Володарь железного града

— Ну да, ну да. Видал азм тот каталог. Четыре по ста рублей зеркало стоит, а сие куда более чем твои хоромы. Ты Дмитрий Лукинич, не юли, — Хвост приставил к его шее нож. — Выкладывай усё как на духу.

— Эх, Хвост, Хвост. Сколь мы уже друг друга знаем то? Ужель не мог по добру пожаловать, без сыску. Али думаешь хладным укладом меня спужать?

— Без сыску говоришь? Азм на тебя смотрю и думаю, как же ты Володаря предал? Калита тебя из грязи в бояре поднял, а ты его за заботу отеческую как отблагодарил. Изменою! Но-но-но, — Хвост прижал оружие к попытавшемуся вскочить боярину, — охолони.

— Калите азм не изменял, а Семен Иванович меня из путных бояр попёр восвояси. Посему ему я ничего не должен.

— А поведай мне, Дмитр, отчего опосля оказии в Костроме ты в Новосиль зачастил?

— И сам про то ведаешь, торгую я с Воротынским князем, — ответил Хвосту хозяин усадьбы.

— Ведаю про то, как и про скиду, что никто из московских гостей не имеет. Ответь за какие коврижки её получил? Уж не за то ли, что письмо подмётное Калите отправил, отчего его удар хватил? Тихо-тихо-тихо, — вновь Хвост удержал дернувшигося боярина.

— Навет то! Силантия об сим спрашивай, ума у него аки у слизня, вот и навыдумывал про казнь. Я же наказ володаря исполнил. Прах раздобыл и Кострому от разорения спас. А скидку мне дали за труд тяжкий. Поди, попробуй набери у черни костромской три тысячи пудов льна.

— И с Силантия спросим по полной. Успеем. Мутишь ты воду с эти прахом, ох мутишь. Никому Мстислав и доли малой зелья не дал, а тебе ажно две бочки. Ежели бы с тобою кровью не братались, потащил бы на дыбу. Ты кому служишь? Не ошибся случаем?

— Я-то, нет, — ухмыльнулся боярин. — А ты Хвост, тому ли? Али тебя святой дух намедни с головы тысяцкого Москвы пнул?

— Алексей Петрович! — в комнату ворвался один из его служилых людей. — Нашли! Нашли трубу колдовскую и ризы тайные!

— О-о-о. Несите! А ты говоришь, Дмитр, торг. Гляди, кабы за торг сей главы не лишится.

Боярину притащили оптическую трубу и кипу бумаг. Он взял её в руки, поднес к глазу и настроил резкость.

— И о трубе ведовской молчок. Хороша, ох хороша. Издали таковой сподручно воев считать, не так ли? — Босоволков не дождавшись ответа уселся за стол и принялся читать бумаги. — Буквицы воротынские, не наши. Цифирь латинская. Тайнопись. Заварил ты кашу, Дмитрий Лукинич.

Через некоторое время к Хвосту вновь подошли и чего-то нашептали.

— Давай-ка вставай, пошли на звезды смотреть.

Хозяина усадьбы грубо подняли, накинули шубу и вытолкнули на балкон.

— В Листопад слухи пошли будто чернь огни бесовские видали. Моргают ночами, страху на ратаев нагоняют. Думали нечистая шалит, ан нет. Седмицу назад огни сии в Микулино видали, опосля в Мытищах. И знаешь, что я подумал, Дмитр. Сигнальные костры вои с незапамятных времен зажигают, а Мстислав Сергеевич такой выдумщик, такой выдумщик. Слов нет. У него кажись и лампы с зеркалами в башнях дозорных стоят. От Вереи до Курской тьмы, а ешо есм нити из уклада по коим он гостям знатным вот эти самые ризы, — Хвост потряс перед Дмитрием Лукиничем картонкой с расшифровкой азбуки Морзе, — ведовством передают за серебро. Так что сложить одно к другому ума не надобно. Вона вишь вспышка яркая, следом три слабых. Риза-точа. Риза-риза-риза. Перерыв. Риза-риза-точа. Вишь, Дмитр, и мы не лыком шиты. Раскусили вашу тайнопись.

— Про сию тайнопись в Воротынском княжестве каждый второй хлоп ведает.

— Хм… Ну да, ну да, — Хвост направил зрительную трубу на вспышки, снова подкрутил резкость. — С такую-то сие верно и с Волока Ламского узреть можно. Так ли, Дмитр?

— Чего ты от меня хочешь, Хвост. Прямо глаголь.

