Восход жёлтого полумесяца

— Я понял, — ответил Омжлусо Дюрт так тихо, что Фретинил его почти не слышит.

— Мы с вами соседи… — говорит Фретинил, думая о том, что разговор как-то не клеится, и добавляет: — Соседи по двору.

— Да, инспектор, — Омжлусо говорит ещё тише, и вид у него такой, будто ему тяжко это произносить. — Я в курсе, кто вы.

Несколько сбитый с толку, Фретинил замолкает. За сегодня это уже второй раз, когда он сталкивается с фактом публичности своей фигуры, хотя в данном случае удивляться нечему: живут в одном дворе.

К тому же, есть Гийра.

Небось, тиражирует меня по каждому удобному поводу и совсем без повода, — думает Фретинил. Стращает мною соседей, — с недовольством рассуждает он, осознавая, что пауза затягивается.

— Если вы пришли насчёт перил, то это — чистой воды недоразумение, — упреждает Омжлусо и разводит руками — по-детски беспомощно и оттого даже трогательно, беззащитно.

— Да, кстати, что там с перилами? — бодро спрашивает Фретинил, довольный, что не придётся самому начинать неприятную тему.

— Я сожалею, что так вышло… Я исправлю… — смиренно говорит Омжлусо Дюрт и хлопает красными от недосыпа глазами.

Фретинил в открытую разглядывает Омжлусо, ловит себя на том, что невольно сравнивает того с Ямтлэи и находит их очень похожими друг на друга. Как внешностью, так и манерой поведения.

Длинные, плохо расчёсанные, торчащие во все стороны волосы. Круглое, с намёками на полноту лицо. Глаза большие и живые, но соловеющие и вечно заспанные. Одним словом — наружность непрезентабельная, с тенью асоциальности.

И ведёт себя соответствующе: немногословен, пассивен, ещё чуть-чуть — то ли уснёт, то ли расплачется.

Вялый и диковатый, будто родственники с Ямтлэи, — подумал Фретинил. Братья, к примеру.

— Перила, кстати, всегда были хлипкие, — говорит вдруг Омжлусо Дюрт, зевая совсем как Ямтлэи, точно в его манере: со смаком, не ограничивая себя и ни капельки не смущаясь. — Шатались при каждом прикосновении. Неудивительно, что развалились в итоге. Собственно, я лишь опёрся о них, а они… Рано или поздно, это должно было случиться…

— Но тем не менее…

— Конечно, отремонтирую, — говорит Омжлусо, и лицо его становится несчастным, будто бы его к чему-то принуждают.

Неожиданная сговорчивость звездочёта и врождённая интеллигентность Фретинила играют с последним в неприятные шутки. С досадой и упрёком в свой адрес Фретинил понимает, что вместо нагоняя выходит беседа чуть ли не дружеская. Контекст разговора совсем не вяжется с образом грозного инспектора и настроем, с которым он сюда шёл.

С другой стороны, оснований для резкостей как не было, так и нет. Если утром он был почти уверен в беспочвенности претензий Гийры, то сейчас, поговорив со звездочётом, Фретинил ещё сильнее утвердился в своём мнении. С каждым сказанным словом Омжлусо приобретает всё больше симпатий в глазах Фретинила. Ничего с этим не поделать, и Фретинил, в общем-то, не сопротивляется.

Цель достигнута: инициировавшая затею Гийра и настоявшая на визите Арэмо будут рады — чего же ещё нужно?

Желая как-то загладить вину за неожиданное вторжение и просто из любопытства, Фретинил спрашивает:

— А вы, правда, служите в звёздном наблюдариуме?

— Да, — ответил Омжлусо совсем без энтузиазма, так, будто бы ему по несколько раз в день задают подобные вопросы и он устал на них отвечать. — У Хабартша, — пояснил Омжлусо.

Услышав имя известного звёздного книжника, Фретинил с почтением кивает.

— Интересно, — многозначительно протянул он, не решаясь на продолжение расспросов.

— Помощником, в общем-то, — скромно добавил Омжлусо. — Так… ученик, можно сказать… — говорит он и замолкает.

Фретинил тоже молчит. Сказать, как будто, больше нечего: дело обсудили, дежурными любезностями обменялись, пора бы, вроде как, и расходиться.

В знак окончания разговора Фретинил кивает, разворачивается и делает пару шагов вниз по лестнице, но Омжлусо вдруг говорит:

— Кстати, кто нарисовал на вашем доме это?..

Фретинил оборачивается и видит, как Омжлусо провёл рукой в воздухе прямую линию.

— Полосу? — подсказывает Фретинил.

— Да, полосу. Зачем нарисовали?

— Да кто ж знает-то? Понятия не имею, кто это сделал и зачем. А что?

— Да так… — ответил Омжлусо и неопределённо пожал губами. — Просто — хорошо нарисовали. Старались, видимо… Хабартш тоже иногда просит нарисовать что-то подобное, но у меня не всегда получается…

— Хабартш? — удивляется Фретинил. — Нарисовать? Но зачем?

— Рисуем иногда белые полосы на стенах наблюдариума, — объясняет Омжлусо, будто бы чуть смущаясь, словно говорит он о чём-то несерьёзном — о непозволительных шалостях, например. — Если между строениями есть необходимый зазор, помогает ночью при наблюдении за звёздами: черта позволяет сориентироваться… Ну, как шаблон на карте… Долго объяснять… — махнул рукой Омжлусо. — Факт в том, что нарисовать так точно и прямо у меня ещё не получалось… Найти бы этого художника…

— Да… — протянул Фретинил. — Точно получилось… — задумчиво произносит он, а в голове у него полнейший сумбур.

Он вспоминает вчерашний разговор с Гийрой и то, как она объясняла происхождение белой полосы. Гийра ведь сказала, что это Омжлусо её нарисовал. Для опытов, для наблюдений своих…

И попала в самую точку. Откуда ж ей было знать? — думает Фретинил, озадаченно глядя на Омжлусо. Вот Фретинил, к примеру, до сего момента понятия не имел, что звездочёты используют в своей работе белые полосы на стенах, малюют их, и выходит, к слову, не всегда чётко и красиво. А вот Гийра — эта самая, глупая и недалёкая Гийра — знает о полосах, специфике изысканий звёздных книжников и методах, которые они применяют.

Знает ведь и вполне уверенно разбирается! А Фретинил ещё посмеивался над Гийрой, думал, что за чушь она несёт? Какие ещё, к Еонле, ориентиры? А её предположения оказались вполне себе разумными — по меньшей мере, не противоречат здравому смыслу. И пусть Омжлусо сейчас их перечёркивает… То есть, не совсем перечёркивает, а подразумевает своими словами непричастность…

А непричастен ли он? — ошарашено думает Фретинил. Не выгораживает ли звездочёт себя, упреждая странный и несуразный вопрос?..