Восемь Драконов и Серебряная Змея

Кошмарная тварь разразилась щелкающим смехом, гулким и отрывистым, словно клацанье бамбуковых колотушек. Это стало для Инь Шэчи последней каплей. Напуганный до смерти, он вскинул руку, и отправил в ужасающее создание технику Ладони Сяояо.

Юноша никак не ожидал того, что произошло потом — жуткая харя чудовища переломилась пополам, открывая взъерошенные черные волосы, растущие на вполне человеческой макушке. Сметенный силой атаки, неизвестный с коротким воплем повалился наружу. Раздался весомый удар о землю, сопровождаемый еще одним вскриком, и ночной пришелец затих, лишь изредка болезненно охая.

Страх мгновенно покинул душу юноши, вытесненный невольным уважением — он быстро понял суть сыгранной с ним шутки. Выпрыгнув наружу через открытое окно, Шэчи склонил голову к плечу, и задумчиво оглядел лежащего. Неуклюже ворочающийся на земле рядом с верхней половиной страшной маски, сломанной атакой юноши, неизвестный гость больше не казался мстительным призраком, вышедшим на охоту. Приглядевшись, Инь Шэчи узнал морщинистый лоб и бессмысленно хлопающие глаза, более не скрываемые жуткой личиной, и закивал с понимающей улыбкой.

— Неужто ко мне в гости заявился призрак Сюй Сяня, любовника белой змеи… то есть, неправедно погубленного ученого? — насмешливым тоном вопросил он. — Верно, мне стоит избавить жителей Янцзячжуаня от этой напасти, и пронзить его мечом. Заодно, проверю, действует ли холодное железо на тварей Диюя.

— Смилуйтесь, юный герой, — зазвучал из-под обломка маски хныкающий голос, также вполне узнаваемый. — Я всего лишь зарабатываю себе на кусок хлеба, как могу. Не губите меня, ведь я вовсе не хотел причинить вам вреда, клянусь.

— Мне — нет, — согласился юноша. — Ты собирался причинить вред местным крестьянам, обобрав их дочиста. Странствующие даосы, что кормятся с деревенских суеверий, по-своему полезны — их ужимки способны развлечь, а экзорцизмы и талисманы вселяют в простой люд уверенность и спокойствие. Но ты, жадный глупец, собрался лишить жителей Янцзячжуаня последнего. И не стыдно тебе, негодяю?

— Еще как стыдно, — с готовностью согласился изобличенный даос. — Поистине, вы открыли мне глаза на всю глубину моего падения. Я попрал законы гостеприимства, обманывая несчастных сельчан, и нарушил заветы учителя…

— Какого учителя? — засмеялся Инь Шэчи. — Неужто самого Цзо Цы? Как бы он, слыша твои лживые речи, не спустился с небес на облаке, чтобы лично надавать тебе тумаков.

— Нет, нет, молодой господин, что вы, — зачастил даос. — Я был послушником секты Цюаньчжэнь. Меня изгнали за… за мелкий, незначительный проступок, право слово — их правила очень уж строги…

— За кражу, наверное, — предположил Шэчи. — Или обман. Такой прохвост, как ты, наверняка попытался стащить или выманить что-то у братьев по секте.

— Это… как бы то ни было, молодой господин, я уже понес справедливое наказание, — виноватым тоном ответил Фан Цзумин. — Уверяю, вы строго наказали меня и за ту маленькую шутку, что я попытался сыграть с вами — все мое тело ноет и ломит. Ваше боевое искусство — невероятно, — льстиво продолжил он. — Даже сотня таких, как я, не ровня вам. Моя жалкая жизнь — в ваших руках. Смилостивьтесь над этим несчастным странником, юный герой. Серебро, оставленное мною в доме — ваше. Я отдал бы вам и больше, но оно — последнее, что у меня есть, — он жалобно воззрился на Инь Шэчи поверх сломанной маски.

