Верховный Издеватель
Шрифт:
– А какой у вас там адрес?
– Записывай! Посёлок Тухлянск, улица Алконавтов, дом 5812 дробь фиг-знает-16...
– Нет, ну пра-авда!
– А правда...
– стал серьёзным Санька.
– А по-правде, не фиг тебе знать ни детдом, ни его адрес.
– Ну, может, я как-то приеду к тебе... ты же мой друг, - продолжал просить Ромка.
– Не как-то - и не когда-то, - отрезал Санька.
– Там от твоего приезда лучше не станет. Так что проехали... И вообще не думай, чувак, про будущее! Я вот ре-едко думаю про "завтра".
И тут же, как ни в чём не бывало, перевёл разговор на другую тему:
– А пошли пух поджигать.
II.
Июнь, вода, одуванчики... жизнь в лёгкости и полноцветии воспаряет облаком, уже почти отрываясь от земли. Облака висят на деревьях, как тополиный пух, а тополиный пух - как облака. Будто из самых глубин неба вылетают таинственные пушистые жемчужины и наполняют весь мир чувством невесомости и полёта. Многокилометровые изящные перья разметались во всё небо, как хвост павлина-альбиноса. Можно представить, что пух летит с них: небо линяет.
– Небо щекотит землю, - сказал Ромка, глядя на этот безостановочный полёт... и чихнул.
Снегопад посреди лета! Пушинки порхали нереально... как падающие звёзды на фресках Апокалипсиса. Пуха так много, что кажется, он - везде. Сейчас небо будет чихать от него... но сухим аллергическим чиханием, без дождя.
Жара от этой пародии на зиму кажется ещё сильнее.
Самая щекотная пора года! Лето решило поиграть, с чисто детской логикой распотрошило подушку и старательно раздувало "снег" по всем закоулкам. Тополя белы - листвы не видать! Липы... тоже белы: пух обклеил их вечно влажные листья. Мухи наивно-доверчиво садятся на висячие ленты, а пух - на липы.
– Я только сейчас врубился, почему липа называется липой, - сказал Саша.
– Потому что она - липкая!
Казалось, всё в мире стало - липким или пушистым. Странная, нелепая, какая-то несерьёзная пора. Люди вокруг то ворчат, то смеются, то чихают. То - как вариант, - поджигают этот пух.
Пушинки летели в одну сторону, потом, передумав, резко сворачивали в другую - вели себя как странные существа, наделённые эмоциями куда больше, чем разумом. "Да они же чего-то ищут!
– понял Ромка.
– Ищут, причём, сами не знают, чего... Обнюхивают воздух, как собачки".
А "собачки" тем временем осторожно и деловито перемещались зигзагами, на какие-то мгновения зависали в одной точке, словно вели разведку местности. Казалось, у каждой есть какое-то задание, тайный план. Порой в синеве проплывали большие сгустки пуха, как игрушечные лебеди, летучие корабли, воздушные медузы... От того, как легко они порхали, невесомым и летучим казалось всё: кто-то тихо дул на мироздание, и оно постепенно рассыпалось на молекулы... и всё стремилось-стремилось куда-то. Небо тянуло его, как магнит.
Заговорщицки собравшаяся рядом с бабушкиным двором шайка тополей буквально дымила пухом. И ничего с этими хулиганами поделать нельзя. Делать им замечания бесполезно. Они праздновали наступление лета, как фанаты - победу любимой команды. Только что файеры не жгли.
– Вообще, - это, конечно, полное хулиганство со стороны природы! Деревья,
видите ли, в снежки поиграть решили.– Не! Они не в снежки играют - они икру мечут. Пух - это икра.
– Не уверен, что вкусная!
– сощурил глаз Рома.
– Чувак, я тебя не заставляю её есть, - с самым серьёзным видом заявил Саша.
– А то скажешь ещё: я тебя тополиной осетриной кормил. Пух - это древесная икра. Одуванчики - травяная икра... А мы, получается - человеческая икра, научившаяся говорить!
– Очень большая икра, однако!
– заметил Ромка.
Сейчас сашина голова ещё больше, чем при первой встрече, казалась похожей на одуванчик. А деревья и вправду нерестились на ветру.
– Интересно, а может пух перелететь через Волгу?
– прикинул Санька.
– Ну... почему бы нет. В Нижнем Новгороде недавно открылась канатная переправа через Волгу, а здесь пусть будет - пуховая.
– Пуховый фуникулёр.
– Редкая птица долетит до середины Днепра. Редкий Винни-Пух долетит до середины Волги.
– Ну ладно языком чесать, давай за дело!
– напомнил Саша.
Ребята сфокусировали ослепительную точку и воспламенили целую подушку пуха огромной лупой, которую повсюду носил с собой Саша, как инженер Гарин гиперболоид. Можно было, конечно, использовать зажигалку, но "лупа прикольней". Из пуха мигом выскочили оранжевые зубья и начали быстро расползаться ощеренным кольцом, расширяя и расширяя тёмную пасть.
– Драко-он!
– воскликнул Ромка.
Пасть в несколько секунд пыхнула и погасла, слизнув в чёрное небытие, без остатка, весь прибившийся к поребрику пух.
Рому вдруг осенило:
– А ты представляешь, как бы выглядела из космоса Земля, если б весь пух на ней разом загорелся! Если б его прям везде одновременно подожгли.
– Было б новое солнце, чувак!
– Ну, солнце не солнце... скорее, такая большая круглая голова с огненными волосами. Пух-то одновременно может быть только в одном полушарии: в другом же - зима, снег.
– Ну, зима - подумаешь, зима!.. Я давно думал: прикольно было б, если б снег горел, как пух. Вот уж тогда бы я классно оттянулся. Такое бы шоу пироманов устроил!
– Да уж наверное! Только... это было бы уже, пожалуй, не шоу пироманов, а конец света, - сообразил Ромка.
– А я иногда смотрю и представляю, - сказал Саша, - что небо - это такая офиге-енная лупа!.. а Бог нас через неё разглядывает... Ну, а если захочет, может сразу поджечь - как мы лупой пух поджигаем.
– Не захо-очет!
– уверенно возразил Ромка.
– Да ты-то откуда знаешь, академик Павлов? Он что, Сам тебе сказал? Или типа ты - это Он?
– Ну, просто... не захочет и всё. Мне кажется, уж в этом-то я Его знаю.
– Когда кажется, креститься надо.
Ромка перекрестился.
– Не захочет!
– с какой-то странной, но неотразимой логикой повторил он.
– Слушай... почему я тебе верю?
– сам себе удивился Санька.
– Вот слушаю тебя, слушаю, та-ак внимательно слушаю, что даже ни фофуна там, ни щелбана не даю, ни сливу не делаю, ни по ушам твоим музыкальным не сыграю... а слушаю и верю. Вот Богу почти что ни капельки не верю, а тебе про Него - верю. Блин... Может, ты гипнотизёр, а?