Вернись и начни сначала

— Аарон через пару дней привезет из города консервы. Станет легче. Терпеть не могу картошку из пакетиков. Уж лучше замороженные макароны с сыром, — Жасмин сидела на табурете, нога на ногу, и прихлебывала чай с глотком виски. Алкоголь мне принес пациент — расплатился за сеанс.

— Я хорошо готовлю. Если достать немного муки, сахара, я бы испекла блины – традиционное русское блюдо.

— Ты – русская? – улыбнулась Жасмин и плеснула в чай еще глоток виски.

— Бабушка и мама когда-то приехали из России.

— Слышала, там сейчас лучше, чем здесь. Ты можешь уехать. Я знаю людей, которые могут сделать фальшивые документы для пересечения границы.

— Никуда я не уеду, Жасмин, — я посмотрела на нее и подумала, как быстро мы стали подругами. В прежней жизни я нелегко сближалась с новыми людьми. Требовалось время. Здесь, в Трущобах, все иначе. Мы спешили жить, словно завтра никогда не наступит. Дружили и любили, как в последний раз. – Я не могу уехать. Здесь могила моего сына. Пока я здесь, кажется, что Димка рядом.

— Не знала, что у тебя был сын, — Жасмин сочувственно глянула на меня. – Прости, что разбередила твою рану.

— У всех нас собственные раны, подруга.

Я тоже плеснула себе в чай глоток виски, отпила и почувствовала, как по телу разливается расслабляющее тепло.

— Почему ты решила сохранить память о прошлом? — спросила я. – Разве не проще уехать в Хоупфул-Сити, найти работу, снять хорошую квартиру?

— У меня никогда не было просто, — Жасмин допила чай, налила в пустую чашку немного виски, выпила, облизала полные губы. – Я здесь родилась, и могу по пальцам пересчитать, сколько дней была счастлива. Я была наркоманкой, Аня, и зарабатывала на жизнь в одном из притонов Эла. Чудом удалось свалить оттуда и завязать с наркотой.

— Ты ведь можешь забыть об этом. Начать все заново.

— Мне было нелегко, — усмехнулась Жасмин, в ее глазах мелькнула печаль, — но я боролась каждый день, каждую минуту и становилась сильнее. Я горжусь, что смогла вырваться из этого ада, устроиться в школу, завести порядочных друзей таких, как ты, а теперь еще Иван и Кристи. Я хочу помнить, как этого достигла, что мне пришлось вынести. Иначе, выходит, все было зря. Пусть мои воспоминания – не сахар, они только мои, и никто не вправе отнять их у меня.

Я смотрела на Жасмин и сердце сжималось от сочувствия к ней. Она не виновата, что живет в Трущобах. Что у нее нет шанса поступить в колледж. Здесь много таких, как она. И власти Хоупфул-Сити ничего не делают, чтобы благоустроить этот район. Построить новые дома и школы, дать людям работу. В Трущобах царит преступность, и Новаторов это устраивает. Не знаю, смогла ли бы я вынести эту вопиющую несправедливость, если бы не знала о Машине. Машина стала нашей надеждой на спасение. Мы верили в нее и ждали момента, когда можно будет все изменить и дать этим людям шанс на лучшую жизнь.

Глава одиннадцатая. Жасмин

Жасмин торопливо шла по улице в сторону Центра. Сегодня обещали привезти натуральные продукты, чуть опоздаешь – ни за что не хватит. Она вышла из дома в пять утра, еще затемно, чтобы до работы успеть зайти в Центр. Хотела позвать с собой Аню, но подруга в последнее время часто не ночевала дома. Говорила, что остается на ночь у своего парня. Жасмин ее понимала и немного завидовала. Иван – крутой парень. Правда, когда она спросила его о работе, тот в ответ неубедительно соврал. Впрочем, здесь у всех так. Изгои делятся на порядочных, которые живут на подачки от Центра. Как она, Жасмин. И на тех, кто работает на Гилроя. Других здесь просто нет.

