива, чтобы позволить ярости охватить её до самых каблуков, шикарных розовых туфель с чёрной отделкой. Будь я на её месте, то вылила бы всё ещё горячее содержимое чайника ему на яйца. Но она нет. Она дрожит, шаркает, размышляя об убийствах, но выражает лишь сдерживаемое разочарование. — Мне нужно идти домой и привести себя в порядок. У меня встреча с членами клуба, и я не могу появиться в таком виде!

Она встаёт, надевает пальто и со стоном смотрит на крошечные брызги крема, которые посмели испачкать даже её винтажную сумочку. Девушка буквально игнорирует меня, когда я спрашиваю, чем могу быть ей полезна (как предписывает сценарий лицемерных любезностей, которые следует произносить в таких случаях). Она уходит и не хлопает дверью только потому, что она утончённая маленькая стерва. Та, кто думает о плохих словах, но не произносит их.

Затем я несу счёт профессору. У него такой вид, будто он выиграл что-то в дурацком соревновании. Его широкая ухмылка — совсем не то, что можно ожидать от парня, который только что превратил костюм своей девушки за три тысячи долларов в тряпку. Потому что уверена и могу поставить голову на кон — это сделал он, и сделал нарочно. И это его чертовски забавляет.

Он достаёт несколько десяток из тёмного кожаного бумажника с пурпурной лилией на лицевой стороне и весело заявляет, показывая мне 50-долларовую банкноту.

— Эти чаевые для вас. Вы их заслужили. Сладости определённо соответствовали назначению. Более липким, по-моему, может быть только быстротвердеющий клей. Обязательно напишите своё стихотворение. Мне интересно его прочитать.

Профессор встаёт, слегка расправляет плечи и идёт к двери. И пока он уходит, я думаю три вещи подряд, три бессмыслицы, такие же неожиданные, как раны, что наносит бумага. Они так быстро всплывают в моей голове, что не могу их остановить.

Он меньше ростом, чем Маркус, но всё же достаточно высокий, чтобы казаться выше меня, чей рост близок к метру восьмидесяти; мне хочется потрогать его чёртовы волосы; и у него чертовски классная задница.

Глава 4

Байрон вряд ли мог назвать себя трусом, и всё же, когда на дисплее мобильного телефона появлялось имя его бабушки, он не мог не почувствовать холодную дрожь, скользнувшую по позвоночнику, как змея. А если звонок раздавался в самое раннее время суток, как в этом случае, змея начинала обвиваться вокруг него своими спиралями. И не потому, что мать его отца была старой истеричной каргой из тех на кого бросаются кошки, или одной из тех ласково-деспотичных старушек, которые кормят вас насильно, пока не лопнут коронарные сосуды. Нет, такую маленькую женщину он даже мог бы найти нежной. Вообще-то, такая бабуля ему бы даже понравилась.

Миссис Лорд совсем не походила на бабушку, не говоря уже о бабушке тридцатилетнего внука. Она выглядела на пятьдесят, если смотреть на неё при солнечном свете с лупой и ехидным критическим взглядом. В сумерках же, в комнате с мягким освещением перед аудиторией льстецов она выглядела на тридцать. Её настоящий возраст (шестьдесят девять лет), был тайной, которую она не открыла бы даже священнику. И безусловно (с этим соглашались все, даже самые прилежные поклонники), миссис Лорд была какая угодно, но только не нежная.

Кроме себя и собственного благополучия, у неё было очень мало интересов, и эти интересы в конечном счёте сводились к ней самой и к тому, что могло принести ей пользу. В частности, в последние несколько месяцев основные усилия миссис Лорд сводились к одной задаче: превратить своего внука из грандиозного разочарования в респектабельного мужчину.

Байрон знал это и всячески пытался её избегать. После смерти родителей бабушка осталась единственным прямым родственником, но это не мешало ей быть болезненной занозой. Холодная, интриганка и лишённая сочувствия. Поэтому он позволил своему мобильному телефону звонить без ответа. Вернувшись с обычной пробежки, Байрон был потным, усталым и нуждался в душе. Он мог бы сказать ей, что не заметил звонка… и так он и решил поступить до пятнадцатого, стойкого вызова. Но потом он почувствовал себя незрелым идиотом и смирился с тем, что придётся встретиться с врагом лицом к лицу. И вот, призвав на помощь в памяти с полудюжины мифологических героев, сражавшихся с гидрами, медузами, драконами и адскими псами-хранителями, которые, возможно, были не худшими противниками, чем его бабушка, он ответил.

— Наконец-то, — сказала Марджери Лорд тоном императрицы, вооружённой скипетром, короной и роскошным горностаевым мехом.

— Как дела, бабушка? — спросил Байрон, помня, как сильно её раздражает этот титул. Нет, он прекрасно знал, как сильно её раздражает такое обращение.

Миссис Лорд величественно проигнорировала вопрос и оскорбление.

— Напоминаю тебе, что сегодня у тебя назначена встреча с Клариссой, — сказала она. — Я в курсе, что она прислала тебе смс с адресом. У тебя нет оправдания для отказа, кажется, это недалеко от того места, где ты работаешь.

— Я преподаю, а не торгую наркотиками. Место, где я работаю, — респектабельный университет, хотя по твоему тону, можно подумать, что это неблагополучный район.

— Ты мог преподавать в Йеле или остаться в Джорджтауне. Не говоря уже о том, что мог уже быть членом парламента и…

— Заложить фундамент для будущего в Белом доме, я знаю, ты часто повторяешь мне эту мантру.

— Похоже, не слишком часто. Семья, из которой ты родом, — одна из самых важных в стране. В ней выросло несколько поколений членов парламента, государственных секретарей, губернаторов и даже вице-президент. Для тебя высшее представление о карьере — это тусоваться среди парт, преподавать поэзию в респектабельном университете, да, но не в лучшем. Кроме того, неужели думаешь, что я не знаю, чем ты занимаешься в этом сомнительном клубе каждые выходные?

— О нет, я в курсе, что ты всё знаешь. С тех пор как я начал ползать, ты и папа пустили по моему следу вереницу частных детективов.

— Будь это правдой, они оказались некомпетентны в своём деле, учитывая все те безумные решения, которые ты сделал в жизни.

— Только не начинай, пожалуйста, с обычного списка, а то мне захочется окончательно сделать вид, что я тебя не знаю.

— На данный момент заставь себя захотеть встречаться с Клариссой Уэлдон. — Голос Марджери Лорд прозвучал ровно и в то же время деспотично. Если голоса людей можно было сравнить с вещами, то её, несомненно, представлял собой мутацию острого стекла в сочетании со скальпелем.

Мысль о Клариссе усилила холодный пот на спине Байрона. Не то чтобы он встречался с ней много раз, но ему было достаточно и тех немногих. Кларисса была неплохой девушкой, с вредностью он мог бы справиться и изучать её, как изучал более мучительные стихи итальянских поэтов XIV века, но против идиотизма мало что можно сделать. Кларисса Уэлдон была живым клише: хорошенькая, богатая дочь толстосума и имбецила. Байрон познакомился с ней на вечеринке в доме своей бабушки в Вашингтоне. Это была одна из тех фальшивых семейных вечеринок, на которых приходится побывать хотя бы раз в жизни. Сразу стало ясно несколько вещей: Кларисса тоже живёт в Массачусетсе, её хотят заполучить в качестве будущей супруги, и она привлекает его, как песня Джастина Бибера.