Воля богов!

Гера сердито фыркнула.

– - Ты прекрасно знаешь, что греки мне безразличны. Я ненавижу троянцев. Всякий человек имеет право на месть, а я, царица богов, по-твоему, должна глотать любую обиду?

Тем же вечером Фетида пришла во дворец Гефеста. Афродита, увидев её, вскрикнула от радости и расцеловала в обе щеки.

– - Как же хорошо, что ты к нам заглянула, милочка! Мы как раз ужинать собираемся. Что же ты не заходишь? Знаешь ведь, что мы тебе всегда рады. И Гефест всё время о тебе вспоминает и спрашивает.

– - А Гефест дома?

– - Он в кузне. Такой работящий и хозяйственный! Всегда за работой, - Афродита говорила это с такой гордостью, будто благодаря ей Гефест стал таким.
– Он сейчас делает чудесные треножники. Двадцать штук сразу. Он к ним приделает золотые колёсики, так, что они сами будут приезжать, когда их позовут. Ты бы видела, какие ручки будут у этих треножников! Мы их с Гефестом вместе рисовали. Ручки и треножники уже готовы, осталось только прикрепить. Он сейчас как раз куёт золотые гвоздики для этого.

Хотя Афродита никогда не была верной женой, мужа своего она очень ценила, уважала и никогда не променяла бы ни на какого другого. Несмотря ни на что, они были, пожалуй, самой счастливой семьёй на Олимпе.

Фетида терпеливо выслушала рассказ о технических достижениях знаменитого мастера и сказала, что у неё есть просьба к Гефесту.

– - Дорогой!
– закричала Афродита.
– К нам Фетида пришла. Она хочет с тобой поговорить.

– - Фетида у нас!
– донеслось из кузни.
– Вот радость-то! Конечно, я сейчас приду.

Хромой мастер вышел к ним в рабочей одежде, в переднике, на ходу вытирая свои жилистые мозолистые руки. Под локоть его поддерживала девушка, выглядевшая совершенно как настоящая, но сделанная из золота - одно из его изобретений. Рассказывали, что эти девушки умели даже говорить, правда, сам никто их голоса не слышал.

– - Здравствуй, Фетида! Здравствуй, красавица, спасительница моя!
– говорил Гефест.
– Что же ты к нам так редко заходишь? Никак дело у тебя ко мне?

– - Да, - ответила Фетида, силясь изобразить улыбку.
– Сынку моему Ахиллу нужны новые доспехи. Беда у него.

И она, не сдерживая слёз, рассказала печальную историю, случившуюся в последние дни.

– - Конечно!
– воскликнул Гефест.
– Будут ему новые доспехи. Не доспехи - конфетка. Таких ни у одного бога нет. И поножи сделаю, и шлем, и кирасу. А какой щит у него будет! Пятислойный, красоты неописуемой. Я на нём и солнце изображу, и землю, и море, и луну. И все звёзды со всеми созвездиями. И два города изображу. В первом одни люди свадьбу празднуют, а другие из-за денег судятся. Один говорит, что заплатил, а другой, что не получил. Оба свидетелей привели, спорят, препираются, а судьи по очереди выступают и приговор говорят. А в другом городе в это время война идёт. Которые в городе - те отказываются дань платить, а другие их за это осаждают, грозят город разрушить и всё добро себе забрать. А осаждённые устраивают вылазку. И впереди их идут Арес и Афина. Оба большие, красивые, в золотых доспехах - чисто боги. Они в засаду садятся у реки, куда враги скот на водопой водят. Нападают на пастухов, убивают, а скот угоняют в город. А враги услышали, прискакали на помощь пастухам, и пошла битва. Там и Смерть, и Вражда, и Смута будто живые вместе с людьми бьются, трупы врагов туда-сюда тащат, доспехи с убитых снимают - всё как в жизни. А ещё изображу золотую ниву, а на ней крестьяне пашут. Как дойдут до края поля - им по чарке вина поднесут, и они обратно пахать идут. Вспаханная земля будет как настоящая - чёрная, хоть я и сделаю её из золота. А дальше я изображу сбор урожая: крестьяне серпами колосья срезают, а другие снопы вяжут, а жёны на краю поля ужин готовят. А ещё там будет виноградник. Деревья золотые, с чёрными ягодами, а подпорки из серебра, а вокруг ров с водой из синего стекла и стена из олова. А по дорожке молодёжь в корзинах собранный виноград несёт. А мальчик на лире играет и поёт тоненьким голосом так, что ноги сами в пляс идут. А пастухи - я их из золота сделаю, в это время стадо волов ведут - одни волы золотые, а другие оловянные. Вдруг на них львы нападают. Пастухи на них собак натравливают, но без толку - собаки львов боятся. А другие пастухи ведут овец. А молодёжь танцует - хороводы водит, и все песни поют. А вкруг всего этого океан, как вокруг настоящей земли.

