Волк Спиркреста

Может, потому что я знаю, что произойдет.

Мой отец усмехается. — Что ты можешь хотеть, чего я не могу тебе дать?

— Нормальное дерьмо, — говорю я ему. — Это единственное, чего я когда-либо хотел. Нормальное дерьмо. Счастья. Чистая совесть. Жена, которую я люблю. Хорошие друзья, хорошая жизнь. Вот и все.

Отец смотрит на меня, ошеломленно молча. Потом его плечи опускаются, и он качает головой.

— Ты жалкий глупец. Ты мне не сын. — Он резко оглядывается на Антона и поднимает руку в требовательном жесте. — Хватит этого дерьма. Антон. Убери свой пистолет и уведи отсюда мальчика. Я не хочу сейчас видеть ни одного из вас. Вы оба, черт возьми, жалкие. Обычное дерьмо и мертвые дети? Вы, киски. Все, что у меня есть, все, чего я добился. Думаете, я буду не спать по ночам, думая об одной мертвой девочке? — Он еще раз качает головой и щелкает окровавленными пальцами в сторону Антона. — Хватит. Убирайся отсюда, пока я не пустил тебе пулю в лоб.

Антон наблюдает за ним. Он кажется абсолютно спокойным — и я знаю, что мой отец боится. Я видел лицо Антона, когда он собирается совершить казнь, и мой отец тоже.

— Не просри все, — говорит он Антону. — Все, что у тебя есть. Твои дома, твои машины. Твою жизнь. Твоя жена и дети. Разве это не главное? Почему ты отдал все это ради этого? Ради этого дикаря и его мертвой сестры? Почему…

Антон опускает пистолет. Мой отец улыбается. Антон протягивает мне пистолет за рукоятку. Я беру его в руку и смотрю на лицо Антона.

Он кивает.

— Твоя месть, Яша. Твоя месть — мой пистолет.

Я тяжело сглатываю. Слезы свободно бегут по моему лицу.

— Ты хороший парень, — говорит Антон. — Я бы гордился тем, что был твоим отцом. Давай покончим с этим.

И мы заканчиваем.

Мой отец лежит на диване, наполовину упав на стопку газет, которые он читал, когда я только пришел. Кажется, что это было несколько часов назад. Годы назад.

Целую жизнь назад.

В конце концов, его смерть была быстрой. Единственная пуля, отдача от которой до сих пор вибрирует в моей руке. Я смотрю на его безжизненное лицо. Я думал, что все будет гораздо лучше, чем сейчас. Я думал, что почувствую, будто с меня сняли невидимую цепь.

Но этого не происходит.

Я не чувствую ни мести, ни облегчения, ни удовлетворения.

Я ничего не чувствую.

Кровь все еще течет из моего плеча. Она стекает по моим бесполезным рукам, по моим вялым пальцам. Я стою и дрыгаюсь, а в груди зияет черная пустота.

Я чувствую, как ты устал, мальчик. Голос мертвой женщины мягче, чем когда-либо. Ты долго боролся. Бой окончен. Разве ты не хочешь отдохнуть?

— Да.

Я даже не осознаю, что произнесла это вслух, пока Антон не поворачивается ко мне. Он обхватывает мою шею рукой и заставляет посмотреть на него снизу вверх.

— Пацан. Дай мне пистолет.

Я протягиваю ему пистолет. Он берет его из моих слабых пальцев. Я весь в поту. Сердце уныло стучит, нудно повторяясь.

Антон прижимает руку к моей шее. — Тебе нужно убираться отсюда, сынок. Немедленно, ты понимаешь? Скоро здесь будет полиция. Я хочу, чтобы ты ушел, когда они приедут.

— Я сделал это, dedushka, — говорю я. Мой голос хриплый, как будто я кричал несколько часов. — Я убил его.

