Волк Спиркреста

— Потому что этого хотели ее друзья.

— Ну, да, и потому что ты заслуживаешь доверия и можешь обеспечить ее безопасность. — Рот Закари искривляется. — Правда…?

Я смеюсь. — Неправильно. Она взяла меня, потому что я слишком чертовски туп, чтобы иметь хоть одну самостоятельную мысль, и буду просто делать то, что мне скажут, как собака.

— Она так сказала?

— Да.

Закари медленно моргает, его умные глаза изучают мое лицо.

— Мне жаль, Кав. Ты не тупой, и ты не собака.

Я думаю о том, как Данил Степанович заставлял меня бегать по Москве, выполняя его приказы, как отец дергал меня за поводок и отправлял в Лондон убивать журналистов. Я ухмыляюсь Захару. — Ты свистнул, и я пришел, да?

— Все не так.

Закари кажется настолько искренне пораженным идеей, что мне приходится бросить ему кость. Иронично.

— Успокойся, парень. Это шутка. Я не собака, не надо со мной так обращаться. Хорошо? Все в порядке.

Он вздыхает и проверяет свой телефон. — Лучше поднимись.

Мы выходим из такси, и я достаю из кармана коробку сигарет. — Ты сказал ей?

— Нет, Кав, не сказал. Я боялся, что она… Боже, я даже не знаю. Накричит на меня. Убежит. — Закари издал усталый смешок, проведя руками по лицу. — Вызовит полицию на нас обоих?

Я пожимаю плечами — это определенно возможно — и следую за Закари в жилой дом. Внутри он еще более причудливый, чем снаружи, с большими мраморными камнями, старомодными лампами, свисающими с потолка, и лифтом с бронзовой решеткой. Я жестом показываю на потолки.

— Никакого видеонаблюдения?

— Очевидно, нет, — говорит Закари, ведя меня к лифту. — Вот почему мне нужна твоя помощь. Думаешь, сможешь найти парня?

— Я могу попробовать. — колючка Захара, вероятно, собирается максимально усложнить мне задачу, но я не говорю этого Закари. — Что мы будем делать, если найдем его? Убьем его?

Закари колеблется. Он смотрит на меня так, будто не знает, шучу я или нет.

— Это заманчивое предложение, — говорит он наконец. — Но давай решим, когда приедем туда. А пока ты не будешь против, если ты присмотришь за ней? Я знаю, что прошу многого, Кав, и я и так уже задолжал тебе целую жизнь.

— Мне нужно кое-что сделать в Лондоне, — говорю я ему. — Но я сделаю все, что в моих силах. — Я ухмыляюсь ему. — Спать у нее на пороге и следить, чтобы никто не прошел мимо.

— У нее есть гостевая спальня, знаешь ли, — говорит Закари с коротким смешком. — Чем ты вообще занимаешься в эти дни? Я не получал от тебя ответа с Рождества — ты отвечаешь на сообщения едва ли не хуже, чем Захара. Боже, — внезапно говорит он, прикрывая рот рукой, — мы даже не успели как следует пообщаться. Я чувствую себя таким ублюдком. Я не… не отрываю тебя от работы, девушки или еще чего-нибудь?

— Нет. Моя единственная работа сейчас — убивать журналистов, а это хороший перерыв.

Глаза Закари расширились. — Убивать журналистов — пожалуйста, скажи, что ты шутишь.

Я смеюсь, и прежде чем я успеваю что-то сказать, Закари останавливается перед высокой дверью с цифрой 12, выбитой на блестящей табличке.

— Мы здесь, — говорит он тихим тоном, беспокойство написано на каждой черточке его лица. — Она будет очень зла, Кав.

— Давай сделаем ставки, — говорю я, бодро постукивая его по плечу. — Кого она ударит первым, тебя или меня?

— Ха. Определенно тебя.

Зак достает из кармана ключ, тянется к замку, а потом останавливается, оглядываясь на меня.

— Яков. От всего сердца — спасибо тебе. Я в долгу перед тобой — и всегда буду в долгу. Все, что тебе нужно от меня, проси.

Я наклоняю голову.

— Да? У меня не было времени забрать свой лондонский мотоцикл. Он все еще в камере хранения возле аэропорта. Он мне нужен, чтобы передвигаться.

Он быстро кивает. — Пришли мне адрес хранилища, и я завезу его завтра первым делом. Что-нибудь еще?

Я вздыхаю.

— "Республика Платона". Да ладно, чувак. Неужели я должен ее читать?

Лицо Закари опускается. — Ну, это идеальное введение в философию, но… Я не говорю, что ты должен ее прочитать, конечно, просто это значительно улучшит твой ум и дух…

С первой за долгое время настоящей улыбкой я обнимаю его за шею и прижимаю к себе. — Я скучал по тебе, парень.

— Я тоже по тебе скучал, Кав.

А потом он открывает дверь, и весь ад вырывается наружу.

Когда я впервые встретил Захару Блэквуд, ей было шестнадцать лет, и она была полна боли и голода.

Это было все, что я видел, когда смотрел на нее, даже сквозь блеск ее красоты, этот блестящий панцирь из туфель на высоких каблуках, блеска для губ и сверкающих локонов. Он скапливался в ее глазах, этих больших карих глазах, как у олененка-сироты, как у мультяшной лани с убитой семьей. Ее глаза были того же цвета, что и у брата, но если взгляд Зака был уверенным и самодостаточным, то взгляд его младшей сестры был тонущим бассейном печали и неудовлетворенных желаний.

Я видел только это, когда смотрел на нее, и от этого у меня внутри все клокотало. Находиться рядом с ней было все равно, что разрывать рану, нанесенную Леной, в моем нутре. Каждый раз, когда я следовал за Захарой, у меня возникало ощущение, что я оставляю за собой кровавый след, блестящее багровое озеро, в которое Захара может заглянуть и полюбоваться своим отражением.

Потому что она была красива и знала это, даже тогда.

Она питалась собственной красотой и вечно голодала, словно пировала на цветах призмы. Красивые, пустые рты, неспособные дать ей пищу, которой она так отчаянно жаждала.

Нашла ли Захара Блэквуд то, чего так жаждала все это время?

Зак ведет меня в ее квартиру, и я следую за ним. Я едва успеваю закрыть за собой входную дверь, как Захара появляется в прямоугольнике света в конце коридора. Ее голос вырывается из нее, как будто его вырвали из голосовых связок.

— О, абсолютно, черт возьми, нет.

Она выше, старше, совсем другая. Даже голос у нее другой. Он глубже, ленивее, с каким-то хрипом, словно в горле у нее дым. На ней безразмерный джемпер из темно-коричневой шерсти поверх черной шелковой юбки, ноги голые, волосы вьются вокруг головы. Она выглядит как женщина — она и есть женщина.