Фетида слушала, как Гефест взахлёб рассказывал о своих творческих планах и только молча кивала.

Примирение

Утром Фемида облетела всех богов, созывая их на общий сбор. Явились все, даже лесные и речные боги, которым обычно нечего делать на Олимпе.

Для такого расширенного собрания был подготовлен большой зал во дворце Зевса, который Гефест построил специально для таких мероприятий.

На возвышении, образуя президиум, стояли двенадцать тронов. Зевс и Гера сели на самые большие в центре, главные олимпийцы расположились на тронах по бокам, а все остальные боги занимали места на длинных мраморных скамьях в зале. Нимфы явились разодетые как на свадьбу и, рассевшись в первых рядах, сразу стали наперебой строить глазки президиуму. Сатиры с натёртыми до блеска рогами чинно сидели позади, ковыряя кто в зубах, кто в носу, кто в ухе.

Всё ещё недовольный со вчерашнего дня Посейдон уселся на троне возле Зевса и ворчливо спросил:

– - Что, Зевс, опять какое-нибудь объявление насчёт Трои?

– - Просто мысли мои читаешь, братец, - весело и доброжелательно ответил громовержец.

Видя, что Зевс сегодня в хорошем настроении, Посейдон решился выразить ему своё вчерашнее недовольство:

– - Против богов идёшь, брат. Ты, конечно, можешь помогать троянцам - твоя воля, но учти: боги с тобой не согласны.

– - Говори за себя, Посейдон. Кто это со мной не согласен?

– - Да все не согласны: я, Гера, Афина, Гермес...

– - Что?! Эй, Гермес!

– - Чего, Кроныч?

– - Ты что, против троянцев?

– - Как скажешь, Кроныч.

– - Что это за ответ? Что ты юлишь всё время? Неужели сложно прямо сказать: ты за греков или за троянцев?

– - Ничего сложного, Кроныч. Проще простого. Скажи мне только, кто победит, и я сразу скажу, за кого я.

Зевс усмехнулся и, убедившись, что все собрались, начал свою речь:

– - Так вот, значит, мальчики и девочки, тут уже поступают нарекания, что я, дескать, много на себя беру: троянцам помогаю, греков защищать не даю, богам вмешиваться запрещаю, сам всем распоряжаюсь, а другим разрешаю только смотреть. Ладно, пойду навстречу вашим пожеланиям. Сегодня ничего запрещать не буду. Делайте что хотите, а я буду только наблюдать.

– - А за греков воевать против троянцев можно?
– осторожно спросила Афина.

– - Можно, - улыбнулся Зевс.
– Тебе, доченька, сегодня всё можно. Хотите - за греков воюйте, хотите - за троянцев. Хоть между собой передеритесь. Я ни во что вмешиваться не буду.

Он тут же пожалел, что разрешил богам передраться между собой, заметив, какой кровожадный взгляд бросила Гера на Артемиду и как многозначительно переглянулись Афина и Арес. Но слова уже были сказаны, и Зевс приказал Ганимеду налить нектара, закрыл короткое собрание, поднялся с трона, взял пакетик с орешками, уселся перед ясновизором, закинув ногу на ногу, и принялся наблюдать за событиями, происходившими в это время в греческом лагере.

У греков в это время тоже было большое собрание. Речь держал Ахилл.

"Нам с Агамемноном следовало помириться ещё раньше, - говорил он, - а лучше вообще не ссориться. Было б из-за чего! Из-за какой-то бабы, чтоб ей сдохнуть раньше! Сколько бед наша ссора принесла грекам и сколько радости троянцам! Но что сделано, того не исправишь. Я больше на Агамемнона не сержусь - я теперь только на троянцев сержусь, и особенно на Гектора. Командуй, Агамемнон. Я теперь биться хочу и убивать троянцев, сколько сил хватит. А сил у меня хватит на всех их".

Толпы греков ответили ему оглушительным рёвом. Агамемнон встал, кряхтя от болевшей раны, и сказал, поднимая руку: "Тихо! Не мешайте говорить, а то я сам себя не слышу.