Волк Спиркреста
Шрифт:
Так почему же Яков всегда выглядит таким подавленным, усталым, одичавшим?
Я ненавижу его. Всегда ненавидела, а теперь, когда мы стали старше, ненавижу еще больше. Яков выглядит и чувствует себя так, словно он принадлежит другому миру, словно он не должен стоять здесь, в моей прекрасной квартире, среди старинных книг, позолоченных канделябров Людовика XVI и букетов свежих пионов, и спрашивать меня о страхе.
Я лгу ему в лицо. — Конечно, я не боялась. Думаешь, это первый раз, когда парень присылает мне розы?
— Я думал, это первый раз, когда парень вломился к тебе домой.
Я закатываю
Он фыркает от смеха и подходит ближе.
— Помоги мне поймать этого парня, — говорит он. — А потом я смогу съебаться обратно в свою конуру. Верно?
Я облизываю губы и в первый раз за все это время колеблюсь. Ненавижу, что Яков никогда мне не врет — это всегда выбивает меня из колеи. Потому что если он говорит, что уйдет после того, как мы поймаем преследователя, значит, он говорит правду.
И не то чтобы я была разочарована или расстроена, когда он уйдет.
И все же.
Его слова навевают на меня тоску, от которой у меня сводит горло. Я делаю глоток вина, и моя рука дрожит. Яков молчит.
Проходит мгновение, и тишина становится громкой. Но я позволяю ему пройти, чтобы дать себе время сглотнуть эмоции, чтобы убедиться, что могу говорить, не срывая голос.
— Я не знаю, кто это, — признаюсь я. — Если бы я знала, я бы тебе сказала. Но я действительно не имею ни малейшего представления.
— У тебя есть подозреваемые?
Я опустила взгляд на свой бокал с вином. — Большинство мужчин способны быть тайными психопатами, так что, полагаю, можно сказать, что каждый мужчина, с которым я встречалась, технически является подозреваемым.
— Длинный список?
Он не задает этот вопрос, как будто пытается выяснить, спала ли я с кем-то еще. Скорее всего, ему все равно.
Якова никогда не волновало, что я делаю. Его волновало только то, что я в безопасности, потому что Зак сказал ему заботиться об этом. Поэтому, когда он задает этот вопрос, я понимаю, что он просто пытается выяснить, сколько подозреваемых ему нужно проработать.
И почему-то именно в этот момент до меня доходит: Яков здесь только до тех пор, пока не найдет преследователя. Вот и все. Он не стал оправдываться, когда я обвинила его в том, что в его жизни ничего не происходит, но очевидно, что для него это лишь временное увлечение.
Невероятно, но, похоже, Якову действительно есть к чему вернуться.
— Чем ты занимался после Спиркреста? — спрашиваю я, совершенно импульсивно. — И не хочешь ли ты… не знаю. Чашечку кофе?
Он кивает. Я включаю кофеварку и поворачиваюсь к нему спиной, пока он отвечает.
— Ничего особенного. Все как всегда. Работаю на отца.
— Ты собираешься заняться семейным бизнесом?
— Нет. — Смех Якова холодный и тупой, он давит мне в спину, как тупой край бесполезного лезвия. — Ты ведь историк, верно? Ты знаешь, что бастарды не наследуют троны.
Сколько раз я называл его ублюдком, но впервые слышу, что Яков им является. Я поворачиваюсь к нему, чтобы нахмуриться через плечо, но он выглядит невозмутимым.
От одной мысли об этом у меня скручивает живот, потому что это объясняет его отношения с отцом. Я думаю о том, как отец Теодоры обращался с ней — своей
законной и единственной дочерью, — а потом вспоминаю Якова, незаконнорожденного сына его отца. Его потрепанная одежда и убогая квартира, в которой он жил, начинают обретать смысл.Но я не говорю ничего из этого. Вместо этого я поворачиваюсь к нему с кофе и протягиваю его ему. — Вообще-то, да. Постоянно. В истории полно наследников-ублюдков.
Он берет чашку и пожимает плечами. — Как скажешь.
— Зачем работать на отца, если ты ничего от этого не получаешь?
— Потому что это так весело, — отвечает Яков.
Я гримасничаю. — Ну конечно. Я и забыла, что ты такой остроумный.
Он потягивает кофе, и, несмотря на то, что он, должно быть, еще горячий, не вздрагивает. — Задаешь глупые вопросы, получаешь глупые ответы.
— Очень мило с твоей стороны называть кого-либо глупым.
— Да.
Он пожимает плечами, не то чтобы ему было все равно на мое оскорбление, потому что это неправда, а скорее так, будто мое оскорбление — это просто констатация истины, которая его не волнует. Это заставляет меня чувствовать себя ужасно, и я вынуждена на секунду отвести взгляд.
— Ты собираешься дать мне свой список парней? — спрашивает он. — Чтобы я мог начать их изучать?
Я игнорирую вопрос. — Где ты сейчас живешь? Ты все еще в России?
Я не спрашиваю его о его ужасной квартире, но мне это и не нужно. На долю секунды его лицо хмурится, а потом он говорит: — Я все еще живу в той квартире.
— В Санкт-Петербурге?
— Нет, в Москве.
— Ты учился в университете?
— Зачем?
Я закатываю глаза. — Чтобы учиться.
Он неожиданно улыбается, сверкая белыми зубами. Он похож на волка, когда улыбается, почти пугающий. — Разве я не слишком туп для такого дерьма?
Я смотрю на него, мое дыхание перехватывает в горле. Внезапно я понимаю, ужасно и объективно, что Яков красив. Не тот, что у других их с Заком друзей, таких как мечтательный французский аристократ Северин Монкруа или золотоволосый Эван Найт с ямочками и загорелым прессом.
Красота Якова — это красота, которую можно встретить у волков или рысей. Смертоносная грация, инстинкт выживания, полностью лишенный эмоций, врожденная сила, чистая и первобытная.
Эта мысль вызывает у меня отвращение. Я отшатываюсь от нее, словно от физического присутствия, и отхожу от кухонного острова. Схватив свой стакан, я ставлю его в раковину.
— Что ж, приятно видеть, что ты используешь свою жизнь по назначению, — усмехаюсь я. — Столько лет — и столько всего. Какой ты впечатляющий человек.
Он снова одаривает меня волчьей ухмылкой. — Не думал, что я здесь для того, чтобы произвести на тебя впечатление.
— Нет, тут ты прав. Ты здесь только для того, чтобы быть занозой в моем боку.
— Да. — Он смеется. — Украл твой концерт, Колючка.
— Да пошел ты. — Я поворачиваюсь и останавливаюсь в дверном проеме, а затем оборачиваюсь, чтобы добавить: — И перестань меня так называть. Надеюсь, у тебя не будет хорошей ночи, и я надеюсь, что ты будешь спать как дерьмо, и завтра, я надеюсь, у тебя будет ужасный день, а потом я надеюсь, что ты найдешь парня, которого ищешь, и съебешь обратно в Россию, и мне никогда больше не придется видеть твое лицо.