Вернуться в Антарктиду
Шрифт:
– Чего? Это неправда! – искренне возмутился Кир. – Я не крал никаких денег!
– То есть первые два преступления вы не отрицаете?
– Где мой адвокат? Мне положен адвокат!
– Вы не желаете с нами сотрудничать, - с грустью констатировал Азиат.- Прискорбно. А ведь от вас всего-то и требуется сказать, что вы видели в Зеркале.
– Я не знаю, о чем вы говорите. Я ничего не видел в зеркале и самого зеркала тоже не видел.
– Как хотите, - Азиат встал и постучал в дверь.
Она тотчас с лязгом распахнулась. Один охранник остался караулить у порога, словно бы собираясь ловить пленника, если
– Мы гуманные люди, Кирилл Андреевич, - заявил Азиат напоследок, - мы дадим вам время осознать, в каком скверном положении вы оказались.
– Адвокат и консул!
– крикнул Кир в закрывающуюся дверь. – Без них и слова не скажу!
Он был в себе уверен. Он – иностранец, не сделал ничего крупней мелкого хулиганства. Про кражу денег и хакерство – все это херомантия (*ерунда). Его просто пугают. Демидов-Ланской не будет сидеть без дела, поднимет на ноги всех. Потом, конечно, Кириллу от него влетит по самое не балуйся, но это тоже ерунда. Ночь, конечно, придется провести в КПЗ, но завтра его отпустят. В крайнем случае – послезавтра (Кир сделал скидку на южнокорейскую бюрократию). Разберутся и отпустят.
Мухин лег на койку, заложив руки за голову и прикрыв глаза. До утра оставалось совсем немного, скоро все придет в движение, в участок приедут его товарищи, представитель из посольства, и его освободят – как иначе?
Через минут сорок, когда Кириллу только-только удалось задремать, в камеру снова заявился Азиат.
Мухин сел, наблюдая, как охранник ставит стул и уходит, а в камеру заходит знакомый «человек в черном».
– Вы подумали, Кирилл Андреевич? – спросил он, закидывая ногу на ногу и совершенно по-европейски при этом обхватывая колено руками. – Вы ответите на вопрос, что видели в каменном зеркале?
– Я уже ответил: ничего не видел. И где российский консул?
Не отвечая, Азиат достал из внутреннего кармана уловитель напряженности поля гравитационного магнита, который Кирилл, перед тем, как идти на дело, стащил у физиков.
– Вы ведете себя очень глупо. Что это за прибор?
– Я не знаю, что это такое. Нашел на улице, - стараясь скрыть отчаяние, Кир повысил голос: - Вы сообщили кому-нибудь о моем задержании?
– Если вы пообещаете с нами сотрудничать, мы отвезем вас обратно в гостиницу немедленно. Никто из ваших спутников даже не узнает, что вы отлучались. И не узнает о краже ценнейшего и, между прочим, секретного оборудования.
– Кажется, вы плохо понимаете по-русски, - Кирилл перешел на английский и повторил все еще раз. – Я не знаю, что это за устройство. И ничего вам не скажу без представителя российского посольства.
Азиат ушел, а Кир снова улегся. Хорошо было бы поспать, но он был на взводе. Да к тому же через пятнадцать минут его опять потревожили.
На сей раз к нему пришел европеец, представившийся Федором Михайловичем Достоевским, работником посольства. Говорил он на правильном русском языке, возможно, даже на слишком правильном и даже слегка устаревшем. Это, вкупе со слишком известной фамилией, Мухина и насторожило.
Успел бы посол так быстро приехать в участок, учитывая, что добираться ему сюда предстояло из Сеула, а это несколько часов ночной дороги? Кир прикинул и ответил себе, что нет.
– Ну, Кирюша, рассказывай, - сказал
Достоевский-Два, улыбаясь ему по-отечески светло. – Что с тобой, горемычным, приключилось?– Недоразумение, - заявил Кир. – Сделал глупость, решил дотронуться до мегалита, что было категорически запрещено. Я же не знал, что выйдет такой переполох.
– Эх, молодость! И кто же тебя надоумил?
– Никто. Сам дурак. Что мне грозит?
– Думаю, ничего. Ты отвечал на их вопросы?
– Нет.
– И правильно. А что они спрашивали?
– Да фигню всякую. Я не понял ничего.
– Ясно, - Достоевский поднялся и махнул ему рукой: - Чего сидишь, пострел? Подъем и на выход!
– Меня отпускают?
– Разумеется.
Кириллу вернули вещи, включая гравимагнитный уловитель (что его порадовало), заставили подписать ворох бумаг и посмотреть в глазок видеокамеры, фиксирующей процесс от и до. Мухин вышел из участка вместе с Достоевским и приостановился, вдыхая полной грудью утренний воздух свободы.
– Я тебя подвезу. Общественный транспорт спозаранку не ходит, - сказал ему то ли работник посольства и любитель русской классики, то ли переодетый засланец темных сил.
Мухин поколебался немного, но все же уселся в его машину. Ну вдруг их там, в дипкорпусе, спецом обучают замшелым речевым оборотам? Из тюрьмы ведь его выпустили? Выпустили. А вот такси вызывать… не известно еще, кто приедет. Не на это ли расчет? Небось машина с водителем уже караулит за углом.
Достоевский, улыбаясь, завел мотор.
– Тут совсем недалече. Аккурат к завтраку и поспеем. Я позвонил твоему начальнику Ивану, он нас ждет в условленном месте.
– Иван Иванович сильно ругался?
– Совсем немного. Я вступился за тебя. Главное, что все закончилось хорошо.
Успокоенный ровными интонациями и обыденностью происходящего, Кир не заметил, как задремал.
Вот только Достоевский оказался насквозь фальшивым. Зря Мухин не прислушался к своей интуиции. Проснулся он не во дворе гостиницы, а в глухом лесу. Там, за голыми деревьями маячил старый дом, больше похожий на заброшенную крепость – без окон, с толстыми обитыми железом дверьми и внутри холодный до черта.
В этой новой тюрьме, в камере размером в пять квадратных метров, без мебели и окна (матрас лежал прямо на цементном полу) Кир провел шестьдесят четыре дня.
Он не знал (хотя и верил), что все это время Демидов-Ланской предпринимал попытки его разыскать, прочесывал с полицией окрестности. Ему предъявили запись, как Мухин выходит из участка, а куда он делся потом, никто, вроде как, и не догадывался. Пропал человек! Трагедия, конечно, но при чем здесь полиция и власти? Южная Корея – спокойная страна. Здесь почти нет преступности. Водители спокойно оставляют на парковке машины с торчащими в замке ключами, и никто их не угоняет.
– Но человек – не машина, - заявлял Демидов-Ланской, - и если он пропал, его следует разыскать. Как и злоумышленника, его похитившего.
– Мы делаем все возможное. Ждите! – отвечали ему.
А в это самое время Кириллу внушали, что все его бросили, и ему не стоит хранить верность тем, кто предал его и забыл.
Мухин, однако, упорствовал в своих «заблуждениях». Он был готов вытерпеть любые физические пытки (ну, он так думал, что вытерпит), но не откровенничать со своими захватчиками.