Вечно 17

Зная, что тот обязательно спросит меня о самочувствии, я приготовила заранее ответ.

– Я в порядке… Но вот ты явно нет. Что-то случилось, да? Расскажи, – моя рука дотронулась до его ладони. Эрик протяженно выдохнул и поглядел в окно. Интересно, почему все смотрят именно туда?

– Неважно. Со мной все хорошо.

– Эрик, – я сделала серьёзный вид, но наверняка с моими опухшими глазами, обветренной губой, я выглядела жалко, – рассказывай, не то заставлю!

Он засмеялся и начал поглаживать мою руку.

– Дело в «сходке».

– Ты ведь не отдашь «сходку» этому козлу? – перебила я, вспомнив телефонный разговор. Нансен замялся.

– Дослушай, все станет ясно. Ты, наверное, не знала, что наша Кэтрин уже как неделю встречается с Фредом?

Господи… На секунду я забыла как дышать. Голова перестала работать, и я просто находилась в ступоре… Кэтрин я видела всего один раз в жизни, когда впервые пришла в «сходку», и с тех пор ни разу её не встречала. Девушки не было и на нашем официальном свидании. Насколько помню, Эмма и Ванесса говорили, что Кэтрин влюблена в Нансена, и что же я слышу сейчас? Как можно быть такой дурой? Она предала своих друзей и ушла к этим бандитам. Это не точно, но по любому Фред использует девушку. Так думаю я. Даже не знаю, что сказать Эрику…

– Э-э-э, ясно… И что? – я отбросила ненужные мысли.

– Она больше не с нами. Рэй улетает в Хельсинки. Родители Джея решили переехать в Чикаго, он тоже в ауте. Скотт…

– Скотт тоже?! – почти закричала я.

Эрик кивнул.

Земля перестала меня держать; все вокруг плывет. Боже, если Скотт улетает, то у Роуз поедет крыша. Она ведь влюблена в него. Я не знаю о чем думать, как думать, зачем думать. Я уже ничего не понимаю. Мысли лишь о разбитом сердце Ро. Я берусь за голову и отвожу взгляд в сторону, словно что-то ища. На самом деле мне просто захотелось позвонить подруге и узнать как она поживает. Быть рядом с ней, когда все рушится. В этом и есть вся суть дружбы – помогать друг другу и быть рядом.

– Скотт решил поступить в колледж со спортивным уклоном. Мой лучший друг уезжает; мы с тобой в одной яме, – говорит Эрик.

Я молчу и думаю над его словами. Долго думаю. На что он намекает?

– Подожди, что ты имеешь в виду? – нахмурив брови, спрашиваю я. Надеюсь это не то, о чем я подумала. Нансен грустно улыбнулся. Я чувствую, как к глазам подбираются слезы. Моё сердце начало колоть. Все спуталось внутри; стало непонятным и сложным. Я быстро моргаю, чтобы избавиться от пелены слез в глазах, но старая пелена заменяется новой. Как же больно отпускать человека, который был для тебя всем. Люди уходят неожиданно. Уходят они, а больно нам. В голову, как пощёчина по лицу, врезались воспоминания былых времён. Вот мы с Роуз играем в куклы в детском саду; болтаем и смеёмся, пока все спят на тихом часе. Вот я у неё на дне рождения; тогда я подарила ей комплект доктора. Потом я вижу, как мы вместе заходим в наш класс, где учились на протяжении одиннадцати лет. На мне темно-синяя юбка и рубашка, а на Роуз красивый сарафан с бантиком. Мы тогда ещё сидели весь год за одной партой. Я вспомнила все: взлёты и падения; ссоры и применения; первую любовь; знакомство с Беном и Коди; наш первый бал, тогда мы пришли с парнями (Роуз была с Беном, а я соотвественно с Хвостиком). Я помню, как Ро впервые меня накрасила и сделала маникюр. Помню, как мы бежали за автобусом, потому что подруга забыла свой рюкзак. Помню, как обещали друг другу никогда не расставаться и выйти замуж в один день. Эти воспоминания, как петля на шее, которая становится все туже. Сама того не понимая, я начала реветь взахлёб. Мне стало так одиноко, будто все на планете вымерли, и я осталась одна; словно мне забыли на краю света. Мне так больно, что я услышала это не от неё, а от Эрика. Почему знают все, кроме меня, а я ведь её лучшая подруга! Черт, как же хочется напиться и забыть про своё существование. Вот она уедет, и что будет потом? Она – моя половина; мой тайный дневник, который никогда не был прочитан кем-то посторонним. Это невозможно… Я буду идти по коридорам школы без её болтовни, без её смеха, без её историй. С кем теперь я буду обедать в кафетерии? С кем буду делать лабораторную по физике? Кто будет меня утешать, когда я почувствую боль? Да… Уходят люди, но не воспоминания… Я прикрываю лицо руками и начинаю громко плакать, задыхаясь от собственных слез. Господи, пусть это будет неправдой! Прошу, я же не смогу без своей подруги, которая стала мне родной сестрой. Я не смогу. Не смогу.

Эрик садится передо мной на корточки и хватает руками мои ладони, пытаясь убрать их с моего лица. Я сопротивляюсь, но это продлилось не очень долго. Вскоре я сдаюсь и прыгаю в объятия парня, рыдая ему в плечо. Только мы остались друг у друга. Мы вдвоём против целого мира, в котором нет веры, надежды и любви. Рука Эрика гладит мою голову, стараясь успокоить мой душераздирающий плач, но бестолку. В душе все накопилось, я просто хотела выплакаться; выпустить пар. Боль – сильный яд, от которого человек умирает, оставаясь живым. Так вот, я мертва. Меня добили.

– Этого не может б-быть, это неправда, это чушь, это бред… Она не могла… Не может меня бросить, она моя подружка, лучшая подружка, Эрик… Не могла, – внушаю я себе, осознавая реальность.

Эрик обнял меня сильнее.

– Рэйчел…

Я отодвинулась от него, чтобы взглянуть ему в лицо. Мы сидим друг напротив друга и смотрим в глаза. Мои дрожащие губы пытаются что-то сказать, но эмоции не позволяют собраться с силами. Я выдыхаю.

– Почему? Почему люди уходят?

Эрик протер разбитой рукой мою щеку.

– Люди уходят всегда. Да, нам будет больно и обидно, и наверное, мы никогда не сможем их заменить кем-то другими, но лучше отпустить, чем пытаться удержать человека, который в тебе не нуждается.

От слов Нансена я снова начинаю плакать. Я опять прижалась к его груди, которая была для меня успокоительным и антидепрессантом. Да, он прав, но это правда сводит меня с ума. Похоже, пришло время сказать «прощай».

– Эрик… я не хочу этого, не хочу, не хочу… Она не может уехать, не может!

– Мне правда жаль. Но это не все новости.

Я судорожно дышу, будто меня душат подушкой. Мне так не хочется слышать ещё что-то плохое, ибо моё сердце лопнет, как воздушный шар. Приготавливаю себя к плохим новостям.

– Что ещё?

– Адриан и Эмма решили уйти из «сходки». Они сказали, что нет смысла собираться, если все разъезжаются. Вот и пришёл конец нашей дружбе, нашей компании…

Сердце снова сжалось. Теперь мне больно ещё и за Эрика, ведь ему это было важно. Это был его второй дом. Он, как и я, потерял друзей. Почему мы с ним такие неудачники?

– Значит, ты и вправду отдаёшь «сходку»?

– Да. Мне уже надоело бороться. Они хотят это место – пусть подавятся. Я вне игры.

Молчание. Я бы рассказала ему о выгодной сделке насчёт «сходки», но раз ему это не надо, то промолчу. Может, оно и к лучшему, а может нет…

– Знаешь, все так быстро оборвалось, мне аж не по себе. Главное, что мы есть друг у друга. Этого у нас не отнять.

– Этого у нас не отнять. – повторил Эрик, прижимая меня к себе ещё ближе. Я закрываю глаза и растворяюсь в воздухе.

Глава 17

Я чувствую дыру внутри себя. Дыру, которую не сможет заполнить уже никто. Мне до смерти обидно. Это чувство не покидает моё сердце, превращая его в твёрдый холодный камень. Я пытаюсь сдержать своё тело и не упасть прямо на сырой асфальт, однако, это с трудом удаётся, ибо с каждой секундой моё состояние все более ухудшается. Я попросила Эрика подбросить меня к дому Роуз, чтобы начать разговор, который подруга так старалась избежать. На меня напала такая злость, такая сильная ненависть, что я еле сдерживаю себя, чтобы не закричать на всю улицу и оглохнуть от собственного крика. В животе что-то колит, тянет к земле; эта непонятная тяжесть становится все больше и резче, и потому я держусь за желудок, пытаясь заглушить непонятное состояние внутри себя. Мне очень плохо. Очень сильно. В голове все перемешалось в одну кучу, образовав какую-то паутину из грустных воспоминаний, которые я обязана выбросить в мусорное ведро, а мне ведь не хочется. Пелена слез не сходит с моих глаз; я стою напротив входной двери Фишеров в тонком жакете и пытаюсь собраться с мыслями. Сердце предательски ноет, губы, как у ребёнка, дрожат; под глазами огромные синяки, будто мне с рождения не говорили, что по ночам надо спать. Моя ладонь собрана в дрожащий кулак, который замер в сантиметре от двери. Не могу. Черт подери, как же это непросто. Вот войду я в дом, и что дальше? Что я должна говорить и как? Кричать или плакать? Молить её не покидать город? Что? Что я должна делать и как себя везти. Как удар под дых в голову пробрались старые воспоминая, и, сдавшись, я сажусь на холодный бетон, и начинаю реветь, задыхаясь от собственных слез. Я обхватила шею руками, смотрю на землю и плачу. Все тело горит, а кожа жжется, словно меня бросили в костёр. Прикрываю рот руками, чтобы никто не слышал всхлипы и раздражающий плач. Мне так одиноко, мне так грустно, мне очень паршиво. Ну почему люди уходят?! Почему уходят, когда мы без них не можем?! Это несправедливо, слышите?! Главное вовремя понять кто отпустит твою руку, чтобы отпустить её первее. Так вот, я поздно распахнула веки. В сердце попала стрела, которая пробила во мне огромную дыру. Внутри меня лишь ветер. И больше ничего. Опять вспомнив о наших посиделках с Ро, я начинаю рыдать. Слезы стекают с пылающих щёк и разбиваются об землю. Я вытираю глаза руками и поднимаю голову вверх к небу, грозно смотря в темноту. Все небо затянуто чёрными тучами, и это было очень кстати. Если пойдёт прямо сейчас дождь – я не расстроюсь, ибо моё настроение настроено на сырость и мелодию скрипки. Перевожу дыхание и устремляю взгляд на огромный дом. Судорожно выдыхаю и встаю на ноги, несколько раз моргнув. Теперь я полна мужества и решимости; меня не остановит даже цунами, ибо в груди все горит и требует ссоры. Да уж, поругаться с лучшей подругой перед её отъездом – не лучшая идея, но, когда тобою управляет злость – все идеи плохие. Я убираю липкие волосы с лица, откашливаюсь и, наконец, звоню в дверной звонок. Сердце сильно колотит, вырабатывая адреналин, лишь второстепенные звуки отвлекают меня. Спустя минуту дверь отворяется и на пороге стоит Роуз. Она искренне улыбнулась во весь рот и захлопала накладными ресницами. Судя по всему, блондинка куда-то собирается, ибо на ней красивое чёрное платье, каблуки и яркая косметика. Ха, наверняка спешит на свидание со своими недоделанным спортсменом. Ненавижу тот день, когда мы впервые встретились с этим боксером, просто ненавижу. Я яростно пялюсь на подругу, в уме испепеляя её, но она об этом и не подозревает. У меня сейчас такое паршивое настроение, что подруга потихоньку начинает сильно раздражать. Тише, Рэйчел, терпение… Она, нахмурив брови, смотрит на меня, находясь в полном недоумении. Ну да, посудите сами: на вашем крыльце стоит девушка с заплаканными глазами и видом голодного динозавра; на ней домашний свитер, брюки и тонкий жакет. Чтобы вы подумали? А ведь время подходит к пяти часам вечера, и на улице уже смеркается. Я бы подумала, что это девочка больна на голову. Роуз выдыхает и встаёт в сторонку, освобождая мне проход в дом. Она ещё не догадывается, что я больше никогда не зайду к ней в гости. Я сжимаю кулаки и зубы, не обрывая наши с подругой гляделки. Её губы перестают улыбаться, кажется, она что-то хочет сказать.

– Рэй, ты чего стоишь на улице, словно чужая? Входи скорее, не то можешь заболеть, – Роуз кивает головой в сторону своего дома.

Ого, её это заботит? Как мило. Моя злость ничуть не уменьшилась, а, кажется, наоборот, стала больше. Это тоже самое, что тушить огонь бензином.

– Тебе лучше выйти во двор, потому как я не войду внутрь, – сказала я и отступилась на два шага назад. Ровные брови блондинки нахмурились ещё больше. Она облизала нижнюю губу, а затем вышла на улицу, прикрыв за собой дверь. Её руки сложились на груди, пытаясь согреть себя, но это девушке не поможет. Мне же плевать на холод снаружи, ибо мне холодно внутри. Внутри меня веет холодный ветер, внутри меня грядёт буря, которая обещает свалиться прямо на голову Роуз. Она недовольно кривит губами и осматривается по сторонам, ожидая моей реплики. Однако я пока молчу. Прожигаю лицо блондинки своим холодным взглядом, пытаясь разговорить подругу, чтобы она сама созналась, чтобы открылась мне. Хочу, чтобы Роуз почувствовала хоть каплю вины, ведь, можно сказать, она меня предала. Для меня это предательство. Все ещё горю надеждой на признание подруги, но та, как рыба молчит и смотрит куда угодно, но не на меня. Отлично, может, ей стало стыдно?