Видессос осажден

И Гезий, и Поусайос жаловались на это, громко и долго. В конце концов Маниакесу пришлось повернуться к ним спиной - немного драматичной грубости, которая заставила их замолчать там, где ничто другое не могло.

Когда он проснулся на следующее утро, один из его гвардейцев, видессианин по имени Эветиос, сказал: "Ваше величество, половина людей из этого маленького отстойного городка пытались разбудить вас за пару часов до восхода солнца. В конце концов пришлось сказать им, что я выпущу в них стрелы, если они не заткнутся и не уйдут и не оставят тебя в покое, пока ты в полном одиночестве не решишь встать с постели. Ничего - " Он говорил с большой убежденностью. "... Ничто из того, что здесь происходит, не стоит того, чтобы поднять тебя с постели за два часа до восхода солнца".

"Возможно, ты прав, но не говори патродотоям, что я так сказал", - ответил Маниакес. Сквозь смех Эветиоса он продолжил: "Я уже встал, так что веди их дальше. Я ожидаю, что армия сможет подготовиться к выступлению без того, чтобы я ежеминутно все осматривал".

"Если мы не сможем, у нас будут проблемы, ваше величество, и не только у вас", - сказал Эветиос, последние несколько слов он произнес через плечо, отправляясь за контингентом из Патродотона.

Они бросились врассыпную, как будто это были макуранские бойлеры, атакующие с поднятыми копьями. Как только Маниакес увидел Гезиоса, лающего в фургоне, он понял, что, должно быть, произошло. Он мог бы произнести речь деревенского старосты за него, идею за идею, если не слово в слово. Он попытался рассказать об этом местному жителю, но Гесий был не в настроении слушать.

"Ваше величество, Поусайос сбежал, сын шлюхи!" - закричал вождь.

"Беги!" - эхом повторили жители деревни позади него, как будто он был солистом, а они - хором.

"Его дом пуст, и его конюшня тоже пуста". "Пуста", - согласились жители деревни.

"Он бежал к макуранцам, пусть лед заберет их, его и весь его никчемный клан". "Бежал к макуранцам".

"Это доказывает, что то, о чем я говорил тебе прошлой ночью, было правдой, не так ли?" "Не так ли?"

В спешке аранжировка хора привела в замешательство. Голова Маниакеса металась взад-вперед между Гесием и его последователями. Но послание, не считая доставки, было достаточно ясным. Ему даже не пришлось поворачиваться спиной, чтобы заставить Гесия остановиться; достаточно было поднять руку.

"Своими собственными действиями Поусайос доказал, что он предатель", - сказал он. "Пусть его земли, дом и другое имущество будут разделены поровну между всеми, у кого есть участки, прилегающие к нему, без налога на эти земли в течение двух лет".

"Теперь ты можешь поймать его!" Воскликнул Гезий, сжимая кулаки с кровожадным ликованием. "Поймай его и убей!" Припев оборвался. Вместо того, чтобы выступить единым фронтом, жители деревни предложили каждый какой-нибудь новый способ избавиться от Поусайоса. Вскоре они стали достаточно изобретательны, чтобы привести в ужас палачей Шарбараза.

"Подождите", - снова сказал Маниакес, а затем еще раз, и еще раз. В конце концов, Патродоты дождались. В состоянии, напоминающем тишину, за исключением того, что она была намного шумнее, Автократор продолжил: "Насколько я обеспокоен, макуранцы могут принять столько наших предателей, сколько захотят оставить. Рано или поздно они пожалеют, что у них есть они. Предатели подобны прелюбодеям: любой, кто изменяет одной жене, скорее всего, будет изменять и другой ".

Что это дало ему, так это то, что он услышал множество деревенских сплетен, некоторые из которых восходили к нескольким поколениям. Скандалы в Патродотоне, как он обнаружил без особого удивления, были во многом такими же, как те, что будоражили Видессос и весь город. Единственные различия, которые он отметил, заключались в том, что здесь было задействовано меньше денег и что меньше людей говорили об этом.

