Волшебный пояс Жанны д’Арк
Шрифт:
– Это… выдумки.
– Конечно, выдумки, Жанна, – согласилась старуха.
Ведьма.
Ведьм сжигают на костре… и этот пояс помнит их боль… он должен был сгореть… нет, чушь какая… ведьме не позволили бы надеть его… и кажется, всего-навсего кажется… мерещится… яд или наркотик… конечно, травить Жанну нет нужды, а вот опоить…
– Семейная легенда, – сказала ведьма, улыбаясь широкой беззубой улыбкой, дыхнула в лицо Жанны зловонием и пеплом. – Семейное проклятье… ты имеешь право знать, Жанна… ты одной с нами крови, одной души…
Жанна не верит в проклятья.
И уж тем более не поверит ведьме! Господь милосердный защитит,
Это открытие, ужасающее в своей откровенности, привело ее в ужас.
Как она могла забыть?!
– Жанна была и вправду наивной девочкой, верящей искренне, яростно… ее легко было убедить в том, что она должна сделать ради страны, короля… брата… Брату она верила безоговорочно. А он использовал эту веру. Именно брат и подсказал ей, кто будет королем. Брат научил, что говорить… он ведь и с Карлом знаком был… отчаявшимся мальчишкой, который знал, что имеет права на корону, но что права, когда нет сил отстоять их?
Ласковый шепот, которому нельзя верить. И Жанна стискивает зубы, а руки сжимает так, что острые края пластин впиваются в кожу…
– Карл поверил… а следом за ним поверили и другие… это был великий заговор… во благо, Жанна… Верно?
– Во благо, – шепотом повторила Жанна, силясь отрешиться от головной боли и дурноты.
– Именно. Ее объявили посланницей Господа, а в Бога тогда верили иначе… и если Он, Всемогущий, снизошел до того, чтобы объявить Карла истинным королем, то в воле ли народа противиться? Людям пообещали мир и спокойствие, и всего-то надо, что восстать в едином порыве, сбросить ненавистных англичан… освободить Орлеан, что и было сделано… а потом… потом случилось непредвиденное… Жанна попала в плен.
Этот голос мешал уйти в забытье, он был и проклятием, и спасением. Жанна не хотела слушать, потому что все сказанное – ложь.
Не было заговора.
Не было…
…Во благо…
Чей-то шепот и теплое прикосновение, рука к руке… имя Божие… а архангела… меч, который не пристало поднимать женской руке. Он тяжел, неудобен, но Жанна привыкла…
…Что с ней?
Внушение.
Старуха гипнотизирует, не иначе… Жанна не верит в мистику, но гипноз – не мистика, а реальность. И надо противостоять…
– Ее предали. Почему? Король ли испугался, что посланницу Бога славят слишком уж рьяно? Или те, кто стоял за Жанной, решили, что настал ее час? Живые герои опасны… живые герои норовят сделать что-то, что развенчает их героический образ… живые герои не подвластны королям. И как знать, что у них на уме…
Сердце почти остановилось.
И в этот миг, когда Жанна почти умерла, пояс разомкнулся сам собой. Он змеей выскользнул из онемевших рук, упал, и Жанна смогла дышать.
Она и дышала вязким пыльным воздухом, в котором теперь отчетливо ощущался привкус мирры и ладана.
Пепла.
Костра.
– Вы… вы говорите… – Жанна потрогала свое горло, которое оказалось целым, а изнутри ощущение такое, что она огонь глотала.
– Рассказываю тебе небольшое семейное предание. – Алиция Виссарионовна потрогала пояс тростью. – Мертвый герой останется героем… удобным, послушным…
Жанна присела на корточки.
Надо было поднять пояс.
Вернуть в витрину, где ему самое место… а лучше передать его в музей… там будут рады подобному подарку…
– Но тот, кто должен был подарить ей смерть, ошибся… и Жанна попала в плен к англичанам… там состоялся
тот самый суд… Жанну признали виновной и сожгли. А Жиль де Ре, до последнего веривший, что соратники помогут дорогой сестре спастись, понял, что его использовали… их обоих использовали…– Почему они…
– Не выкупили Жанну? Прости, деточка, а зачем? Напротив, англичане сами сделали все, чтобы завершить сию историю максимально красиво. Суд. Обман. Подлог. И костер, о котором каждый знал, что жгут вовсе не ведьму, а святую. Да они канонизировали Жанну раньше папы… превратили Орлеанскую деву в великомученицу…
Алиция Виссарионовна подняла пояс.
– Пояс подарил Жилю де Ре дед, а тот отдал сестре в знак того, что будет ей защитой и опорой… символический дар. Пророческий. Из всех сокровищ, когда пришло время, Жиль спас именно его…
Она уложила пояс в витрину, провела морщинистыми ладонями по металлу.
– А с ним и проклятье… Такое предательство не могло остаться безнаказанным.
– И… и в чем проклятье?
– Пояс помогает женщинам нашего рода. Делает нас сильней. А мужчины… Что ж, у любой силы своя цена…
– Вы так спокойно…
– У меня был сын, – ответила Алиция Виссарионовна. – Он родился… больным… и умер в пятилетнем возрасте. Для него смерть стала избавлением… и для меня тоже. И нет, я не желаю внукам зла, я лишь знаю, что им суждено было родиться в проклятой семье…
Она опустила стекло и витрину заперла, а ключ убрала в навершие трости.
– Не думай о плохом, деточка, – Алиция Виссарионовна оперлась на руку Жанны. – Тебя он признал…
– С чего вы взяли?
– С того, дорогая, что ты выстояла… выстояла, и это многое меняет… очень многое… но погоди с отъездом хотя бы до ужина, ладно?
До ужина?
Почему бы и нет.
– Англичане совершенно потеряли страх, – Гийом говорил вполголоса.
Он всегда разговаривал тихо, так, что поневоле приходилось наклоняться, чтобы расслышать слова. И эта привычка приятеля донельзя раздражала Жиля. Можно подумать, в том, что происходит, есть нечто новое?
Война?
Так она уж который год длится. Идет и идет… Жиль на этой войне вырос и представить себе не способен, каково это будет, ежели вдруг она закончится?
Он особо и не верит, что закончится.
Нет, как добрый вассал своего короля, Жиль обязан думать о мире. Он и думает.
Иногда.
И мир в его представлении наступит исключительно тогда, когда последний англичанин отправится в преисподнюю. А бургундцы следом за ними.
Жаль, на всех Жиля не хватит. Он и так повоевал довольно и вновь был ранен, что весьма огорчило и деда, и супругу, которая осмелилась попенять Жилю, что совсем он себя не бережет. Ее забота была приятна. Да и сама Катрин… Пожалуй, Жиль полюбил ее, если и вправду способен был на столь бесполезное чувство, как любовь.
С ней было спокойно.
С ней он мог не притворяться кем-то иным… и рассказывать едва ли не обо всем. О схватках. О победах. О боли поражений в тех редких случаях, когда приходилось отступать…