Волшебный пояс Жанны д’Арк

– Нет. Ты не уедешь. Хочешь скажу, как все будет? Ты вернешься в комнату и в очередной раз соберешь сумки. Представишь, как возвращаешься домой… а потом решишь немного помечтать. Все девушки любят мечтать… и ты представишь, каково это, иметь не квартиру, а дом… Вспомнишь ту свою жизнь… учительскую… бедность… и у тебя зародится мыслишка: почему бы и нет? Старуха скоро умрет. Тебе ее и убивать не понадобится, достаточно лишь подождать немного… и все это станет твоим. Почти как в сказке про Золушку, только без принца…

Жанна встала:

– Извините, я…

– Иди-иди… думай… только, Жанночка, постарайся уж подумать хорошо… не ошибись в выборе.

Получилось.

Жиль до сих пор не мог поверить, что и вправду все вышло так, как говорила Жанна.

Или Гийом?

Эти двое стоили друг друга, может, в том и лежали истоки их давней вражды? Она зародилась из неприязни, но развилась и окрепла, переродившись в откровенную ненависть, которую Гийом не давал себе труда скрывать.

Он называл Жанну деревенской девкой. И во всем дворе не нашлось бы человека, который посмел бы усомниться в искренности его слов.

Жанна Гийома не замечала вовсе.

Впрочем, не только его…

Странно все. Жиль вспоминал весь прошедший год с удивлением, едва ли не с ужасом, поскольку ныне их с Гийомом затея выглядела и вовсе авантюрной, не имеющей ни малейшего шанса на успех. Но…

Получилось.

«…Я пришла сюда, в королевскую палату, для того, чтобы говорить с Робером де Бодрикуром, дабы он отвел к королю или приказал своим людям отвести меня; но он не обратил внимания ни на меня, ни на мои слова; тем не менее мне необходимо предстать перед королем в первой половине поста, пусть даже для этого я сотру себе ноги до колен. Знайте, что никто – ни король, ни герцог, ни дочь шотландского короля, ни кто-либо другой – не сможет восстановить французское королевство. Спасение может прийти только от меня, и, хотя я предпочла бы остаться с моей бедной матушкой и прясть, не в этом мое предназначение: я должна идти, и я сделаю это, ибо моему Господину угодно, чтобы я действовала таким образом…» [1]

1

Перну З. Р., Клен М. В. Жанна д’Арк. М., 1992.

…Этим словам, как и многим иным, произнесенным Жанной, уже сыскалось место в королевских хрониках. И бедолага Робер, который не чаял в историю попасть, вынужден был вновь и вновь рассказывать историю о безумной девице.

Не безумной – святой.

«…Милый дофин, зовусь я Жанной Девой, и моими устами обращается к вам Царь Небесный и говорит, что вы примете миропомазание и будете коронованы в Реймсе и сделаетесь наместником Царя Небесного, истинного короля Франции. Говорю тебе от имени Всевышнего, что ты истинный наследник Франции и сын короля, и Он послал меня к тебе, дабы повести тебя в Реймс для того, чтобы ты был там коронован и миропомазан, если того захочешь…» [2]

2

Перну З. Р., Клен М. В. Жанна д’Арк. М., 1992.

И это слышали многие.

Правильные слова.

Именно те, которые должен был услышать король, которых жаждал всей душой. Его, неуверенного в себе, раненного и безумием отца, и предательством матери, Жанна покорила с первой встречи. Вот только Жиль знал цену венценосной любви.

Нельзя верить королям.

И богословам.

На богословах настоял Гийом, который с первого дня объявил Жанну самозванкой.

– У меня слишком много врагов, – сказал он, когда Жиль выразил свое удивление. – И теперь они увидят шанс. Объединятся вокруг Жанны… поддержат ее… нам это и надо. А богословы не помешают. Найдутся те, кто объявит ее ведьмой. Нельзя, чтобы в это поверили…

Следствие длилось три недели.

Жиль ждал.

Он нервничал, сам не ведая отчего.

Пуатье. Дом мэтра Жана Рабато, адвоката парижского парламента, присоединившегося к королю два года назад… но верного Гийому.

Жан наблюдал и докладывал, впрочем, записки его были скупы. Они лишь распаляли любопытство Жиля, да и не только его. Переживал и дофин, страшась лишиться и этой поддержки… Только Гийом был спокоен, и это спокойствие порой казалось издевательским.

Последнее письмо от Жана Рабато получилось многословным, и Жиль понял отчего, когда многие копии этого письма разошлись по двору.

И за пределы оного.

Это письмо повторяли слово в слово, с затаенным восторгом, с надеждой, с верой даже, что вскоре все изменится.

«От ученых богословов, с пристрастием изучавших ее и задававших ей множество вопросов, я слышал, что отвечала она весьма осмотрительно, как если бы она была хорошим ученым, так что их повергли в изумление ее ответы. Они считали, что в самой ее жизни и ее поведении крылось нечто божественное; в конце концов, после всех допросов и расспросов, проведенных учеными, они пришли к заключению, что в ней нет ничего дурного, ничего противоречащего католической вере и что, принимая во внимание бедственное положение короля и королевства – ведь король и верные ему жители королевства пребывали в это время в отчаянии и не знали, на какую помощь еще надеяться, если только не на помощь Бога, – король может принять ее помощь».

Король может принять.

Не дофин.

Не сын сумасшедшего Карла и Изабеллы, надо полагать, тоже безумной… но король.

И сгорбленная спина расправилась, а во взгляде появилось нечто такое, что заставило и Гийома хмыкнуть:

– А наш-то не совсем пропащий. – Это он произнес одними губами и не был услышан никем, кроме Жиля. Да и кому он стал нужен, опальный Гийом, утративший всю былую власть?

Нет, король его не отослал, но… знающим достаточно и малого, чтобы понять – за ссылкой дело не станет. Быть может, день, быть может, два… неделя…

Да и надо ли тратить силы на того, чья свеча почти погасла? Есть ведь новая, яркая…

Жанна.

Девица Жанна.

Орлеанская дева…

Нет, Жиль помнит, что поначалу она была просто девицей Жанной, которой благоволит король, настолько благоволит, что в нарушение всех законов объявил оную девицу рыцарем.