Вернись и начни сначала
Шрифт:
— Мне нужно забрать кое-что. Винчестер из моего компа и другие детали, — она сделала паузу и выдохнула. — И альбом с фотографиями. Не хочу, чтобы он оставался здесь.
— Понятно, — кивнула я. — С некоторыми вещами расстаться непросто.
Иногда я вспоминала свой дом, который сожгла, и жалела, что не оставила больше вещей. Почему не сохранила плюшевого зайца, с которым любил засыпать мой сын? Его школьные тетради, фото? Вот уже пять лет, как Димка живет лишь в моей памяти. И с каждым днем воспоминания о сыне становятся все более зыбкими, неустойчивыми. Порой я забываю цвет его глаз: серые или карие? Иногда от меня ускользает его улыбка. Облик сына растворяется, тает, будто снежинка на ладони.
Все было, как сказала Кристи. Мы по очереди
— Выключи! Заметят с улицы, — прошипела Кристи и уверенно направилась к белеющей двери. Не удивительно – это же ее дом, близкий и знакомый до мелочей.
Мы выбрались из подвала и поднялись по узкой лестнице на второй этаж. Кристи сразу провела меня в свою комнату. Едва вошли, она бросилась к окну и задернула плотные жалюзи. Потом включила небольшую лампу над кроватью. Комнату озарил мягкий голубой свет. Я с интересом огляделась вокруг. Не похоже, что здесь была девичья спальня. В углу массивный стол с широким монитором, рядом топорщится остов полуразобранного компьютера с торчащими проводами. Поблизости тумба с еще одним компьютером. Возле кровати шкаф с полками. На одной из полок мигает лампами сервер, на других беспорядочно разбросаны запчасти: кабели, винчестеры, материнские платы, блоки памяти и другие неизвестные мне предметы. Даже на кровати поверх одеяла красуется черный ноутбук.
— Откуда здесь электричество? Разве дом не обесточили? – удивилась я.
— Я тайком подключилась к соседям, — с гордостью заявила Кристи. Она распахнула рюкзак и побросала туда какие-то запчасти. Затем взяла с полки пухлый альбом с фотографиями, бережно провела рукой – смахнула пыль и аккуратно положила в рюкзак.
Мы выключили свет и перед тем, как заснуть, еще долго разговаривали о нашей следующей жизни, той, где любимые будут живы, и мы снова обретем счастье. Неожиданно Кристи сменила тему:
— Знаешь, поначалу я поверила, что ты – девушка Ивана. Но потом, когда мы вместе прятались в библиотеке, мне все стало ясно.
— И кто же я, по-твоему? – улыбнулась я. Кристи лежала на кровати, я на полу. Мне с трудом удалось отвоевать это место, ибо хозяйка дома упорно желала положить меня на свою постель. В доме были и другие спальни, но мы единодушно решили не расставаться. Все-таки мы на вражеской территории, к тому же в розыске. Лучше держаться вместе на случай, если придется бежать.
— Ты – психолог, — сказала Кристи. – Иван вечно нянчится со мной, как с ребенком, вот и попросил, чтобы ты меня осмотрела. Он считает, что у меня тревожное расстройство.
— Возможно, так и есть, — осторожно ответила я. – Тебе рано пришлось испытать горе. Редко кто может справиться с этим в одиночку. Знаешь, я не настаиваю, чтобы ты посещала мои сеансы, но буду рада помочь. Если ты сама этого хочешь.
Кристи замолчала, перевернулась на спину.
— Когда я узнала, что они умерли, хотела сдохнуть. Было так жутко, будто мой живот вскрыли острым ножом и вырезали все внутренности.
Глава тринадцатая. Окончание. Аня
Кристи старалась говорить тихо, чтобы с улицы не услышали. Но порой ее голос срывался и шепот переходил в громкий хрип. Ей было тяжело вспоминать прошлое.
— Этот дом без них стал пустым, чужим. И я сбежала. Сначала просто бродила по улицам. А потом оказалась в Трущобах. Там познакомилась с парнем. Его звали Майк. Он был младше меня на год и бродяжничал с одиннадцати лет. Его родителей отправили на очередную чистку, после которой они свихнулись. Летом мы с Майком часто забирались в пустые дома, знаешь, в те, чьи хозяева любят уезжать к морю. Зимой прятались в метро, подземных переходах, грелись в забегаловках. Чтобы выжить, мне пришлось научиться воровать деньги и карты. Нам не всегда везло. Иногда приходилось питаться объедками из мусорных баков городских ресторанов. В Центре помогали, но пайков на всех не хватало. Мы мечтали выбраться из Трущоб и уехать на юг. Потом Майка схватили, и больше
я его не видела. А затем я встретила Сэмюэля. И моя жизнь изменилась.— Почему ты не захотела стереть воспоминания? – спросила я. Иногда боль была такой сильной, что даже взрослые люди со стабильной психикой не выдерживали. А Кристи еще подросток.
