Восемь Драконов и Серебряная Змея

— Ты слышала это, Ваньцин? — спросил он, бросив в сторону деревни подозрительный взгляд.

— Непохоже на крик боли, или зов на помощь, — уверенно заявила девушка, и с сомнением добавила:

— Быть может, там кто-то сражается?

— Ума не приложу, кто бы мог затеять драку в этом сонном захолустье, — насмешливо фыркнув, ответил Шэчи. — Разве что, два крестьянина не поделили горшок домашнего вина.

— Близится вечер, и вскоре нам придется искать ночлег, — задумчиво промолвила Му Ваньцин. — Почему бы нам не рассудить спор этих крестьян, и не испросить взамен ночевку в мягкой постели?

— Для начала, выясним, что у них стряслось, — ответил Инь Шэчи. — Но, даже если эти крики — некая местная игра, думаю, мы сможем уговорить местных предоставить нам комнату на ночь. Твои объятия и ложе из веток сделают мягче шелкового покрывала, моя богиня, но я с удовольствием потрачу немного серебра, чтобы побаловать тебя чистыми простынями, и теплой спальней.

— Решено, — улыбнулась девушка. — Пойдем узнаем, что кричал, и почему, — они дружно направили коней на ведущий к деревне путь.

По мере их приближения к деревенской окраине, дикие крики раздавались еще дважды, а вскоре, показался и их источник — странствующий даос, проводящий ритуал экзорцизма. Босой, со спутанными волосами, мокрыми от пота, он трудился вовсю: его движения напоминали пляску безумца, черная даосская шапка со скругленным верхом сбилась набок, а развевающиеся полы халата были измазаны в дорожной пыли. Деревянный меч мужчины старательно разил невидимых врагов с такой скоростью, что бумажные талисманы, нанизанные на его лезвие, то и дело норовили отправиться в свободный полет. При этом, даос успевал молиться всем небесным силам, великим предкам, основоположникам Пути, и еще множеству сущностей, не повторившись ни разу. Инь Шэчи невольно преисполнился уважения к бодрости и отличной памяти этого немолодого уже мужчины.

— Гляди-ка, — шепнул он жене. — Мы искали беду, а нашли отличное театральное представление, что развлечет нас этим вечером. Когда он начнет просить плату за свои усилия, я с удовольствием вознагражу его парой десятков медяков.

Му Ваньцин невольно прыснула, прикрывая рот рукой, чем заработала пару недовольных взглядов от окруживших даоса крестьян. Местные жители, похоже, оставили все свои дела, чтобы поглядеть на ритуал. То и дело, они уважительно кивали, и обменивались краткими похвалами несомненным силе и знаниям экзорциста.

Тем временем, даос вновь грозно возопил, отпугивая злых духов, и умолк, тяжело дыша. Он устало отложил деревянный меч на небольшой алтарь — стол, накрытый чистой тканью, на котором лениво курилась жаровня, и лежали скромные подношения в виде овощей, мешочков с рисом, и одинокого кувшина, к чьему округлому боку была прилеплена бумажка с иероглифом «вино». Инь Шэчи, насмешливо улыбаясь, хотел уже похлопать в ладоши, выражая свое уважение устроенному даосом представлению, но тот, как оказалось, не собирался заканчивать свои усилия по изгнанию злых духов, а всего лишь переводил собственный дух.

— Жители деревни Янцзячжуань! — провозгласил он звучным голосом. — Я не пожалел усилий, чтобы изгнать всех злых духов и демонов из вашего селения. С этого дня, злобная двухвостая лисица, что крала по ночам мужскую силу, не потревожит вас, — на этих словах, часть мужчин принялась смущенно мяться под ожидающими взглядами своих супруг. — Дух горной обезьяны больше не сведет на ваши головы лавину, а ужасный летучемыший демон не прилетит в ночи, чтобы пить вашу кровь. Вы будете в безопасности и от множества других тварей помельче, как только примете от меня эти защитные талисманы, — он помахал стопкой желтой бумаги, расписанной алыми иероглифами.

