Вопреки терзаниям

Я вытянул один из альбомов с фотографиями, смутно припоминая, когда видел его прежде. Детские фотографии маленького светловолосого паренька и сейчас вызывали вздох умиления. Он в младенчестве был таким ангелочком, милым и невинным мальчиком. А глазки-то какие прелестные. Я готов был смотреть на снимки вечность.

Нехотя положил альбом поверх стопки и вытянул тот, который часто видел в домике, когда мы только решили съехаться и перевезли часть личных вещей Алмаза. Здесь он хранил все снимки, какие распечатывал на досуге, будь то пейзажи или здания, а иногда и фотографии памятных мест.

Ну что ж, заглянем одним глазком.

Я осторожно опустился на краешек кровати, решив пролистать фотографии и окунуться в недалекое прошлое. Не уверен, что готов к такому отчаянному шагу прямо сейчас, но пальцы действовали против моей воли. Альбом раскрылся почти на середине, и я принялся жадно разглядывать каждый снимок.

Помнится, сидя на диване в обнимку со своим парнем, я с наслаждением слушал воодушевляющие истории, которые хранились на тех или иных фото. Положив голову мне на плечо, Алмаз медленно перелистывал страницы альбома и с нежностью касался пальцами шуршащей бумаги.

Воспоминания словно вихрь ворвались в мое сознание, заставив сжать челюсти до скрипа. По мере того как я листал альбом дальше, настроение только ухудшалось. Если предыдущие снимки были сделаны еще до нашего знакомства, а значит, не могли причинить мне боль, то последующие...все это сохранилось и в моей памяти тоже.

Сюда же относились и фотографии с отдыха в Геленджике, с турнира в моем клубе, вид с моста на простирающийся впереди лес, окружающий наш домик. В своем аккаунте Алмаз удалил их или скрыл, но никогда бы не стал выбрасывать уже распечатанные снимки.

Когда я перевернул последнюю страницу, следом за которой обнаружил пустые листы, с досадой захлопнул альбом. Но сделал это слишком резко, отчего вложенные между страницами фотографии точно в замедленной съемке упали к моим ногам. Наверное, Алмаз попросту забыл об их существовании.

Я нагнулся, осторожно цепляя за уголок каждый из шести снимков и переворачивая лицевой стороной. Меня словно ударили под дых, я едва не отшвырнул их подальше чисто инстинктивно.

Черт возьми, это же тот день ... Наша поездка на Финский залив, ночевка в палатках, провокация Андреа, их беседа на моих глазах, когда только благодаря Сереге мне удалось сдержаться. Я с шумом втянул в себя воздух, ощутив легкое головокружение. Воспоминания невидимой тяжестью продолжали давить на грудь.

Я отложил три снимка, на которых был запечатлен сам Финский залив и лишь неясные очертания фигур среди деревьев, и взялся за просмотр оставшихся трех. На одной фотографии мы с Серегой, в руках которого была банка пива, смеялись наверняка над очередной глупостью, сейчас уже и не вспомнить, а в шаге от нас Гриша и Саша, как и обычно, выясняли отношения. Хотя я и выглядел довольно счастливым на снимке, на деле же меня снедали сомнения, правильно ли я поступил, отпустив Алмаза одного на поиски красивого ракурса для своего портфолио.

Дыхание на миг перехватило, словно бы я неосознанно переместился в прошлое, но лишь в качестве наблюдателя, не имея возможности ничего исправить, поступить иначе, не позволить ему пойти следом за Алмазом...

На следующей фотографии был запечатлен я один. Озабоченно нахмуренные брови, в глазах усталость со смесью облегчения от того, что отдых подошел наконец к концу, а уголок рта искривлен в какой-то нервной улыбке, скорее даже оскале. Не думал, что со стороны моя поза выглядела такой напряженной. Будто каждый миг я готовился броситься в атаку.

Мои мысли тогда вертелись только вокруг Алмаза, наших отношений, моего мерзкого поступка в поезде. Меня охватывала тревога, что все может рухнуть в любой день.

Чего боялся, то и сбылось.

И пусть Андреа приложил усилия для того, чтобы Алмаз исчез из моей жизни, вот только окончательное решение он принял сам. А я ничего не мог поделать, кроме как предоставить ему желанную свободу.

Когда я взялся за просмотр последней фотографии, сердце ухнуло куда-то вниз. Из горла вырвался странный звук, больше похожий на предсмертный хрип. С фотографии на меня смотрели пронзительно зеленые глаза Андреа. Глаза парня, который разрушил не одну жизнь, погубил наше с Алмазом будущее.

На снимке Андреа выглядел так естественно, каким я видел его крайне редко за последнее время. Темные волосы развевались на ветру, брови приподняты, что придавало лицу игривое выражение, а на губах играла хитрая усмешка. Одну руку он завел за спину, судя по всему, пряча от Алмаза свой подарок. Очередной сотворенный его рукой шедевр.

Боже мой...

Все это за мгновение вернуло меня в события того времени. Пришлось сжать челюсти, чтобы не разорвать фотографию в клочья. Всего один клочок бумаги, а сердце будто кинжалом пронзили. И лезвие прокручивалось в нем снова и снова. Я вновь, как и в тот день, когда жизнь поделилась на до и после, ощущал подступающую панику и жгучую ярость, мощной лавиной накрывающую меня с головой.

Господи, как же я его ненавижу... Он так сильно выводил меня из себя в школьные годы, когда не отходил от нашей компании ни на шаг, всюду оказывался рядом. Теперь уже становилось понятным, ради кого он терпел наши насмешки и явное пренебрежение.

Но куда больше меня раздражало его поведение, когда он прилетал из Америки весь такой из себя, с застывшей на лице самодовольной гримасой. Так старательно делал вид, будто получает удовольствие от времяпрепровождения с нами, интересовался, как у нас продвигаются дела. В действительности же ему хотелось потешить свое самолюбие, похвастаться достижениями, чтобы заставить завидовать тех, кто в школе втаптывал его в грязь, утверждая, что он никогда в жизни не добьется успеха.

И вот этот лицемерный и мстительный человек был настолько дорог Лешке, что тот погубил себя из-за банальной ссоры? Просто не верится...

— Я и забыл, что успел их распечатать, — раздался мелодичный голос, и от неожиданности я выронил фотографию, которую уже несколько минут крепко стискивал пальцами.

Алмаз медленно нагнулся, с совершенно непроницаемым лицом рассмотрел фотографию. Вгляделся в глаза монстра, едва не погубившего его. Он с грустью улыбнулся и сложил снимок вдвое, потом еще раз и еще, пока от него не остался один лишь маленький квадратик.

— Ужин готов, мы можем идти.

Я молча уставился на Алмаза, не понимая ни слова из того, что он только что сказал. Мне было необходимо время, чтобы вернуться в реальность, чтобы перестроиться и остановить творившееся в голове безумие.

— Ты передумал? — Алмаз нахмурился, продолжая сжимать в руках скомканную фотографию, а я не мог думать ни о чем другом, кроме того, кто на ней запечатлен. И взгляд мой был прикован лишь к его пальцам. — Федя...

Он отложил сложенный квадратик на стол, затем собрал разбросанные мною фотографии, на мгновение задержав взгляд на снимке с моим лицом, и поспешно запихал их обратно в альбом. Сам альбом положил на полку, а фото с Андреа спрятал под ноутбук. И застыл, тяжело дыша.