В змеином кубле

Такое воспитание дает разные плоды — у одних отцов и матерей. У Филиппа выросли и Гуго Амерзэн, и Арно Ильдани. А еще будущий король Фредерик, что совершал и благородные, и откровенно позорные поступки. И лишь ближе к старости стал чем-то походить на Гуго. Да и то — далеко не во всём.

Впрочем, как раз в этом ничего удивительного нет. Арно обуздывал дурные инстинкты (если они у него вообще были) всегда, Гуго — никогда. И то, и другое встречается редко. Больше тех, в ком намешано и добра, и зла. Как в короле Фредерике.

— Не думаю, что ему пойдут впрок ваши советы, дражайший принц, — вновь усмехнулся герцог Валериан. И тут же добавил:

— Да и, право, зачем ему? У него нет ни одного из ваших достоинств, чтобы привлечь прекрасных дам. Ни малейшего.

— Это точно! — довольно хохотнул Гуго. — Но мне его порой так жаль…

Какая мерзость! Впрочем, Рунос слышал, что порой Гуго искренне жалеет какую-нибудь безвременно почившую комнатную собачку. И при этом другими собачками (побольше) травит окрестных крестьян.

Впрочем, хуже ли он Валериана Мальзери, что не жалеет никого? Правда, говорят, ценит свою коллекцию картин. И искренне огорчился, что великий Готта не нанес ему визит в прошлом году — когда заезжал в Лютену. А ведь его планировалось даже пригласить за хозяйский стол. Неслыханная честь для почти простолюдина!

2

Только не это! Карл! Яркие кричащие тряпки в цветочках, камзол… еще и нараспашку. Явственно полная, рыхлая фигура. Жирная. Расплывшаяся.

Это у них семейное, что ли? Гуго похож на винную бочку, Фредерик тоже был склонен к полноте. Правда, последний — только после сорока. И лет этак нескольких кутежей.

Впрочем, Гуго ими увлекается чуть не с детства.

У Жанны — соблазнительно пышные формы… пока соблазнительно. Арно был то ли исключением, то ли постоянные тренировки и походы не давали природе взять верх.

Впрочем, Карл перещеголял всю родню, вместе взятую. В двадцать, говорят, даже Гуго был еще красавцем.

— Мы с моим хорошим другом Вало беседовали о жизни! — Амерзэн подхватил под локоть Валериана.

Тот даже не поморщился от такой фамильярности — ни словесной, ни прочей. Мидантийское воспитание.

Рунос тяжело вздохнул. Сразу трое представителей дворцового зверинца — это уже перебор. Даже для него.

Жанна, где же ты, твое спасительное Высочество? Или особо наглые прихлебатели короля и принцев? Вас ведь тут полно.

— Я хотел представить Его Высочеству моих сына и племянника, — одними губами улыбнулся Мальзери.

Интересно, он иначе вообще умеет?

Впрочем, возможно. Торжествующе. Особенно — на могиле врага.

— Чудесно, чудесно! — Карл расплылся в столь пьяной ухмылке, что Рунос едва не поморщился. А Валериан и бровью не повел. — Но зачем они моему дяде? Я сам с огромным удовольствием окажу поро… покро… ик… покровительство столь достойным молодым… ик… людям.

И, сбив остатки пафоса, пьяно и глупо захихикал.

Рунос про себя застонал. Король достаточно набрался, чтобы настоять на своем. И недостаточно — чтобы наутро забыть о разговоре.

На кой у Мальзери вообще такой длинный язык? Глупость Гуго — заразительна?

— Но как же теперь быть, Ваше Величество? — вновь натянул улыбку граф Валериан. — Я уже пообещал адресовать эту просьбу вашему мудрейшему дяде. Может, сделаем компромисс?

— Вы осмеливаетесь спорить со своим королем?! — пьяно вызверился Карл. — Т-ты осм-мел-ливаешь-ся…

— Никак нет, Ваше Величество, — нижайше склонился Мальзери. — Но моему сыну пора на военную службу. И потому я буду счастлив — если Его Высочество примет Октавиана в ряды своей доблестной гвардии.

А уж сын-то как будет счастлив! Уже розово-голубую форму себе сшил, не сомневайтесь.

— Зато мой племянник — слишком молод для армии, но уже жаждет послужить своему королю и своей стране. Он горит желанием быть представленным Вашему Величеству.

Змеи! Поминать их лишний раз — совершенно незачем, но как тут удержишься?

— Ваш племянник — красив? — бесцеремонно перебил Регента Карл. Уже плотоядно облизываясь.

Руноса передернуло.

— Очень, Ваше Величество, — улыбнулся Мальзери. Уже с явным облегчением, подонок! — Илладэнцы славятся красотой. А уж герцогский род…

Славятся. А еще — смелостью, гордостью и владением шпагой. Как уроженцы Мидантии — подлостью и лицемерием.

— Я хочу… Мы желаем видеть вашего ик… племянника! Мой милый Рунос, вы со мной? — Карл немедленно развернулся к нему. — Я хочу, чтобы вы осмотрели его. Достаточно ли он здоров, чтобы ик… достойно служить мне?

На «милого Руноса» немедленно уставился Мальзери. И все мысли бывшего мидантийца в кои-то веки читаются явственно. Прямо на красивом, породистом лице — большими буквами. Начинаются на лбу, ползут к щекам…

Горностай — рядом с двумя пурпуророжденными свиньями. Но ничуть не менее подлый. Только умнее. К сожалению.

— Что вы, мой милый Валериан? — Карл подхватил его под второй локоть. (На первом по-прежнему висит неподъемная туша Гуго.) — Мой верный Рунос служит мне совершенно иным образом. Не думаете же вы, что у меня совершенно нет вкуса? — хихикнул Его Ничтожество. — С такой внешностью, как у нашего лекаря, ему только в монахи идти. Ни лица, ни фигуры, ни стати… Впрочем, он это знает.

— Ваш врач знает свое место — похвальное качество в наше время, — усмехнулся Валериан. — Если он когда-нибудь вам надоест — с удовольствием предоставлю ему место в моем доме.

Стоп! Здесь-то какое третье дно?

Кстати, до особняка «милейшего Валериана» добраться бы надо. И узнать наверняка, не предоставил ли он «место» еще и девушке Эйде с дочерью?

— Что вы, я слишком ценю милейшего Руноса. Он не только знает свое место, но и занимает его по праву. Он — никакой юбочник, но просто удивительный лекарь. Золотые руки и тончайшее чувствование… чувствительность… душей… душ людей…