Война не Мир

Издания уходили с глянцевой сцены одно за другим. Из останков издательских домов можно было строить Лужники-2. Наш держался. Я решила, что перестала приносить разрушение. Так, наверное, и должно было случиться. Когда мое личное сознание было замутненным, оно шло вразрез с коллективным, и как-то негативно влияло на окружающую действительность. Теперь, благодаря просмотру и чтению новостей оно немного расчистилось и сразу перестало противоречить среде.

У меня появился даже особый кайф. Я заметила, что не могу заснуть, не посмотрев что-нибудь страшное, и мой организм не просыпается без Криминальной хроники. Я почти перестала пить кофе. То есть я стала пить его как все нормальные люди - чашку или две в день. Я ощущала гордость за то, что победила первоначальный шок и расстройство нервов от новостей, а также туман в голове из-за кучи незнакомых слов в статьях и обзорах. Какая я умная, думала я. Я теперь даже могу предсказать, насколько поднимется цена на бензин и упадет на нефть - и все это по свежей фотографии президента.

В день получки издатель не появилась в редакции. Люди заскучали и всё спрашивали, чья очередь заказывать пиццу. После обеда в мой кабинет постучал сисадмин.

– Тут это, - замялся он, плотно прикрыв дверь. Я подумала, что он хочет выпросить новую карту памяти или мышь. Но он назвал имя издателя, - короче, она звонила.

– Хорошо, - ответила я, отвлекаясь от чтения материала, - и?

– И она велела передать, что твоя зарплата урезается в половину.

Я не поверила своим ушам. Много абсурда в этом мире, но чтобы урезать ничего вдвое… Это было покруче, чем увидеть никого против солнца.

– Чего?
– спросила я.

– Вдвое, - повторил сисадмин, - как и у всей редакции.

Мне стало еще любопытней.

– Какого хера?
– спросила я, - и почему про мою зарплату она позвонила тебе?

– Не знаю.

Я набрала номер издателя. Дома у нее включался автоответчик, мобильный был в зоне «идите нафик». Чтобы подумать, мне захотелось свежего воздуха. Я вышла из своего кабинета в редакцию и спросила, кому заодно купить салату. Из-за компов поднялось 8 рук. Значит, всем.

– И мне, - вяло сказал сисадмин, - и это, новую мышь.

Я кивнула. Может быть, новых мышей теперь продают в отделе готовых салатов.

Пока я стояла в очереди за салатами, позвонила Рената. Она звучала напуганно.

– Что стряслось?
– я в ответе за того, кто к нам прилетел.

– Нам нужно торопиться, у нас почти не осталось времени!
– крикнула она и отрубилась.

На уровне «привет» и «как дела» общение (даже межгалактическое) не составляет проблем, даже если говорящие передают свои мысли с акцентом. Но если дело касается дела, могут возникнуть проблемы. Иногда мне кажется, что Рената просто недостаточно владеет земным языком. Я пожала плечами. Подошла моя очередь, и мне отмеряли шестой салат. На седьмой банке оказалось, что наполнять ее нечем, потому что остальные виды салатов вчерашние. Я думала о том, что Рената имела в виду. Последнее время каждому не терпится совершить что-то глобальное. Хотя бы урезать зарплату.

Мой бойфренд говорил, что война - это как секс, кому-то кажется, что без нее нельзя выжить. Я начинаю верить.

После того, как я раздала салаты, секретарша дозвонилась до издателя и перевела звонок на меня. Я не успела даже сказать «привет», «как дела».

– Вы опоздали с выходом первого номера. Не воспринимай это, как что-то еще, я просто думаю, это заслуживает наказания. Я вас наказываю, - выпалила издатель.

