Восход жёлтого полумесяца

Но вот с чего бы это ему выгораживать Бётэрмыца — подельника и давнего товарища, которого он, кстати, якобы уже несколько лет не видел?

Инспектора не проведёшь: может, начал он не очень удачно, но умеет слышать между слов. Инспектору сразу же очевидно, что акцентируя внимание на ком-то другом, Знёрр пытается отвести это самое внимание от себя. Известный, действенный приём — срабатывает в большинстве случаев, но инспектор уловил посылы Знёрра.

И видимо, Знёрр тоже вовремя угадывает подозрения инспектора, потому что тут же спохватился и поспешно добавил:

— Но если всё же вы окажетесь правы, и Бётэрмыц действительно грабил этот магазин, прошу учесть, что я не видел его много лет! — заявляет Знёрр, излишне поспешно, и тем выдаёт себя и свои намерения.

Ошибка это с его стороны, и инспектор, кажется, уже почувствовал всю тонкость ситуации.

— Как знать! — холодно произносит он, глядя прямо в глаза Знёрра.

Небрежным движением он выхватывает из стопки лист фольги и бросает его на стол. Лист ложится аккурат перед Знёрром, кажется, текстом к нему. Выглядит это вполне эффектно, будто колющий выпад шпагой.

Ощутив приятный внутренний подъём, инспектор говорит:

— Вот показания твоих соседей: тебя видели вместе с Бётэрмыцом в день ограбления. Это как-то можно объяснить? Только не говори, что забыл.

Знерр смотрит в фольгу. Сначала с демонстративным недоверием, потом позволяет себе умеренное любопытство. Разглядывает внимательно, а инспектор видит, как Знёрр покусывает нижнюю губу.

Проходит полминуты, и отвлечённое любопытство Знёрра сменяется откровенной жадностью. Ещё минута — и это уже плохо скрываемое недовольство.

— Неубедительно! — воскликнул Знёрр и сухо рассмеялся — деланно и фальшиво. Пытается выглядеть спокойным, но глаза заметно заметались, и это не ускользает от наблюдательного инспектора. — Соседи у меня странноватые, чудные или даже ненормальные! — заявляет Знёрр, а сам смотрит на инспектора, будто бы вопрошая: достоверно ли играю? — Могли и ошибиться! — добавил он.

— Возможно, — с равнодушием ответил инспектор на немой вопрос Знёрра.

Он поднимается со своего места и кидает Знёрру ещё кипу фольги. Буквально швыряет в его сторону, и смотрится это окончательной победой. Как насмерть поражающий удар — уже не шпагой, а чем-то более ощутимым.

— Это копии других материалов по твоему делу, — небрежно говорит инспектор. — Ознакомься и не торопись — времени у тебя теперь будет много, — несмотря на средний рост инспектора, кажется, что он нависает над Знёрром.

— Я… — говорит Знёрр, а инспектор его перебивает:

— Мне пора. Для первого раза достаточно.

Инспектор делает служебный знак дозорному и покидает тюремное помещение.

13. Герий, середина дня, скамеечная ГВЗ

Сказать, что инспектор ненавидит Ямтлэи, было бы, наверное, неправильно. Неприязнь или пренебрежение — тоже не совсем те слова, что могли бы охарактеризовать отношение инспектора к напарнику. Вероятно, инспектор и сам не смог бы подобрать подходящего определения, если бы кто-то спросил его об этом, но что-то в этом есть.

Недолюбливает он Ямтлэи, считает способным и сообразительным от природы, но ленивой, расточительной бездарью в своих волевых аспектах и ущербным болваном в этической сфере.

Взять хотя бы службу, которая, по мнению инспектора, своим наличием предоставляет Ямтлэи шанс проявить себя. Возможно даже, продвинуться наверх.

Однако напарник будто бы не замечает этого, не ценит, а лишь выискивает в службе лазейки и успешно находит их — способы и возможности схитрить и просто отсидеть положенный по расписанию рабочий срок. Чем довольно часто приводит инспектора в раздражение: помимо того, что зачастую помощи от Ямтлэи не дождёшься — нет его, когда нужно, так ведь ещё и занимает чьё-то место. Того, кто хотел бы и был бы более полезен, а Ямтлэи, насколько известно инспектору, просто небрежно заполнил опросный лист при очередном перераспределении.

Ямтлэи гораздо интереснее на актёрских плясках — его настоящая и по-тупому фанатичная страсть и тотальное убийство времени и сил в глазах инспектора. Возможно, было бы лучше, если Ямтлэи плюнул на службу и целиком и полностью посвятил бы себя ночным играм.

С его скромными материальными потребностями хватило бы гражданской ставки. К тому же, пляски — дело организованное, с солидным административным аппаратом, и наверняка есть оплачиваемая работа, а значит, и Ямтлэи что-нибудь досталось бы.

Но вместо этого он мучается сам и довольно часто мешает инспектору — своим несерьёзным отношением.

Инспектор тяжело, но сдержанно вздыхает. Глядит сквозь витрину на улицу и размышляет о том, что и сам недолюбливает свою службу. Зачастую считает бестолковой, а иногда — бесполезной. И до конца не уверен, что она отвечает его мечтаниям. Может быть, тоже всё бросить и полгода-год вообще ничем не заниматься?

Инспектор вновь вздыхает, а проницательный и умеющий угадывать настроение напарника Ямтлэи примирительно, едва ли не угодливо спрашивает:

— Кстати, как там Знёрр? Что говорит? — Ямтлэи смотрит чуть в сторону, но тщательнейшим образом отслеживает реакции инспектора.

— Ничего, — холодно отвечает инспектор, спустя полминуты смягчается и совсем другим, деловым, тоном добавляет: — Ничего: посидит — сознается.

— Угу, — участливо и спешно соглашается Ямтлэи. — Тоже так думаю.

— Всё отрицает, — сухо констатировал инспектор. — Сказал, что заходил за какими-то вещами.

— Ну, это, в принципе, и несущественно. Мало ли, зачем он приходил…

— Как сказать… Возможно, в этом визите есть какой-то важный умысел.

— Ну, может быть.

— Подождём пару дней, — решает инспектор. — В документах, которые я ему оставил, всё чётко и ясно — выкрутиться тут невозможно… — инспектор холодно смотрит на Ямтлэи и с едва угадывающимся упрёком добавляет: — Мог бы сам пообщаться со Знёрром, если бы соизволил явиться на допрос…

Тот сначала молчит, но потом всё же произносит:

— Ты же знаешь — я не мог, — и в голосе проскальзывают нотки оправдания.