В змеином кубле
Шрифт:
Конечно, Карл ошибся не меньше прочих. Несмотря на все его… особенности, Его Величество — ничуть не умнее и не проницательнее сверстников. И тоже не понял внутреннего мира невесты…
Но ему и понимать не нужно. По-настоящему он не влюблен. Нечем.
Так что роковой станет ошибка именно Полины. Власть — не у нее. И новой королеве не принадлежат сердце и душа короля — за неимением таковых. Он захотел красивую игрушку — и получил.
Жена не сможет его даже отравить. Король — это вам не барон и даже не герцог. Вдове не получить престол вперед его кровной
Конечно, можно попробовать. Найти сторонников, узурпировать престол, стать вдовствующей королевой…
Можно — если у тебя есть время. Не десять лет, так хоть пять. Не пять, так три. Но у Полины счет идет на недели. Карл сломает ее быстро. Ему, единственному из ее мужей и любовников, плевать, что на самом деле урожденная дама Лигуа — вовсе не хрупка и не беззащитна. Потому как, став королевой, она обрела именно эти качества. Поневоле. Даже если этого еще не поняла.
Впрочем, уже начинает.
И ведь умна. Хитра. Расчетлива. И будет думать, гадать, анализировать — где ошиблась?
Нигде. Неоткуда нетитулованной дворянке знать такие тонкости, как личная жизнь короля. Как и о том, что есть сердца, устойчивые к любой красоте. Ибо они даже не из камня или глины — из гнилой болотной ряски.
А вот и Мальзери… Этот сегодня явился не только с младшим сыном, но еще и с племянником. А жаль. Была надежда, что их не найдут.
А вот Руноса мальчишки сейчас опознают. Жаль, тогда он не догадался надеть маску.
Впрочем, неважно. Они его не выдадут точно.
А если и выдадут — личного лекаря короля не достанет никакой министр. Разве что предъявит официальное обвинение. В предотвращении кровавого жертвоприношения и убийстве толпы сектантов. За что святая церковь немедленно отправит сначала в руки леонардитов, а потом — на костер. Причем отнюдь не обвиняемого.
И в кои-то веки правильно сделает. Для разнообразия.
С паршивой овцы — хоть шерсти клок. Даже грязной. С паршивого церковного Ордена…
Все трое Мальзери — в трауре. В легком. Узкая черная лента через плечо каждого.
Еще бы! Юстиниан, виконт Эрдэн, погиб только в конце весны. Зато Валериан, погубивший мальчишку…
Рунос усмехнулся. Вообще-то бедняга Юстиниан был младше его самого всего года на два.
И дико хочется переговорить с другими мальчишками — теперь уже настоящими. Выжившими. Сказать им… Что? Что и родные Руноса навеки остались в змеином храме — в другом? Что ему самому тогда было неполных четырнадцать? И он едва остался жив? И никогда не забудет…
И к чему это приведет? Кому-то поможет? Или станет легче? А вот хуже станет многим. Только оттого, что некий болтливый лекарь решил вывернуть душу нараспашку. Перед теми, кто может оказаться слишком юн, чтобы хранить чужую тайну. И доверять кому-то больше, чем малознакомому лекарю.
Да-а, Рунос. Ты еще в пьяном виде исповедоваться перед кем начни. Мало тебе, что Жанна вдоволь твоих ночных кошмаров наслушалась? Личный врач называется. Кто кого теперь лечит?
А судя по лицам мальчишек — последние месяцы они провели
в Бездне. На самом дне.И даже полный траур надеть нельзя. Потому что Его Величество Карл и Его Высочество Гуго хотят видеть при дворе лишь буйный гогот и шальные оргии. И никаких кислых унылых рож! И не сметь игнорировать приглашения на балы!
Пожелать бы графу Мальзери в очередной раз дошутиться с его змеиными обрядами! Только обряды как раз не его — вот что страшно. Ну, отправится милейший граф на корм созданиям, коим теперь поклоняется. Так, увы, не один, а со всеми, кого уволочет за компанию. А то и не только с ними. Сброшенный с горы камень убьет не только жертву. И не только того, на кого рухнет жертва. А лавину не остановить на полпути.
Так что пусть лучше старший Мальзери сдохнет как-нибудь иначе. Желающие найдутся. Целые толпы. И жаль, сам Рунос такого права не имеет.
Как и думать сейчас об Элгэ Илладэн! Она — жива, вырвалась на свободу. А даже если и нет — впереди вечность, чтобы ее оплакать. И отомстить.
А сейчас — не смей срываться. Не смей, слышишь?!
Бертольд Ревинтер с толком не пригубленным бокалом белого — трезв как стекло. И хмур теперь всегда. Чем неспокойнее в Квирине — тем больше финансист похож на человека. Что ж — даже у таких есть любимые люди. Жаль, у Ревинтера их мало. А у Валериана Мальзери — нет совсем. Как и у Гуго.
— Дорогой принц, вы удостоили своей беседой лекаря?
Легок на помине — Валериан Мальзери. Всё так же надменен, всё так же неприятен. Скользок, как… Как!
Хотя если сравнить с принцем Гуго… Бывший мидантиец хоть пахнет лучше.
А вот что назвал свинохряка «дорогим» — плохо, очень плохо.
— Да вот — просвещаю юношу! Учу жить правильно.
Гуго, даже пьяный, удивился и, кажется, обрадовался. Засиял жирно смазанным блином.
Разулыбался-то — втрое шире, чем до этого. Все гнилые зубы налицо. Чищеные — хорошо если месяц назад.
Чего не отнять у Мальзери — так это аристократизма во всём. По крайней мере — на людях. В высшем свете и на Регентских Советах.
Презрительная усмешка чуть кривит безупречные губы. Еще у мерзавца не отнять красоты. Даже в почти пятьдесят. На таких и в старости восхищенно смотрят молодые женщины. Совсем молодые.
И только они. Более взрослые угадают за прекрасной оболочкой цветка-убийцы его яд. Безошибочно губящий беспечных бабочек. Даже очень красивых.
Символично, что таких цветов полно именно в Мидантии. И на Востоке, у ханов…
Дядюшка Гуго — хоть и не юная красотка, а при виде улыбки Мальзери расцвел в ответной. Не хуже пиона в Месяц Заката Весны. При всей подлости свинячий принц порой — наивен и простодушен, как… свинья. Куда ему против аристократа змеи знают, в каком поколении? И тоже с королевской кровью в жилах. Только к ней еще прилагаются века воспитания.
А принца Гуго воспитывал лишь самодур-отец, внук барона. По материнской линии. И руководствовался принципом: «Греби под себя, сколько влезет. Жри от пуза. Это и называется — принц».