В школе, где она работает, зарплату выдают продуктами и вещами из Центра. Деньги есть только у Гилроя и его окружения. Да у некоторых пройдох, вроде Аарона Фейта, который явно уже срубил на поставках в Центр солидный капитал. Зачем иначе он с таким рвением этим занимается?

Жасмин прошла бодрым шагом три квартала, свернула на широкий проспект, кое-как расчищенный от завалов. В центре когда-то четырехполосного проспекта, теперь остались лишь две дорожные полосы. По краям под тонким слоем снега покоились груды бетонных плит, битых кирпичей, искореженной арматуры. В начале проспекта скромно притулилось двухэтажное здание бывшего колледжа искусств, в котором уже семь лет располагался Центр помощи нуждающимся. Когда Жасмин вырвалась из цепких лап сутенера (пришлось отдать ему все свои накопления), ей пришлось встать на учет в Центре. Иначе не выжила бы. Первым делом ее снабдили одеялом, постельными принадлежностями, одеждой. Потом Аарон уговорил директора школы Эльзу Тейт устроить Жасмин завхозом в школу и нашел ей тесную однокомнатную квартирку в одном из блоков. И началась новая жизнь.

Ей пришлось научиться рано вставать. Энергии в блоке не хватало, и по утрам в квартире было холодно. Жасмин спала в одежде, под двумя одеялами, и все равно мерзла. Она включала свет, наливала воду в электрический чайник и заваривала крепкий кофе. Жасмин не мыслила свою жизнь без кофе, а с тех пор, как завязала с наркотой, кофе помогал ей взбодриться и поднимал настроение. К восьми она уже была в школе. Быстро обходила классы, проверяла, все ли в порядке, к началу уроков садилась за свой стол на вахте, здоровалась с учениками, учителями и чувствовала себя деловой, нужной этим прежде чужим для нее людям.

Поначалу Эльза Тейт была немного строга к ней. Видно, опасалась, как бы Жасмин не сорвалась, не вернулась к наркотикам. Жасмин это коробило. Каждый раз, когда директор пристально глядела на нее из-под очков, ей хотелось смеяться. Но после, когда Жасмин доказала, что вполне справляется с работой и не прочь порой задержаться на сверхурочные, Эльза, наконец, приняла ее и даже доверила ключи от школы.

Жасмин не любила возвращаться в холодную, пустую квартиру. В школе все-таки было тепло – когда-то Гилрой подарил им небольшой реактор на топливных элементах. До поздней ночи Жасмин оставалась в школе и даже согласилась взять на себя часть забот по уборке помещений. Зато теперь у нее всегда был кофе, а порой и сахар. Днем в школу привозили сэндвичи, а вечером в учительской можно было включить старинный DVD-плейер и посмотреть кино.

Постепенно школа стала для Жасмин почти домом, и она радовалась, что дети—изгои получают образование, и надеялась, что когда-нибудь в Трущобах откроют колледж, построят новые дома, и жизнь будет не хуже, чем в Хоупфул-Сити.

Когда она подошла к Центру, перед закрытыми дверями уже собралась небольшая очередь. Жасмин встала за высоким, темноволосым мужчиной, лицо которого в мутном свете фонаря показалось ей знакомым.

— Мы с вами соседи, — она узнала Курта Парсонса из квартиры напротив. – Как ваши дела?

Он обернулся и окинул Жасмин колким взглядом:

— Вы что-то хотели?

Жасмин резанул по сердцу его неприязненный тон.

— Я всего лишь поздоровалась. У соседей так принято, не так ли?

— Я не ожидал, что такая, как вы, будет моей соседкой. Если бы знал, выбрал бы квартиру в другом блоке.

— Что со мной не так? – сверкнула черными глазами Жасмин. – Я такой же изгой, как ты или вон та старушка с рюкзаком. Ты забыл, что здесь – не Хоупфул-Сити? Мы все равны, и, если такие беленькие чистоплюи не хотят жить рядом с черными, можешь убраться отсюда в город. Тебе там как следует прочистят мозги. И будут правы.