— Я знаю. Ты должен был. Теперь все кончено. — Он отпускает меня и начинает чистить рукоятку своего пистолета. — Моя пуля, мой пистолет. Вот и все. Я разберусь с записями камер видеонаблюдения. Я разберусь с телом. Я разберусь с полицией. Но тебя не должно быть здесь, когда они приедут. — Он берет мое лицо в свои руки, грубо, почти тряся меня. — Скажи мне, что ты понимаешь.

— Я понимаю.

— Хорошо. А теперь убирайся отсюда. У меня есть дела, а тебе нужно разобраться со своим плечом. Ты же не хочешь потерять руку, Пацан. Ты и так чертовски уродлив, твоя девушка бросит тебя, если ты еще и без руки останешься.

У меня даже нет сил смеяться. Он разворачивает меня и толкает к двери.

— Иди. Сейчас же. Завтра будет много завтрашних дней. Я поймаю тебя на одном из них.

Я снова киваю. Я не могу ничего делать, кроме как кивать. Я киваю и киваю, слушаю Антона, и у меня даже не хватает голоса, сил, чтобы поблагодарить его.

За то, что он вырастил меня, по-своему, грубо. За то, что заботился обо мне. За то, что защищал меня. За то, что любил меня. За то, что позволил мне отомстить за Лену.

— Антон, — говорю я, выходя из комнаты.

— Что?

— Я люблю тебя, чувак.

Он закатывает глаза.

И говорит: — Съебись отсюда и осмотри свою голову вместе с плечом. И я тоже тебя люблю, Яша.

Я спускаюсь по ступенькам белого таунхауса и оказываюсь на снежном покрывале. Это шокирует меня. Я забыл, что идет снег.

В течение секунды я не могу ничего сделать, кроме как смотреть на кружащиеся снежинки. Они меняют цвет по мере падения. Голубые в тени, золотые и серебряные в свете фонарей, белые, когда падают на землю.

Я пытаюсь собраться с мыслями. Уехать до приезда полиции. Найти машину Луки. Вылечить руку.

Вернуться к Захаре. Я поклялся ей, что буду рядом, когда она вернется домой. Она может никогда не простить меня. Она может быть в опасности.

Я уже подвел Лену — не могу подвести Захару.

Но сейчас все мое тело дрожит. Колени подгибаются. Холодный пот струится по коже. Я успеваю сделать всего три шага, прежде чем ноги подкашиваются и я падаю килем вперед на снег.

Я поднимаюсь на колени и сажусь.

Снег такой белый. Почему же все вокруг черное?

Хватит, мальчик, хватит. Пальцы мертвой женщины тянутся ко мне. Они не такие исхудалые и бледные, как я помню. Ее лицо из тени почти доброе. Она улыбается мне. С тебя хватит, бедный мальчик. Ты был таким сильным, но с тебя хватит. Ты готов. Разве не этого ты всегда хотел?

Но другой голос зовет, заглушая ее.

Дымный голос, грубый, как колючки. Он называет мое имя, снова и снова. Он говорит мне, что я не могу умереть. Он полон отчаяния и власти.

Я отворачиваюсь от тянущихся пальцев мертвой женщины и вижу Захару Блэквуд, овеянную золотым ореолом, овеянную светом. Братья и сестры Блэквуд происходят из ангельского рода. А Захара, похоже, мой ангел смерти.

Я падаю с улыбкой на лице и позволяю тьме поглотить меня.

Хороший человек

Захара

Мой отец долго не отпускает меня.

Ни на то время, пока его частная охрана хватает профессора Стерлинга. И пока мы ждем полицию и пожарных. Он крепко держит меня за руку, когда ведет вниз по лестнице и к выходу из дома. Там уже собралось несколько журналистов. Он проходит мимо них, ничего не говоря, и провожает меня к ожидающему нас черному внедорожнику.

Внутри он стряхивает с себя пальто и снимает шерстяной пиджак, сшитый на заказ, а затем передает его мне. Я молча беру его, снимаю свой рваный топ и кутаюсь в блейзер. Он пахнет моим отцом, его духами, которыми он всегда пользовался.