Воля богов!

Меня уже за это дело многие ругали и винили в том, что произошло. Но не я тут виноват. Это всё боги меня с толку сбили. Одна Эрида чего стоит! Против судьбы, опять же, не попрёшь. Да и сам Зевс что-то в последнее время взялся мне гадости устраивать. Всё одно к одному. И что я мог сделать? Есть, говорят, богиня такая: Ате. Может, врут, конечно, а я думаю, что и вправду есть такая. Она только и делает, что людей с толку сбивает. Мне про неё Нестор рассказывал. Ну, вы же знаете Нестора - он ерунду говорить не будет. Так вот она не только людям - она и богам головы может заморочить.

Дело так было. Поправь меня, Нелеич, если я что неправильно скажу, - Агамемнон был не из тех, кто охотно извиняется и просит прощения, и сейчас он, хоть и понимал, что сделать это всё равно придётся, был рад возможности получить отсрочку, рассказав какую-нибудь историю.

– Зовёт как-то Зевс всех богов и говорит им:

– - Радость у меня сегодня, боги. Родится самый главный герой, который будет царствовать над миром, а все остальные герои ему служить будут.

А Гера, хитрая такая, ему отвечает:

– - Врёшь ты всё! Мы же знаем, что у тебя семь пятниц на неделе, и ничего этого не будет. Можешь поклясться страшной олимпийской клятвой, что правду говоришь?

А Зевс и не понял, что она нарочно это сказала. Так ему, значит, Ате голову заморочила. Ну, он и поклялся. Думал, что ничем не рискует, поскольку знал, что Алкмена, подружка его, на последнем сроке и сегодня Геракла родить должна. А Гера тут разом всё переиграла: Никиппа, микенская царица тоже сына ждала, так Гера ей роды ускорила, и она Эврисфея недоношенным родила. А Алкмене Гера наоборот роды задержала, так что Геракл только на другой день родился. А потом приходит к Зевсу и говорит: так, мол, и так, родился сегодня Эврисфей, а Геракл у него теперь на побегушках будет, как ты и обещал.

Вот тут-то Зевс и понял, как его жена обманула. Ох уж и прогневался он, а сделать-то ничего уже не может: клятва-то дадена. Схватил он тогда Ате за волосы и так её! И так!
– Агамемнон с неподдельной злостью изобразил, как Зевс бьёт Ате головой об стол.
– И запретил ей впредь на Олимпе появляться. С тех пор ходит она между людьми и жертву себе ищет. Вот, значит, я ей как раз и подвернулся.

Так что, раз уж и Зевс с ней не справился, то куда уж мне - простому царю. Но я свою вину загладить всё равно готов. Всё, что Одиссей тебе, Ахилл, давеча обещал, я отдам. Вот, прямо сейчас мои люди всё тебе доставят, пока мы завтракаем".

"Не надо мне ничего, - твёрдо ответил Ахилл.
– И завтрака не надо. Мне никакой кусок в горло не полезет, пока я не отомщу стократно за смерть моего друга. Нечего время терять! Командуй прямо сейчас в бой идти!"

Греческое войско вскричало ему в ответ воинственно, но без энтузиазма. Общее мнение выразил Одиссей: "Спокойно, Ахилл! Горячку пороть не надо. Ты тут всех сильнее, но я тебя старше и жизнь знаю лучше, так что поверь моему опыту: во-первых, когда подарки дают, никогда не отказывайся и бери сразу, не откладывая, а то ведь передумают; а во-вторых, никогда не воюй, не позавтракав. Все мы тут готовы на любые жертвы, чтобы отомстить за твоего безвременно погибшего друга, но приносить в жертву свой желудок не стоит. От голодных воинов в бою мало проку. Так что вели накормить своих мирмидонцев, сам поешь - Атреич сейчас наверняка не откажется угостить тебя за свой счёт, и подарки прими, а там уж и повоюем - день впереди долгий".

В ответ на эти слова Одиссея греки закричали чуть менее воинственно, но гораздо более дружно.

