Верум

Здесь Дэер – единственное, что мне знакомо.

Здесь он единственный, кто знает меня.

Джонс с нашими сумками идет первый, и прежде, чем мы подходим к передним дверям, они открываются, и на пороге стоит маленькая сморщенная женщина. Она слегка согнута, едва ли не тростинка, с оливковым цветом лица и волосами, полностью обернутыми в яркий шарф, скрученный на макушке. На вид ей можно дать лет сто.

– Сабина! – Дэер приветствует пожилую женщину теплыми объятиями. Рука маленькой женщины обхватывает его, а ее голова едва ли достает до его груди.

– Добро пожаловать домой, мальчик, - произносит она глубоким серьезным голосом. – Я скучала по тебе.

Дэер отстраняется и поглядывает на меня. И я вижу по его лицу, что Сабина – важна. По крайней мере, для него.

– Это Сабина. Она была моей няней, пока я рос. Да и няней твоей мамы тоже. Сабина, это – Калла Прайс.

Сабина пристально глядит на меня, с любопытством, с сожалением.

– Ты – вылитая мать, - говорит она мне.

– Знаю, - отвечаю я ей, и мое сердце ноет, потому что мама мертва. – Приятно с вами познакомиться.

Я протягиваю руку, но она хватает ее, вместо того, чтобы пожать. Склонившись, она внимательно рассматривает ладонь, ее лицо всего лишь в нескольких дюймах от нее. Она сжимает крепче, не желая отпускать меня, и я чувствую, как мой пульс бешено скачет под ее пальцами.

Пораженная, я жду.

Не знаю, что еще делать.

Маленькая женщина на удивление сильна, ее хватка удерживает меня на месте, пока она что-то выискивает на моей руке. Она проводит по венам и выступам, ее горячее дыхание обдает мою кожу. Ее лицо настолько близко к моей ладони, что я чувствую каждые ее выдох.

Если бы Финн был здесь, он бы прямо сейчас очень сильно смеялся.

Но его нет, и поэтому нет никого, с кем разделить это веселье, поскольку, несмотря на то, что хоть Дэер и желает, чтобы это было не правдой, он вписывается сюда. Он один из них, я же – нет.

Сабина неожиданно отпускает мою руку и выпрямляется.

Ее глаза встречаются с моими, и в них я вижу тысячи жизней. Они темные как обсидиан, и в отличие от большинства стариков, ее глаза не затуманены возрастом. Она пристально всматривается в меня, и у меня такое чувство, что она буквально просматривает мои мысли и глядит мне в душу.

Это тревожит, и холодок пробегает по моему позвоночнику, заставляя меня нервничать.

Она поглядывает на Дэера, и едва заметно кивает.

Если бы я не знала, то наверняка подумала бы, что он съежился.

Какого черта?

Но у меня нет времени на размышление, потому что Сабина начинает идти, заводя нас в дом.

– Идемте. Элеонор ждет вас, - серьезно сообщает нам Сабина через плечо, прикладывая много сил, чтобы открыть тяжелые двери.

Дэер вздыхает.

– Думаю, в первую очередь нам лучше освежится. Перелет был долгий, Сабби.

Няня смотрит с сочувствием, но неумолима.

– Сожалею, Дэер. Она настаивает на встрече с вами обоими.

Дэер снова вздыхает, но мы покорно следуем за Сабиной по роскошным коридорам. По мраморному полу и пышным коврам, через залы обшитые панелями из красного дерева и мимо экстравагантных витрин, под сверкающими хрустальными люстрами. У меня округляются глаза, когда мы все это замечаем. Я за всю свою жизнь не видела подобного дома, даже по телевизору.

Но хотя он богат, в нем царит тишина.

Он безмолвный.

Это как жить в мавзолее.

Мы останавливаемся перед массивными деревянными дверьми, с витиеватой резьбой. Сабина дважды стучится, и женский голос зовет изнутри.

– Входите.

Как до жути официально.

Сабина распахивает двери, и мы тут же оказываемся в чрезвычайно огромном кабинете, окрашенном в насыщенные цвета и патины, и окруженном деревянными полками, заполненными сотнями и сотнями книг в кожаных перелетах.

За массивным вишневым столом сидит женщина, обращенная к нам лицом и спиной к окнам.

Ее лицо суровое, волосы потускнели, но я вижу, что когда-то они были рыжими. Они собраны в строгий шиньон, все пряди на своем месте. Ее кашемировый свитер застегнут на пуговицы до самого верха и украшен лишь одной нитью жемчуга. Ее неукрашенные руки сложены перед ней, и она ждет.

Ждет нас.

Как долго она ждет? Месяцы? Годы?

По некой причине, которую не могу объяснить, я чувствую, что задыхаюсь. Кажется, что комната смыкается вокруг меня, и я замираю. Дэеру приходится буквально тянуть меня, затем потянуть еще сильнее, чтобы просто заставить меня двигаться.

Такое ощущение, что я не могу дышать, словно если я подойду к ней, произойдет что-то плохое.

Что-то ужасное.

Это нелепая мысль, и Дэер поглядывает на меня краем глаза.

Мы останавливаемся перед столом.

– Элеонор, - натянуто произносит он.

Они недолюбливают друг друга. Я это вижу. Чувствую. Я ощущаю это в воздухе, в формальности, в холоде.

– Адэр, - кивает женщина. Нет ни объятий, ни улыбок. И хотя прошло не меньше года с тех пор, как она видела его, эта женщина даже не встает.

– Это твоя бабушка, Элеонор Сэвидж, - говорит мне Дэер, и его слова так старательно спокойны. Элеонора пристально смотрит на меня, ее взгляд изучает меня с ног до головы. От этого мои щеки вспыхивают.

– Ты должно быть Калла.

Я киваю.

– Ты можешь звать меня Элеонор. – Она бросает взгляд на дверь. – Подожди снаружи, Сабина.

Не говоря ни слова, Сабина уходит, закрыв дверь. Элеонор возвращает свое внимание к нам.

– Я сожалею о твоей потере, - сухо говорит она мне, ее голос лишен каких-либо эмоций, сочувствия или печали, хотя та, кто умерла – была ее дочь. Она не знала Финна, так что тут я могу понять, но ее собственная дочь?

Она снова смотрит на меня.

– Пока ты здесь, Уитли будет твоим домом. Ты не будешь вторгаться в комнаты, которые тебя не касаются. Ты можешь свободно передвигаться по угодьям, можешь пользоваться конюшней. Не будешь общаться с сомнительными личностями, можешь пользоваться автомобилем. Джонс отвезет в любое место, куда тебе понадобиться ехать. Ты можешь обосноваться, привыкнуть к жизни в сельской местности, и вскоре, мы поговорим о твоем наследстве. Поскольку тебе уже исполнилось восемнадцать, у тебя есть обязанности в этой семье.