Мысли о предателях неизбежно заставили его подумать о Чикасе. Каждые два дня Абивард отправлял курьера в макуранскую армию с новостями о том, что он узнал о местонахождении видессианского отступника и Макуранца, которого Тикас уговорил отправиться с ним. Каждые два дня ответ был один и тот же: ничего. Маниакесу этот ответ показался недостаточным.

Хотя Патродоты с радостью продолжали бы рассказывать ему, кто с кем спал и почему, а иногда и сколько, пока все не посинеет, он прекратил это, сказав: "Извините, друзья мои, но это не единственный город в Империи, чьи дела - как бы вы к этому ни относились - я должен улаживать". Они уставились на него с разинутыми ртами: конечно, он мог видеть, что они были истинным центром мира?

Он не смог. Армия выступила вовремя, и он поехал вместе с ней. Поусайос устроил жителям деревни какой-то новый вкусный скандал, которым они смогут потчевать посетителей через сто лет. И, насколько он знал, пара его кавалеристов могла совершить какой-нибудь адюльтер во время их краткого пребывания здесь, женщины были не более застрахованы от этого, чем мужчины.

К западу от Патродотона через Эризу был перекинут деревянный пешеходный мост. Теперь по обе стороны реки сохранились только обгоревшие развалины. Он не думал, что отступающий гарнизон поджег мост; похоже, мост простоял дольше. Ипсилантес придерживался того же мнения. "Да, ваше величество", - сказал главный инженер. "Вероятно, говорят, что какая-то банда видессианских иррегулярных войск выполнила эту работу, в один из тех лет, когда парни из котельной правили западными землями. Ну, неважно."

Некоторые бревна, которые его люди использовали для строительства временного моста, все еще были испачканы грязью Земли Тысячи городов. Поскольку мост строился не против сопротивления, он быстро пересек Эризу. Ожидая, Маниакес подумал, что, в конце концов, он мог бы послушать больше сплетен из Патродотона.

Ипсилантес был первым, кто переправился по временному мосту, чтобы показать, что это можно сделать безопасно. Остальная армия последовала за ним. Антилопа фыркнул и шарахнулся, как он всегда делал, ступая на мост, особенно на тот, где бревна прогибались под его копытами, как это делали эти. Но, сообщив своему хозяину, что он думает обо всем, он переправился, когда узнал, что Маниакес настаивает. Маниакес оглянулся на Эризу с чем-то похожим на изумление. "Один уголок западных земель снова наш", - сказал он и поехал дальше.

X

Армия Абиварда, достигнув Эризы в местечке в паре дней пути к югу от Патродотона, не стала пересекать реку. Вместо этого он двинулся на юг вдоль восточного берега Эризы, пока не достиг Гарсавры, которая лежала у слияния рек Эризы и Арандоса, где пышные прибрежные низменности уступали место центральному плато западных земель.

Маниакес завис к северо-западу от Гарсавры, ожидая увидеть, что предпримет тамошний гарнизон. Это были одни из оков, которыми макуранцы привязали к себе западные земли; если солдаты в городе выступят за Шарбараз, макуранцы могли начать гражданскую войну на видессианской земле, чего Маниакес не хотел.

Но гонец, которого Абивард отправил в видессианский лагерь, был сплошными улыбками. "Гарнизон объединяется в осуждении Шарбараза, Сутенера из сутенеров", - сказал он, сплюнув на землю в жесте неприятия, которому он, несомненно, научился в Видессосе. "Нигде никто не может сказать доброго слова в честь тирана, который послал нас на эту бесполезную войну".

"Хорошие новости, и я рад это слышать", - сказал Маниакес. Однако фраза "Эта бесполезная война", услышанная однажды, не выходила у него из головы. Если бы макуранцы захватили город Видесс вместе со своими союзниками-кубратами, никто из них, даже Абивард, не проклинал бы сейчас Шарбараз. Их не волновала несправедливость его вторжения в Видесс. Все, что имело для них значение, - это его гневная реакция, когда они не смогли довести войну до удовлетворительного конца. И даже это, без их ведома, Маниакесу понадобилось усилить.