Володарь железного града

Сейчас её власть сильна лишь в Сарае и то, ей огромных усилий стоило умаслить диван, чтобы они сходу не объявили старшего сына ханом. Повезло, многие беки и эмиры из племенной знати ушли в поход с Тинибеком. Нет, она не должна допустить возвращения старшего сына! Это будет конец. Вся надежда на Товлубия. Если её любовник хочет достичь неба, ему придётся хорошенько постараться.

Оставалась ещё одна проблема Хызрбек. Царица со злобой сплюнула. Ублюдок старше Джанибека. Это отродье Сэргэлэн, второй жены Озбека происходит из знатного рода, а значит может претендовать на место великого хана. Этого она тоже допустить не может.

Тайтуглы усердно думала, как выйти сухой из воды, время от времени прихлебывая из пиалы зелёный чай. Через некоторое время лицо ханши «озарила» змеиная улыбка.

— Если демоны нападут и на Хызрбека, и на её Джанибека, то на неё даже тени подозрений не падёт. А если в ворон нарядить беглых урусов и под правильным соусом преподнести дивану собранную информацию, она сможет убить двух зайцев. Сплавить политических противников в поход на Новосиль и отвести от себя ненужные слухи.

Справятся? Раз уж русский князь решился на убийство хана ханов, скорее всего за ним большие силы. И она их увидит, вскроет. Тайдулла хорошо помнила рассказ Товлубия про колдовские дымы и огненные ружья, тем более она слушала рассказ в нескольких версиях и от разных людей, сделав в итоге правильные выводы. А ещё она помнила, как липкий страх заползал ей в душу, когда «вороны» хозяйничали в дворце той страшной ночью…

Ханша встала, подошла к шкафчику, взяла письмо от сына Калиты и в третий раз внимательно его перечитала. Одно другому не помеха. Решила Тайдулла. Помогу Симеону, заодно сделав его должником. Хм. а ведь помимо тюменов я могу ещё кое-что. Она любила перестраховываться и, взяв модную, золотую ручку, села составлять письма, в Переяслав, и второе, в Пронск. Пора заниматься высокой политикой напрямую, а не так как раньше. Впрочем, выиграет князь или нойоны, какая ей разница? Тайтуглы в любом случае не останется в накладе, здорово ослабив группировку «войны», стоявшую за Тинибеком. А потом, потом, она накопит достаточно сил и жёстко отомстит всем, кто увёл из-под материнского крыла первенца.

Новгород. Вечевая площадь.

Накал страстей на вече достиг пика. Дважды звонил колокол, призывая горожан к спокойствию, но тщетно. Старый Неревский конец, традиционно подпитывающийся денежкой вотчинников, буянил и стаскивал докладчиков, а Плотницкий и Людин им спуску не давали, отбивали своих. Мужики в молодых концах подобрались покрепче, помоложе и легко перекрикивали всех Нерёвских с боярскими родами. Вечевая площадь Новгорода едва ли вмещала шесть сотен, а население в северной столице Руси уже, перевалило за сорок тысяч. Посему отправляли на вече не только родовитых, но и горластых. Хотя знающие люди прекрасно понимали: нити управления у заводил с подвешенными языками, у чашников с брагой и кредиторов, кои плотно держали за яйца «вольных» горожан.

Всего год минул с прошлого вече, а политическая обстановка в вольном городе поменялась кардинально. Московская и Литовская партии сдулись до неприличия, а вот Шведская, наоборот набрала силу. Появилась и новая, возглавляемая Путиславом Носовичем. Влияние его выросло настолько, что его были вынуждены пригласить в Совет Господ. Упущенная выгода с далёких земель коими владел Воротынский князь, на экономику второго города Руси значимого влияния не оказывала, а вот плюшки от торговли его диковинными товарами ощущали на своём кармане многие бояре. Здорово возросла и покупательная способность чёрных людей. Многие тысячи новгородцев работали напрямую или косвенно, в артелях, на князя и получали нехилый доход. Расклад выходил такой. Вотчинные бояре и старая аристократия сидевшая на экспорте железа и прочих товаров с высокой добавленной стоимостью из Европы топила за короля Магнуса, а часть золотых поясов, занимающихся импортом зерна, мёда и смолы, а также ремесленники — за Воротынского князя Мстислава.

