Волк Спиркреста
Шрифт:
Он пытается заговорить, но на этот раз я затыкаю ему рот, отпихивая его назад и прижимая к спинке дивана своим ботинком.
— Я не хотел этой гребаной жизни. Я не хотел ее тогда и не хочу сейчас. Я готов отдать каждую гребаную копейку на каждом из твоих банковских счетов только за возможность вернуться, жить нормальной жизнью, работать на дерьмовой работе в Ялинке, ухаживать за матерью и смотреть, как растет моя сестра. Это единственное, чего я когда-либо хотел, а ты отнял это у меня.
Я направляю пистолет на голову отца.
На этот раз он вздрагивает.
— Ты не заслуживаешь
Я отбрасываю пистолет, хватаю его за воротник рубашки и бью по лицу изо всех сил. Достаточно сильно, чтобы почувствовать, как каждая мышца в моей руке и плече вздрагивает от удара. Он падает в сторону, отталкивается от дивана и поднимается на ноги. Он зажимает нос, который уже наливается кровью.
— Думаешь, у твоей сестры была бы хорошая жизнь? — выплевывает он. Его глаза полны ненависти. — Она бы выросла такой же, как ее мать. Низкопробная жизнь, низкопробная сука. Раздвигала бы ноги для любого мужчины, который мог бы сунуть ей деньги в карман. Ты, гребаный ублюдок, ты думаешь…
Я врезаюсь в него головой вперед, и мы оба падаем на пол. Он пытается откатиться в сторону, но я прижимаю его к себе. Я бью его по лицу, пока он не выплевывает полные рты мокроты и крови. Я обхватываю его шею руками и сжимаю. Он замирает, а потом заливисто смеется.
— Обязательно убей меня, шавка. Потому что если ты этого не сделаешь, я уничтожу все, что тебе дорого в этом мире, начиная с девочки Блэквуд.
Я сжимаюсь сильнее, в голове — вихрь, пустота, хаос. Что-то твердое вдавливается мне в плечо, но я не сразу это замечаю.
Затем раздается выстрел. Взрыв шума, взрыв боли.
От удара я отшатываюсь назад. Боль вырывается из раны и распространяется по всему туловищу, как будто в меня стреляли не в одно место, а во все. Моя рука онемела.
Отец вскакивает на ноги, когда я ползу прямо, и сильно бьет меня по лицу. Боль — капля в океане. С шипением дыша, я откатываюсь от него. Здоровой рукой я нащупываю пистолет, который выбросил раньше. Он мне понадобится.
Нога отца обрушивается на меня, когда мои пальцы обхватывают холодный металл. Он отбрасывает меня назад, и я приземляюсь на лужу битого стекла с разбитого стола. На этот раз боль даже не чувствуется. Отец толкает меня голой ногой в плечо, прямо над пулевым ранением, из которого теперь хлещет густая и жидкая, как багровое масло, кровь. Он толкает — сильно.
Я поднимаю взгляд. В его руке зажат пистолет — маленький, тот, который он всегда держит рядом с собой. Он направлен прямо мне в лицо.
— Это то, чего ты всегда хотел, не так ли? — говорит мой отец через полный рот крови. — Умереть. Я подарю тебе смерть, шавка, если ты не бросишь пистолет.
Мои пальцы сжимаются вокруг рукоятки. Я поднимаю пистолет, повторяя его жест, и направляю его ему в лицо.
— Если я попаду в ад, старик, — говорю я ему, — я заберу тебя с собой.
И тут раздается голос, твердый и четкий, как раз в тот момент, когда я собираюсь нажать на спусковой крючок.
— Пацан. Не надо.
Достаточно сильная
Захара
Я
толкаю нож, и профессор Стерлинг двигается вместе с ним. Я выползаю из-под него и вскакиваю на ноги. Ноги дрожат, но рука уверенно держит нож. Металлическая рукоятка прилегает к моей ладони, как якорь, как привязь.Через нее я чувствую Якова.
Якова, который не просто хотел уберечь меня, а хотел, чтобы я сама себя уберегла.
Ты достаточно сильная, Колючка, — говорил он, обучая меня. Сильнее, чем ты думаешь.
Единственный мужчина, который смотрел на меня и видел силу.
Профессор Стерлинг осторожно отступает назад, руки подняты, словно я направляю на него пистолет. Его глаза устремлены на меня, а рот искривлен в странной гримасе. Выражение разочарования, но не страха.
— Все должно было быть не так, — говорит он тихим тоном, словно секрет.
— Нет? — Я отступаю к двери. Мои глаза не отрываются от его глаз, моя рука не опускается ни на дюйм, пока я нащупываю дверной проем. — Это не часть вашей фантазии, верно? Девушки привлекательны только до тех пор, пока они находятся в вашей власти, верно?
— Захара, ты не понимаешь, ты запуталась. — Он пытается сделать шаг вперед, но я резко бью его по шее, заставляя отступить. — Я не хочу, чтобы ты был в моей власти. Я не такой, как все эти мужчины. Я хочу обеспечить твою безопасность, позаботиться о тебе…
— Я сама позабочусь о себе, — говорю я ему. — Так что вам больше не нужно беспокоиться обо мне, профессор.
— Ты думаешь, что знаешь все, — говорит Стерлинг с горечью. Он качает головой. — Ты так молода, Захара, ты думаешь, что понимаешь, как устроен мир, но ты…
— Профессор, я хочу, чтобы вы ушли. Сейчас же. Ничего плохого не случится, если вы просто уйдете.
Он смотрит на меня испытующе, возможно, пытаясь понять, насколько я искренна или как далеко я готова зайти, если он не подчинится. Я решаю уточнить.
— Я не хочу причинять вам боль, но я сделаю это.
Я смотрю ему прямо в глаза. Даже если он решит, что я блефую, он поймет мои намерения по глазам. Ненависть, ужас и ярость, бурлящие во мне, он не сможет не заметить.
— Хорошо. Хорошо. — Он вздыхает и медленно выходит за мной из комнаты Якова, руки по-прежнему подняты. — Я понимаю, я напугал тебя. Все происходит слишком быстро. Прости, Захара, я хотел сделать все как следует, но я не мог вынести мысли о том, что этот мальчик положит на тебя свои руки, прикоснется к тому, что принадлежит мне.
Меня пробирает дрожь отвращения. Я крепче сжимаю руку с ножом.
— Повернитесь, профессор. Идите к двери. Медленно.
Он повинуется. Я следую за ним по коридору, достаточно далеко, чтобы он не мог повернуться и ударить меня по руке, если захочет. У двери он останавливается.
— Откройте ее, — говорю я. — Убирайтесь. Сейчас же.
Он распахивает дверь. Свет из холла падает бледным столбом на затемненный коридор. Если мне удастся вывести его за дверь и закрыть ее за ним, я смогу позвонить Заку, в полицию, всем, о ком только смогу подумать. Я буду в безопасности. Я буду в порядке. И тогда я смогу помочь Якову.