Водоворот времен

Ричард был рад отвлечься от мыслей о погибшем доме.

– Вот если в это тесто добавить побольше мелких отрубей, выйдет настоящий ребуле, - Бауз указал на кусок серого теста.
– Если все будут его есть, то как бедному пекарю заработать на жизнь? Но! Если все хлебы выпекать из доброй просеянной муки, а еще лучше, добавить молочка, знаешь, такого жирного, вкусного, вместо закваски взять дрожжи, - Бауз причмокнул, - то выйдет глоркастерский хлеб. Но кто сможет его себе позволить? Даже головы цеха, и те редко едят глоркастерский. Иначе по миру пойдут! Больше любят шуан, а кто его не любит, - пожал плечами Бауз.

– Лучше всего, с морской солью! Это всем шуанам шуан выходит! Поел его, и будто море тепла в животе разливается. Такой и я люблю. Ну знаешь, по праздникам. Вот сегодня как раз праздник! Жак выздоровел! Прошел у малыш животик!

И правда. Ричард только сейчас заметил, что наравне с обычными заготовками для хлебов, на самом центре стола, лежали светлые горочки, небольшие, но как же от них вкусно пахло! И это от теста! А что будет, когда хлеб испекут?! У Окена прямо слюни потекли.

– Во-о-от. И ты понимаешь, - кивнул Бауз, заметив реакцию Ричарда.
– Это добрый хлеб. Таким Папаша Бауз от всяких болезней меня лечил и всю семью. Им мы и отпразднуем выздоровление Жака. Так что ты сегодня не задерживайся. Хлеб еще подойти должен, отстояться. К вечеру запеку. Ага.

Бауз продолжал мечтательно рассказывать о хлебе, но Ричард уже не слушал. Он только и думал о том, чтобы попробовать это сокровище. Белый хлеб! Представляете, белый хлеб! Папа о таком разве что легенды рассказывал. У самого старосты его никогда на столе не бывало, это уж Ричард знал совершенно точно. Иначе вся деревня слухами наполнилась бы. Интересно, в городском совете кто-то может себе такой позволить?

Веселый - на редкость - Интендант тоже обратил внимание на подготовку к празднеству.

– Правильно! Выздоровление надо отметить! Пусть Сюзанна порадуется!
– покивал Интендант собственным мыслям.
– Надеюсь...

– Конечно, Фидеу, конечно! Ты тоже заходи!
– Бауз даже оторвался от работы, чтобы пожать руку Интенданту.
– После вечернего колокола ждем!

Ричард только подумал: если его зовут Фидеу, то Интендант - это фамилия? Или место, откуда этот человек родом? Ему стало очень интересно, но не мог же он спросить в присутствии самого Фидеу (или Интенданта, или как его там).

– И да, возьми!
– дядюшка Бауз прямо-таки заставил гостя взять две буханки ароматного хлеба.
– Спасибо!

Интендант коротко кивнул и отправился дальше по делам.

Несколько дней подряд Ричард приходил на площадь у городского совета. Ветер, здесь гулявши, становился с каждым разом все холоднее и холоднее. Даже забытый герой уже не спасал: наоборот, от его плаща тянуло холодом. Солнечные лучи уже почти не прогревали его каменной плоти.

На душе у Ричарда было гадко. Да, малыш Жак шел на поправку, но... но книга не приближалась. Конечно, скоро вновь наступит День чтения (Ричард каждое утро и каждый вечер высчитывал, сколько остается до знаменательного события), - но денег от этого не прибавлялось.

Наконец, на исходе четвертого дня Пастуро появился. Настроение у него было приподнятое: он даже напевал какую-то задорную песенку под нос. На этот раз он несколько преобразился: разжился теплой шапкой, надвинув на лоб. Но по неизменному поношенному плащу легко было его узнать издалека.

– У Большого канала такой холод, скажу тебе, мой юный друг!

– вместо приветствия произнес Пастуро.
– Ну что, ты чувствуешь, что тебя зовут великие свершения?

– Э...да, - только и успел произнести, как Пастуро жестом увлек его в переулки.

Знакомец подошел к куче тряпья, - и достал все те же крюк и моток веревки.

– Подготовим охотничьи снасти!
– улыбнулся он, сваливая веревку в протянутые руки Ричарда.
– И за мной! Нас ждут великие дела!

Двигался он так быстро, что Окен несколько раз отставал. Заметив это, Пастуро ненадолго останавливался, чтобы вскоре снова перейти на быстрый, размашистый шаг.

– Вот за это я люблю город!
– произнес Пастуро, когда в одном из переулков показались набережная и бесчисленные корабли.
– Сколько бы не было гадости в твоей жизни, можно прийти сюда - и сердце поет! Слышишь?

Ричард слышал только бурчание желудка: он скучал по прекрасному хлебу, который дядюшка Буаз испек на маленький праздник в честь выздоровления. До чего вкусный! Ричард мечтал однажды испечь такой же. Нет, - еще вкуснее!

– Я обнаружил богатое на товар, - Пастуро сделал особое ударение на последнем слове, - местечко. Но тебе придется потрудиться.

– Но за...
– начал было Ричард, но снова Пастуро его прервал.

– И конечно, твоя доля будет выше. Больше работы - щедрее награда, - потряс крюком Пастуро. - А теперь - сохраняй тишину. Мы приближаемся, нельзя их спугнуть!

И точно. Очередной переулок вывел их на пятачок, упиравшийся в глухой забор. Состояние его было лучше, но зато какой громкий визг оттуда раздавался!

– Слышишь?
– громким шепотом произнес Пастуро, подав знак Ричарду остановиться.
– Так звучит еда, пиво...

– И книги, - успел вставить Ричард, уже мечтая о двух лефах.

– Ну да, да, и книги, - быстро добавил Пастуро.
– Да что угодно. Там их не меньше трех! А теперь слушай, что надо сделать.

Ричард даже вздохнуть боялся, чтобы не пропустить ни одного слова Пастуро.

Тот улыбался, радуясь сообразительности помощника.

– Так вот. Ты должен перелезть через забор. Вон там, - Пастуро махнул влево.

Ричард пригляделся. В темноте виднелась калитка.

– Калитка. Она открывается изнутри, и...

Ричард засомневался.

– А этот дом точно заброшен? Вдруг это хозяйские свиньи, и тогда...
– Окен боялся, что книга все отдалялась и отдалялась от него.

А тем более, он помнил, как отец отлупил его (в первый и в последний раз в жизни), когда сосед пожаловался за кражу яблок. Ох и тяжко было сидеть! Ричард мучился неделю, никак не меньше!

Вдруг дядя Буаз возьмется его учить уму-разуму: папа так и говорил - "уму-разуму научу" - когда пользовал Ричарда хворостиной. Чуть пониже спины заболело, в память о произошедшем.

– Нельзя брать чужое, - спешно добавил Окен.

– Как ты только мог подумать такое?
– внезапно Пастуро даже наклонился к Ричарду, чтобы глаза их оказались на одном уровне.
– В этом городе нет никого, кто сильнее уважал бы правила! Никакого наказания тебе не грозит, уверяю! Но, конечно, - тут Пастуро прищурился, - ежели ты струсил...или тебе больше не нужна книга...