— Раз уж ты искренне раскаиваешься, я, так уж и быть, оставлю тебе жизнь, — с нарочитой серьезностью ответил юноша. — Прав ты и насчет наказания — добрая оплеуха была достаточной расплатой за намерение испугать меня до смерти. Но вот за попытки обобрать местных, ты еще не наказан, — наклонившись над Фан Цзумином, он ухватил его за шиворот, и поволок в сторону амбара, стоящего на заднем дворе.

— Больно уж позднее сейчас время, да и устал я, — весело поведал он безропотно висящему в его руке мужчине. — Завтра решу, что с тобой делать.

Оттащив Фан Цзумина в амбар и связав его найденной там веревкой, Шэчи уложил плутоватого даоса на сеновал, запер дверь на замок, и двинулся обратно в дом. Войдя в спальню, он пристроился под бок к так и не проснувшейся Му Ваньцин, и быстро уснул.

* * *

Инь Шэчи проснулся с первыми лучами солнца. Наскоро одевшись, он вышел во двор, где посетил отхожее место, а после, вытащив из колодца ведро ледяной воды, умылся и вволю напился. Вернувшись обратно в спальню, он присел на кровать, собираясь разбудить мирно спящую жену, и невольно залюбовался ею, на мгновение забыв обо всех своих намерениях. Лучи утреннего солнца, проникающие сквозь щели в ставнях, ласкали белоснежную кожу ее лица; полные губы Ваньцин чуть изгибались, улыбаясь ее снам, а распущенные волосы, черные, как вороново крыло, разметались по подушке, подобные темным водам ночной реки.

Он легонько тронул ее обнаженное плечо, убрал с лица девушки непослушную прядку волос, провел пальцами по нежной белизне щеки, и, не удержавшись, поцеловал чуть приоткрытые губы, мягкие и податливые.

— Ты снова хочешь заняться любовью, муж мой? — сонно пробормотала Му Ваньцин, едва лишь он оторвался от нее. — Дай мне хоть немного поспать, — Инь Шэчи озадаченно моргнул, и, помимо воли, рассмеялся.

— Каждый взгляд, что я бросаю на тебя, любимая жена, пробуждает во мне сладкое томление, — ответил он. — Но сейчас, я всего-навсего хотел тебя разбудить. Уже утро. Пора бы нам побеседовать с крестьянами и тем негодным даосом, — Му Ваньцин потерла заспанные глаза.

— Правда? — она с трудом подавила зевок. — Сейчас встану, — она приподнялась на локте, и едва успела подхватить одеяло, начавшее соскальзывать с ее груди.

— Отвернись немедленно. Мне нужно одеться, — потребовала она, глядя на мужа с сердитым смущением. Мечтательная улыбка на лице Шэчи стала лишь шире — недовольное личико любимой показалось ему донельзя милым.

— Повинуюсь, о прекраснейшая из богинь, — весело ответил он, вставая и отворачиваясь. — Из уважения к тебе, я даже не стану подглядывать, хоть мне и очень хочется.

Шелест одежды раздался было со стороны кровати, но быстро прекратился. Мгновение спустя, к спине Шэчи прижалось стройное тело, ласковые руки, обняв его торс, скользнули под халат, и нежный голос прошептал:

— Ты знаешь, муж мой, я передумала. Давай задержимся в постели ещё ненадолго…

* * *

Они выбрались из спальни пару часов спустя, весьма довольные приятным началом дня. Собрав вещи, они отвязали лошадей от коновязи, и Му Ваньцин повела их в поводу. Инь Шэчи, в свою очередь, заглянул в амбар, и выволок оттуда вороватого даоса, все так же связанного, и очень этим недовольного. Дойдя до того самого пятачка земли посреди деревни, где Фан Цзумин проводил ритуал экзорцизма, юноша небрежно уронил свою ношу на землю, подняв клубы пыли, и весело воскликнул, перекрикивая судорожно кашляющего даоса: