Вечно 17

– Что же… очень и очень за вас рада! Молодцы! Похвастались? А теперь прошу, выход там, – я указала рукой в сторону двери и безмятежно улыбнулась. Все снова переглянулись и резко изменили выражение лица. Да начнётся шоу! Смотря на маму, хочется сказать: «Ой, женщина, вам срочно нужно в больницу!», ибо её лицо бледнее снега, да и почти прозрачное. Понимаю, она не хочет ссор и опаздывает на работу, но меня все достало и пока я не выскажу все свои мысли – никто никуда не уйдёт.

– Рэйчел, ты ведёшь себя некрасиво, – твёрдо вставляет папа, и я начинаю хохотать во всю, размахивая руками. Боже, и этот человек ещё что-то мне говорит!

– Правда? Некрасиво? – все ещё смеюсь я. – А вы поступаете красиво? Что вы тут устроили?! Сами не пригласили меня на свою свадьбу, а сейчас пришли и начали выпендриваться, это сверх наглость!!!

Изабелла пожелтела и растеряно посмотрела на маму. Папа замялся. Его густые брови нахмурились, а лицо потемнело на глазах. Он поджал губы и туманно вгляделся в мои голубые глаза, словно не понимая о чем идёт речь. Браво! Меня окружают такие хорошие актёры, ей богу.

– Что ты такое говоришь? Мы… мы отправляли приглашение, ещё неделю назад! – начал оправдываться отец, но мне было плевать. Факт остаётся фактом – приглашения нет и не было. И кто из нас врет?

Я ухмыльнулась. Мне хочется быть как только это возможно тверже, вести себя грубо и отдаленно. Я устала.

– Ну и где это приглашение?! – нападаю я. Тут мама не смолчала.

– Джордж, может, зайдёте к нам в другой раз? Просто я спешу на работу, а Рэйчел нужно в церковь.

Папа бросил на неё свой недоумённый взгляд, а затем посмотрел на грустное лицо своей жены, а потом опять на меня. Как же это глупо… Все, что здесь происходит – сплошная глупость.

– …Вообще-то мы зашли попрощаться… – говорит папа, но его перебивает мягкий голос.

– Мы уезжаем в Париж, медовый месяц всё-таки, – мечтательно произносит Изабелла, и мне становится противно.

Я хватаю с журнального столика мобильный телефон, который зазвонил очень кстати, и обращаюсь к взрослым:

– Что ж, поздравляю! Желаю хорошо провести время, а мне нужно идти хоронить отца своего парня, счастливо! – выплеснув это, я хватаю пакет с книгой и направляюсь к дверям. Все смотрят на меня не издавая звука. Хочу уже уйти, как чувствую массивную и крепкую руку на своём запястье. Оборачиваюсь всем телом к папе. Его глаза жалостливо смотрят на меня. Этот взгляд полон сожаления и детской обиды. Если ему и жаль, то уже поздно. Поезд уехал.

– Рэйчел, мы правда отправляли приглашение, клянусь тебе! – напоследок говорит отец. Я недоверчиво прищуриваюсь и медленно качаю головой. Сегодня я и Эрик, мы оба, потеряли каждый своего отца. Больно.

– …Смокинг, наверное, красиво на тебе сидел…Оревуар, папа! – сказала я и ушла, хлопнув дверью. В груди колит, а к горлу подобрался комок воздуха, что не давал нормально дышать, от чего мой пульс начал ненормально скочить. Я выдыхаю и нахожу в себе силы сделать шаг к чёрной иномарке.

***

Когда мы прибыли в церковь, все почти были на месте. Зал украшен розами; повсюду живые цветы, словно мы находимся на поляне. Мы с Роуз пытаемся найти глазами Эрика, но попрощаться с Уильямом пришло очень много людей, и из-за толпы никогда не видно. Скотт бросил нас и ушёл к другу. Каменные стенки и колонны насылают на меня неопределённую тоску. В помещении гуляет смерть; женщины плачут и шепчутся между собой, а мужчины, смотря в пол, молчат. Наконец, мне удаётся разглядеть знакомые лица. На другом конце зала стоит гроб, украшенный цветами. «Деревянный ящик» открыт, и все проходят к «спящему» Уильяму Нансену, смотрят на него, говоря пару слов, и прощаются, а затем подходят к семьи покойника. Так поступает каждый. Рядом с гробом стоит Дарья, одетая в чёрное платье и шарф. Её бледное, усталое, вялое лицо полно горя и скорби; смотря ей в глаза видишь саму смерть. Рядом с женщиной стоит, опустив голову, Эрик. На нем чёрный костюм с галстуком. Мне так хочется обнять его, прошептав: «Я рядом. Я с тобой. Все будет хорошо. Я рядом». Он выглядит безжизненно. Эрик, будто почувствовал мой взгляд на себе, от чего поднял голову. Наши глаза пересекаются. Пусть толпа людей порой мешает нам, но мы продолжаем общаться телепатически. Я грустно улыбаюсь ему и шепчу: «Все будет хорошо», на что Нансен легонько и почти незаметно кивает.

Люди поочерёдно проходят к родственникам покойника и выражают свои соболезнования. Народу тут где-то сто с чем-то человек; всех их я вижу впервые, но некоторых узнаю по фотографиям, которые показывал мне Эрик в ту самую ночь. Здесь и кузина брюнета – Тара; тут и его родная тетя, бабушка, двоюродные дяди. Я была косвенно знакома со всеми этими людьми, но не они со мной. До ушей доходят перешептывание двух женщин, которые сидят перед нами с Роуз.

– Очень жалко человека, – говорит одна из них.

– Да. Такой светлый и отзывчивый. Сын – его копия.

Да. Она права. Эрик очень похож на Уильяма; особенно глазами. Мне становится душно. Я пытаюсь сдержать напор эмоций, которые душили меня, но это почти невозможно. Нет! Я должна быть сильной ради Эрика. Я обязана быть сильной.

– Рэй, мы должны подойти к ним, – возвращает меня в реальность Роуз, кивая в сторону Нансенов. К этому я не готова; никто не был бы готов. Однако мы обе встаём и идём к открытому гробу, проходя сквозь толпу. Чем ближе мы к «спящему» Уильяму, тем учащеннее бьется моё сердце. Сначала к гробу подошла Роуз; она что-то сказала себе под нос, а затем прошла к Дарье с Эриком. Я чувствую холодный пот, который льётся по моей спине и лбу. Сглатывая ком в горле, я прохожу вперёд и уже вижу белоснежное забальзамированное тело Уильяма Нансена. Было такое впечатление, что мужчина и вправду спит. А может это все розыгрыш, и сейчас мужчина встанет из гроба, смеясь, скажет: «Сюрприз! А я жив и здоров, а вы купились, олухи!»; все начнут смеяться, и пойдут домой к Эрику пить английский чай. Ну Иисус, пусть это будет так, умоляю! Но Уильям продолжал неподвижно лежать в гробу в своём чёрном костюме и в белой, как он, рубашке с галстуком и платочком. Его волосы красиво уложены набок, и сам он красив, как майское утро. Черт, я же обещала себе не плакать! Не смей плакать, глупая! Не смей! Но я посмела. Уже через мгновение на щеках осталась влажная дорожка от слез. Смотрю на мужчину и думаю, как несправедлива и жестока жизнь. На небеса попадают лучшие, и Уильям один из таких людей. Его прикрытые веки насылают ещё маленькую надежду на то, что сейчас они распахнутся и я увижу прекрасные зеленые глаза, которые полны жизни и счастья. Но меня преследовала череда разочарований…

– Боже, боже, боже мой… Я с вами так и не попрощалась, вы знаете об этом? – смотрю на лицо Уильяма, но картинка становится смазанной. Слезы падают на пол. Я всхлипываю, судорожно выдыхая. Наплевав на очередь позади себя, наплевав на сотни пар глаз, которые наверняка устремлены на меня. Я наплевала в тот миг на все и вся. Мне было все равно; я просто хотела излить душу.

– Вы не заслуживаете этого… Жаль, что не было никакого шанса найти достойный выход, кроме смерти. Я постараюсь помочь Эрику не свихнуться без вас, сэр… Честно, мне очень жаль. Жаль, что хорошие люди всегда умирают. Черт… – я протерла глаза рукавом кофты. – А ещё… я прочла всю книгу, которую вы мне подарили. Спасибо ещё раз. Покойтесь с миром. Надеюсь, в раю будут удобные кровати и есть сеть магазинов пончиков. – я грустно рассмеялась. – Жаль, у меня не было такого папы, я бы была счастлива… – сказав это, я вытащила книгу «Граф Монте-Кристо» из пакета и положила её в открытый гроб.

В эту миллисекунду я почувствовала чье-то объятие со спины. Меня бросило в жар. Я разворачиваюсь и вижу перед собой бледное лицо. Эрик прижимается ко мне, и мы обнимаемся. Я жадно прижимаю его спину к себе, чтобы сократить между нами то расстояние, которое нас отделяло. Мне было его мало. Тело Нансена дрожит от плача. Я зарываюсь ему в шею, вдыхая в себя запах его духов. Сейчас кажется, что весь мир пропал или пропали мы, неважно, просто нас нет здесь. Мы где-то в своём мире. Внутри меня что-то рвётся наружу; то ли это слезы, толи сердце, толи моё внутреннее «я». Мне тяжело дышать, тяжело смотреть и жить вообще. Все вокруг столпились и начали грустно пялиться на нас. Некоторые улыбаются, кто-то что-то болтает, а Дарья, например, плачет, прикрывая рот синим платком. В толпе я вижу Роуз и Скотта, которые с непонятным взглядом смотрят на нас; замечаю Эмму с Адрианом, что, судя по всему, пришли недавно. Глаза девушки на мокром месте, а губы дрожат. Здесь почти все друзья брюнета, нет только Кэтрин и остальных ребят. Жаль, они уехали и не смогли поддержать Нансена. Я осознаю, что стою спиной к «спящему» Уильяму, и Эрик, наверняка, смотрит на него. Мне больно. Остановите это чувство. Это невыносимо! Я слышу, как какая-то старушка произносит: «Бедные дети, бедные…». А кузина Эрика бросается в объятия какого-то полноватого мужчины и пискляво плачет. От такой картины меня вновь охватывает чувство одиночества, и я проливаю свежие слезы.

– Я счастлив, что у меня есть ты. Если бы не ты, я бы отправился за отцом, – шепчет мне на ухо Эрик. Я зажмурила глаза, и слезы покатились по пылающему лицу.

– Прошу, не говори так. Я же здесь, с тобой, и я люблю тебя, люблю! Все будет хорошо. Я рядом.

Пришло время прощальных речей и молитвы. Эрик нехотя отпустил меня и прошёл к маме, которая сразу же бросилась в его объятия. Я же присела на каменную скамейку, рядом с Роуз и Эммой, которые начали тут же просить (и даже умолять) не плакать. Но это ведь не в моей власти. Священник с длинной бородой и с крестом на шее прошёл на помост, и держа библию в руках, подошёл к гробу со «спящим» Уильямом Нансеном. Как бы я не хотела заставить слушать себя седоволосого священника, мне никак не удавалось это сделать. Мысли круговоротом проходили в голове. Я думала о своём отце, о нашей последней встрече, о приглашении, о маме; думала об Эрике. Как он там? Он, наверное, еле держится, чтобы не упасть и потерять сознание. Я аккуратно подняла на него глаза и сразу пожалела. У Эрика глаза полны печали и слез, которые время от времени стекают по его щекам. Волосы брюнета похожи на гнездо, словно парень не расчесывался с прошлого Хеллоуина. Священник продолжает говорить что-то о жизни и о смерти, о Боге и о жизненном пути Уильяма. Это продолжалось не слишком долго. Вскоре, старик призвал всех помолиться за упокой покойника, и все сложили руки в единый кулак и наклонили головы вниз. Я пыталась не думать об отце и помолиться за Уильяма, но получилось неважно. Когда молитва закончилась начались речевки. На помост прошёл Эрик. Он выглядел ещё ужаснее, чем прежде. И я уже сидела наготове, чтобы если что успеть подбежать к парню и не дать упасть. Эрик выдохнул и раскрыл перед собой белую бумажку формата «А4».