— Кто сии умельцы, что в небо огни пускают ты конечно не ведаешь?!

— От чего же, в небо люди князя запускают змиев, пошитых из шёлка да сбитых из трубок лёгкого серебра. Несколько змиев вервью цепляют да в небо поднимают и те, за раз могут поднять мальца с трубой, подзорной. Или лампой особливой. Ту не видал, врать не буду, но мальцов при мне поднимали над гостинцем Изюмским, для сторожи.

— Змий, значит… Сказывали нам ходоки из погостов, что видали незнакомых мужиков на ладных телегах. Ишь какие кручёные, каждый раз с новых мести змиев своих пускают.

— Из-под Гжели, похоже, ныне сигналят, — пробасил один из его воев. — Далековато, боярин. До утра не поспеем.

— Ништо, поймаем ешо татей. Писать усё! — гаркнул Хвост.

Писарь в кафтане, коротко кивнул и продолжил чиркать точки и тире. Хвост зашёл в комнату, по-хозяйски сел за стол. Открыл бутыль с жидкостью оранжевого цвета. Нюхнул и поморщился. Что сие?

— Брага из гречихи, прокуренная торфяным духом.

— Его?

Дмитр кивнул.

— Зело крепкая.

Махнув по стопке, бывшие друзья занюхали непривычный напиток, закусили соленым огурцом и олениной.

— Сии ризы мы ужо две седмицы читаем, но окромя цен на хлеб и скот, слухов и числа мастеров в посадах тама ничего дельного. Больше бессмыслицы.

Хвост сунул Лукиничу страничку, исписанную абракадаброй из буквиц. То её взял, вскинул брови от удивления:

— Не ведаю, что и сказать. Ужель тайнопись?

Хвост же внимательно смотрел на реакцию.

— А ведь не врёшь. Да и не стал бы тебе Мстислав такое доверять, не дурак. Ладно, Дмитр. Живи покуда, но знай с огнём играешь.

— Кто с ним играет, так это ты. Съездил бы в Новосиль, что ли. Разом главу от дури прочистило бы. Пошто недругом князя выставляете? Уж ты то ведаешь, супротив московских он умысла не имел, Семён сам себя накручивает.

— А то я не понимаю, — огрызнулся Хвост. — Князь как узнал, что Озбека живота лишили, сам не свой ходит. Серебра на новый ярлык надобно без счёту, а где его брать? И главное, кому давать то? Кстати, а кто сие злодейство учудил? Не наш ли общий «знакомец»? Уж больно много чудин знакомых.

— Может он, а может и не он. Не докладывал, шапкой не вышел. Ты, Хвост, служишь Калитовичам добро, да дальше своего носа не видишь. Вона, вишь людишек тайных ловишь, а я вот что тебе скажу, то, что вы весной на князя войной пойдёте, и дурак ведает. Бронники день и ночь стучат, жито санями под Серпухов свозят. Шила в мешке не утаишь. Ужель мыслишь Мстислав не упредит, не встретит? Ты поезда то из уклада видел? Каждый, пять сотен воев утянет. Гостинцы с мостами, нити… Прах не оковами, как ранее, вагонами в Верею свозят и палят денно и нощно. Так кто из нас с огнём играет?

— Ладно. Ты вот что. Увидишь князя, передай на словах, боярин Алексей Петрович и князь Иван Иванович супротив него умысла не имеют, но и поперёк слова Великого князя не пойдут.

Переяслав-Рязанский. Усадьба баскака Еди-Тоблуга.

Перед высокой бревенчатой стеной дрожа от холода на пронизывающем ветру стоял одетый в лапти и худую овчину Бухэдей. Хотя времени прошло всего ничего, события, произошедшие с отрядом Октая казались ему чем-то далёким. Слишком многое воды утекло с тех пор. Без верного коня, утопая в высоких сугробах на одной силе воли десятник шёл и шёл на север. Без еды он слабел и когда наконец увидел огни, попал в снежную бурю. Больше ничего не помнил. Очнулся в деревянной юрте урусов и поблагодарил духов за везение. Декхане нашли замерзающего путника и не бросили волкам на съедение, даже доспехи не отобрали. Поменяли на теплую одежду и еду. Сердобольные люди много дней выхаживали Бухедея и дали проводника до ближайшего села, Дубок да мехов на обмен. Спустя две недели Бухэдей добрался до ближайшего крупного города Ижеславля, откуда в Переяслав-Рязанский шёл хорошо накатанный санный путь. Боги определённо благословят ему!