Ахилл был не согласен, но противиться воле всего войска не мог даже он. Пришлось возвращаться к своей палатке и терпеливо ждать, пока люди Агамемнона под предводительством Одиссея не доставили ему всё, что обещал капризному герою командир греческого войска. Он принципиально не смотрел в сторону этих даров. Не посмотрел он и на дочку Бриса, которую позавчера называл своей любимой, а сегодня желал ей смерти. Той, из-за которой разгорелась его ссора с Агамемноном, той, чьё имя он так и не узнал. Видя настроение Ахилла, девушка не подошла к нему, но сразу бросилась к телу Патрокла, от которого Фетида заботливо отгоняла мух.

Девушка заплакала горько и искренне. Патрокл был единственным греком, который понимал и жалел её. Ахилл, хоть и изображал любовь, на самом деле всегда любил только себя, а других - лишь в той мере, в какой они поддерживали в нём эту единственную и самую крепкую его любовь. Много горя пришлось пережить дочке Бриса: её молодой муж, за которого она вышла совсем недавно, и три брата пали жертвами Ахилла, когда он захватил и разрушил её родной город, её саму Ахилл насильно увёл с собой, и только Патрокл утешал дочку Бриса, уверяя, что Ахилл любит её и женится на ней, когда вернётся в Элладу. Она верила ему, потому что надо во что-то в жизни верить и на что-то надеяться. А теперь Ахилл, кажется, даже не узнал её, когда она вернулась после долгой разлуки, а Патрокл лежит мёртвый, и она никогда не услышит от него ни слов утешения, ни доброй лжи - последней надежды в несчастье.

Дочка Бриса плакала - может, по Патроклу, а, может быть, и по самой себе, а Ахилл сидел в стороне мрачный, ни разу не взглянул на неё, молчал и отворачивался, когда сердобольная Афина пыталась накормить его с ложечки амброзией.

Отвязавшись от Афины, он примерил новые доспехи. Их рано утром, когда он ещё спал, принесла и положила рядом с его кроватью Фетида. Они блестели так ярко, что никто не мог на них прямо смотреть.

Гефест не подвёл. Доспехи были не только красивы, но и очень удобны. Они сидели так, будто мастер точно знал все особенности богатырского тела полубога Ахилла. Несмотря на свой немалый вес они, казалось, не обременяли, а наоборот облегчали героя, придавали ещё больше силы, вселяли уверенность и боевой дух.

Сразу взбодрившись, Ахилл взял своё огромное копьё, которое никто кроме него не мог поднять, и взошёл на колесницу. "Давайте, кони, несите меня, - сказал он.
– К победе везите и к славе, а не так, как Патрокла".

Обидный намёк задел гордость божественных коней. Один из них обернулся и вопреки всем обычаям сказал человеческим голосом: "Ты, Пелеич, на нас вину-то не сваливай. Аполлон в смерти Патрокла виноват, не мы. Он, кстати, и тебя ненавидит. Сегодня Зевс тебя защищает - живым вернёшься, а потом..." Тут разговорившийся конь осёкся, почувствовав, что и так уже сболтнул много лишнего.

Впрочем, Ахилл всё равно не придал его словам никакого значения. Сейчас его интересовала только предстоящая битва и смерть как можно большего числа врагов. Думать о своей смерти он не привык и не хотел. "Не ваша это забота!" - буркнул он и поскакал в бой.

Битва богов

Греческое войско, воодушевлённое возвращением своего самого славного героя, стройными рядами шло навстречу врагам вслед за воинственным Ахиллом. Троянцы стояли молча. Они понимали, что предстоящий бой будет тяжелее всех предыдущих.

Поодаль с небес спустилась группа богов, решивших принять участие в битве. Они были настроены воинственно, громко кричали, призывая к бою обе стороны. Но всех перекричала Эрида, как обычно подававшая сигнал к началу сражения. Прозвучали фанфары, придуманные Герой и Афиной, Зевс усилил музыкальное сопровождение парой грозных громовых раскатов, а Посейдон устроил хорошее землетрясение.

– - Сколько можно!
– вскакивая с трона, завопил Аид в своём подземном царстве, когда на голову ему посыпалась штукатурка.
– Совсем с ума посходили с этой войной! Уже и среди покойников покоя нет!