Думать «нападение - лучшая защита» в такой ситуации банально. Я подумала о том, будет ли видно ток, если его раскрасить. Напряжение в 220, например, будет красным. 120 - синим, с белыми звездами. Мне подумалось, что, в таком случае уже все-все, даже невидимое, в этом мире станет понятным. Секреты и прятки позволяют некоторым добиться своего - некоторые вещи нельзя различить сходу, и, пока их нельзя различить, они делают свое дело. Так, например, работала советская пропаганда в Кореейской войне. Никто не видел ее силы, пока не стал очевиден результат - пятьдесят тысяч американских дезертиров, предавших интересы родины. Невидимые вещи сильнее видимых, думала я. На стене, к которой я отвернулась, слушая издателя, была розетка.

– Это все?
– спросила я, когда наступила пауза.

Послушав ее еще немного, я отрапортовала, что до меня дошло, и повесила трубку. Если ты хочешь прекратить разговор, просто скажи «Понятно».

Единственное, в чем я ошиблась, приняв решение, была наиглупейшая вещь. Я наивно предположила, что редакция увидит абсурд ситуации и уволится вместе со мной полным составом. Я ошиблась. У каждого нашлись причины остаться. Я, наверное, ходячий суд Линча. Или я просто ленива, чтобы находить аргументы и объяснять себе, почему человек сделал то или это. Понятия не имею, отчего мне это не интересно.

Говорят, что дети обостренно чувствуют несправедливость. Я много раз читала об этом у детских психологов. Про человека, у которого осталась эта способность, говорят, что он юный максималист. Если согласиться с негативным смыслом этого слова, надо признать, что впадать в рассуждения по каждому поводу - правильная вещь. Вася из шестой квартиры отрубил спящему отцу голову, потому что, очевидно, страдал неспособностью к эмпатии и с детства отличался промискуиттетным сексуальным поведением. Ну не дебильно ли?

– Понимаешь, у нее сейчас дети болеют. Водитель сказал, что каждую субботу она возит их к психиатру, - сказал мне сисадмин.

Профессионализмом у актеров считается выйти на сцену после личной трагедии и отрабатывать кассовый сбор так, чтобы зал аплодировал стоя. Впрочем, сейчас публика по любому вскочет. Никто не желает показать, что скверно петрит в искусстве.

Если бы умение отличить клинический кретинизм от хронической гипертонии помогало справиться и с тем, и с другим, мы бы никогда не проигрывали в футболе. Потому что кретинов, которые требуют в обмен на ленточку чемпиона огромные бабки, было бы меньше.

– Что ты можешь изменить?
– обреченно спросила секретарша.

Я взяла ложку и отгребла у нее хорошую горку салата. Я осторожно донесла ложку до рта и запихала внутрь.

– У меня будет время на революцию, - с умным видом сказала я, с трудом пережевывая кальмаров с горошком.

Сисадмин был в печали и так глубоко погружен в свои нелегкие мысли, что только уважительно покивал. Секретарша моргала. Главное не слова. Главное интонация.

– А не зря?
– спросила Рената, имея в виду мое скоропостижное увольнение, - это не вызовет подозрений?

Мне пришлось объяснять, что в нашем мире человек без работы вызывает подозрения только у менеджера по кредиту. И то только в том случае, если на клиенте нет пиджака из хорошей шерсти.

– Даже покрой не учитывается?
– спросила Рената.

– Всегда можно сделать вид, что ты предпочитаешь дизайнерское шмотье. Итак. У тебя был план спасения планет. Но ты его позабыла, когда распалась на части при втором переходе из мира в мир. Но по крайней мере ты можешь отличить, где враг, где наши?

– Ты имеешь в виду, чтобы я назвала тебе виноватых?

– Да, пожалуйста, скажи, с кем нам надо бороться. Кого вызываем на ринг?

– На ринг никого вызывать не надо!
– замотала головой Рената, - да, я рассыпалась и теперь ни хрена не помню. До этого все было предельно ясным. Странно, конечно, но это дает надежду предполагать, что наша задача не из чертовски сложных. Раз у меня до этого был план, и я взялась за его осуществление, значит, он был реальным, все было возможным. Только мне кажется, что провернуть дело надо без шума.