— Воспоминания – это все, что у меня осталось. Понимаешь? Если забуду, получится, что я предала их.
— Возможно, они поняли бы твой поступок, — мягко ответила я. – Вместе с воспоминаниями ушла бы и боль. Ты смогла бы жить дальше. Вернулась бы в школу, поступила в колледж.
— Ни за что! – отрезала Кристи. – Если я не буду помнить маму и папу – лучше вообще не жить.
Я слушала эту хрупкую, юную девочку и восхищалась ее силой и храбростью. Она столько перенесла, испытала, но не сдалась, не струсила. Не то что я: испугалась смерти, не нашла в себе сил последовать за Димкой. Положилась на призрачный шанс все изменить. Что, если у меня и на это не хватит духа? Как всегда, испугаюсь в последний момент? Продолжу и дальше влачить свою одинокую жалкую жизнь?
Меня охватил гнев на саму себя. Сэму нужен испытуемый для Машины. Уговорю взять меня. Все они на Конечной слишком ценны, чтобы рисковать их жизнями. Я же – никто. Психотерапевт средней руки, без которого мир вполне может обойтись. Сэм испытает на мне Машину. Я окажусь в прошлом и спасу Димку. С этой утешительной мыслью, я, наконец, заснула. Во сне я снова видела сына.
Наутро мы с Кристи зашли в магазин электротоваров, и, пока Кристи выбирала и прятала в рюкзак нужные Сэму предохранители, я беспокойно топталась у выхода и каждую минуту ожидала, что нас схватят и сдадут патрульным. Но все обошлось. Кристи ловко перемахнула через турникет касс, и мы выбежали на улицу. Через пару кварталов сели в автобус и поехали к моим родителям. Автобус медленно скользил по запруженной машинами дороге. Я глядела в окно и ощущала тревогу и грусть. Пять лет я не видела родителей. Со дня похорон Димки. Как они встретят меня сейчас? Будут, как прежде, читать нотации, обвинять в реальных и выдуманных грехах? Или простят наши прошлые ссоры и согласятся помириться? Как-бы то ни было, мне нужно увидеть их. До того, как мы изменим прошлое. На случай, если у нас не выйдет, и я не успею сказать, что люблю их. Несмотря ни на что.
Череда машин уныло тянулась через громадный мост, соединяющий оба берега реки Ист-Ривер. Перед глазами маячил здоровенный экран с мерцающей рекламой:
«Хочешь изменить свою жизнь? Обрести желанное счастье? Приходи в нейроцентр «Новая жизнь». И твоя жизнь изменится к лучшему».
Подобные центры заполонили Хоупфул-Сити. С легкой руки Новаторов нас ежедневно, ежечасно призывали выбросить вредные воспоминания, словно ненужный хлам, и освободить свой разум для новой, беззаботной жизни. Город кишел такими «беззаботиками» с глупыми улыбками на пустых лицах и бессмысленными взглядами. Когда-то и я была такой. После очередной чистки памяти шла по улице, ощущала пустоту внутри и радостно улыбалась. Вспомнила себя прежнюю и ужаснулась. Что, если бы у меня не было Димки? Жила бы себе спокойно в комфортном Хоупфул-Сити и не думала сопротивляться. Не встретила бы Сэма, Кристи, Ивана и не захотела все изменить. Выходит, Димка спас меня от душевной гибели?
Думать так было эгоистично и гадко, и я все еще сердилась на себя, когда мы вышли из автобуса и направились к голубому дому в два этажа, где я провела детство и юность, и где теперь жили мои родители.
Все здесь было знакомо и близко. Терраса, охваченная белыми перилами, с колоннами в греческом стиле. Остроконечная крыша, облепленная старой, потускневшей от влаги черепицей. Длинные окна с решетчатыми ставнями, среди которых одно на втором этаже раньше было моим. Подъездную дорожку возле дома покрывал хрустящий гравий. Вдоль окон столовой и гостиной зеленели ели, которые давным-давно посадил мой отец. Я шла медленно, приближалась с опаской. Будто родной дом стал враждебным, чужим, готовым сопротивляться моему нежданному вторжению.