Вече кипело третий час к ряду. Шведскую партию снова освистали. Погосты в Каяни они предлагали отдать, по сути, за красивые глаза короля. Воротынские, тем временем мух не ловили. Подогрели народ привозным торфяным виски и новомодной монетой, стальными волками. На трибуну взобрался Путислав Носович.

— Здрав буде в веках, вольный град Новгород! — толпа встретила боярина восторженным рёвом. — Ходить вокруг да около не буду, князь Мстислав Сергеевич грамоту на ваш суд выносит. Все мы ведаем, что сей муж на зло бояр, добром ответил и полон, аки обещался выпустил. Кое кого и задарма!

— Да! Токо и есть, а многие ешо и с прибытком домой вернулись, — подогревали его речь подпевалы.

— Гостям нашим препятствий не чинит, самолично тамгу за них платит и от мзды, за товар скидывает добро. Десятую часть. Есть ли кто хочет сие оспорить?! Если тот, кто в слове князя усомнился!

Площадь молчала.

— А ведомо ли вам, что князь в трудах великих мостит в Новоград добрый гостинец из бревна и уклада по всей Руси. От самого Дону через Волок Ламский, Микулин и Тверь.

— Ведомо, Путислав.

— Ведаем про сие.

— Доброе дело. Жито вона, вдвое, против прошлого лета упало.

— А то, что сия дорога стоит семь десятков тысяч рублей Новгородских? Что чёрного люда на стройках осмь тысяч душ, что уклада в механикусах сотни тыщ пудов! — и с каждым словом боярин повышал голос. — Нити тянут из уклада, дабы слова передавать за сотни поприщ. Людин одевают и обувают, и платят новгородцам поболее, чем прочим.

— Ешо и уму разуму задарма учат, — выкрикнули из толпы.

— Хлебово у них доброе!

— Сапоги вона гляньте. Справны, с вервями малыми! — один из плотников поднял над головой и показал народу добротный ботинок. — Сносу нет! Воду не пускают. По камням острым аки по пашне свежей хожу.

Поднялся шум и Путислав, выдржав паузу, продолжил:

— И гостинец сей пойдет к Варяжскому морю, до Ругодива! Понимаете, что сие для града нашего значит?

Народ замолчал, переваривая услышанное. Новгород жил на транзитной торговле, которая, в свою очередь была плотно завязана на логистику, которая, по сути, решала всё, вообще всё.

— Сколь добра каждое лето в Волхове тонет, сколь, царь морской, душ правоверных христиан в Ильмень озеро забирает? В зиму, дабы до Ругодива пуд груза довести надобна полтина! А по княжеской дороге выйдет всего семь резан! Шведам платить не будем вовсе! Накусе, выкусите, Иуды. — Путислав свернул фигу и показал её представителям шведской партии.

— Не томи боярин. Прямо глаголь, что за сии коврижки князь стребует.

— Самую малость, — ответил Путислав. — Волость Каянь и лопарские погосты.

На это раз, взорвалась шведская партия:

— Не бывать сему! Он ужо Новоград Терского брега лишил, волостей Тре да Колоперемь. На Онего хозяйничает, аки у себя дома. Ни пяди земли родной, ворогу!

Толпа горячо поддержала противника по спору, а Путислав на сие лишь усмехался:

— И с каких это пор для тебя лопари родными стали, а Завид? А вы пошто шумите? — обратился Путислав к толпе. — Выспросите у гостей, тех кто на Онего бывал. Глаза залили! Правду от кривды отличить не можете? Разве много берёт князь мзды? Кто меньше прочих за гостиницы платит?! Суздаль али Москва, нет Новгород! В корчмах и на новом торге пятую часть кому он скидывает? Разве москвичам? Али меха не даёт бить? Князь к Новгороду как к родному, всей душой. Тапереча, касаемо Каяни, — Пустислав Носович достал бумагу, нацепил на нос очки и принялся зачитывать. — В прошлое лето с Каяни ушкуи в казну городскую мехов да кож лопарских передали на сто пять рублей. За цельно лето! Много ли сие? Ведомо ли Вече, что шведы наших сборщиков ссаными тряпками гоняют. Не сегодня-завтра на Каяновом море острожек поставят и тогда всё, пропала волость аки Выборские погосты. А сколь до Каяни добираться?! Князь же гостинец ладит по Коло и люд с нашего княжества зазывает, терема добрые новгородцам ставит. И сколько сие стоит? Уж всяко не одну тысячу гривен.