— Сколько стоят ваши обереги, наставник? — спросил кто-то из толпы.

— Я не возьму за них ни медяка! — объявил даос под хвалебные возгласы местных. Они тут же начали толпиться вокруг мужчины, тянясь за вожделенными бумажками.

— Странно, — прошептала Му Ваньцин мужу. — Эти жулики обычно дерут втридорога за свои танцы, крики, и испорченную бумагу. Неужто он — честный человек, и удовлетворится пожертвованиями?

— Подожди, — вполголоса ответил Инь Шэчи. — Представление еще не окончено. Посмотрим, что он скажет дальше.

Раздав все талисманы до единого, даос поднял руки, привлекая внимание крестьян, что потянулись было обратно к своим домам и дворам.

— Я, Фан Цзумин, наследую искусству великого мудреца Цзо Цы, и учился лично у него и его наследника Гэ Сюаня, — громогласно заявил он. Шэчи удивленно округлил глаза, припомнив упомянутых личностей, но менее образованные крестьяне, разумеется, не впечатлились.

— Я живу на свете уже седьмую сотню лет, — тут же пояснил даос, быстро понявший причину их безразличия. В толпе раздались восхищенные охи. — Энергии неба и земли подчиняются мне, звери и птицы — слушаются приказов, а солнечный свет и роса полевая служат пищей и питьем. Поэтому, я не беру за свои услуги денег. Но даже мне не под силу нарушить небесные законы, — он обвел благоговейно глазеющих на него крестьян суровым взглядом, и ненадолго умолк. Местные почтительно внимали, явно ожидая чего-то не менее невероятного. Фан Цзумин не разочаровал.

— Великая несправедливость свершилась в вашем селе, и какие бы могучие ритуалы я ни творил, какие бы силы ни призывал, они не смогут отвратить от Янцзячжуаня ужасное несчастье! Воистину, неисчислимые беды ожидают это селение, ведь в нем поселился мстительный дух, возрастом в несколько сотен лет! Неутоленная жажда справедливости свела его с ума, и превратила в чудище, но я не могу изгнать его — ненамеренны причиняемые им беды, и законны его притязания! — крестьяне зашумели, озадаченно переговариваясь. Даос терпеливо ждал, уставив руки в бока.

— Что же нам делать, наставник? — наконец, спросил кто-то. — Мы не можем бросить могилы предков, и сняться с места в поисках земли, где не буйствует кровожадный призрак. Может, есть способ как-то умилостивить этого духа?

— Слушайте внимательно! — торжественно ответствовал Фан Цзумин. — Я говорил с ним во время моего ритуала, и выяснил, что гнетет этого несчастного. Еще во времена династии Тан, в правление Небесной Императрицы[1], когда чиновничий произвол достиг таких высот, что стенания бедствующего народа поколебали само небо, жил ученый, по имени Сюй Сянь…

— Не иначе, он полюбил змеиного демона в обличье красавицы[2], — шепнул Инь Шэчи жене, с трудом сдерживая смех. — Что-то этот негодный даос совсем не желает стараться, и придумывать имена своим воображаемым духам.

— Я помню эту сказку, — озадаченно ответила девушка. — Разве ее не слышали все, от мала до велика?

— До здешних гор она могла и не дойти, — тихо ответил юноша, пожимая плечами. — Но послушаем, что же еще расскажет этот выдумщик.

— … Несправедливо обвиненный своим недругом, Фа Хаем, Сюй Сянь предстал перед судом, — тем временем, продолжал свою историю даос. — Несчастный школяр не смог оправдаться, ведь коварный Фа Хай успел подбросить к нему в дом и окровавленный нож, и кошелек невинной жертвы. Взмолился Сюй Сянь о милосердии, но жестокий судья жаждал лишь денег, и денег много больших, чем могли прислать Сюй Сяню его бедные родители. В отчаянии, он написал письмо своей тетушке Бай Сучжэнь, наложнице в доме богатого вельможи, — тут уже Му Ваньцин не смогла сдержать смешок, и удостоилась раздраженного шиканья от стоящих рядом крестьян.