Возлюби ближнего своего

– Кого-то, кто займется этими труднодоступными местами?

– В принципе, да.

– Но ты же… ты действительно кое-что из этого сделал. Сам.

Я кивнул.

– Да.

– Это, должно быть, требует серьезной концентрации.

– Все не так уж плохо.
– Я нажал «Печать» и встал, чтобы взять трафарет, который был извлечен из принтера.
– На самом деле, через некоторое время начинаешь забывать о боли. Вырабатываются эндорфины, и это не так больно, если только это не очень чувствительное место.

Клянусь, Даррен немного побледнел.

– Что считается чувствительным местом?

– Затем его лицо снова залилось краской.
– Э-э, я имею в виду, когда речь заходит о татуировке. Я... ты понимаешь, о чем я.

Я усмехнулся.

– Все, что находится прямо над костью, может быть немного нежным.

– А как насчет...
– Он потянулся назад, и взгляд его затуманился, когда он коснулся шеи.

– Не буду врать, - сказал я.
– Это может стать немного чувствительным, когда я буду прямо над твоим позвоночником.

Он вздрогнул.

– Но это место на самом деле не такое уж и болючее. Не сравнить, скажем, с… - я указал на нижнюю часть предплечья, которая была полностью покрыта татуировками, - таким.

– Это чувствительное место?

Я кивнул.

– Очень. Лейн так не считает, говорит, что ему это почти не нравится, но мне, черт возьми, чуть не пришлось грызть палочку, пока мой друг работал над этой частью.

– Это обнадеживает.

– У тебя там не будет татуировки, гений. С тобой все будет хорошо.

– Это ты так говоришь.

– И ты должен доверять мне, иначе не стал бы этого делать. Верно?

Он на мгновение задержал на мне взгляд.

– Справедливое замечание.

Я осмотрел свежеотпечатанный трафарет. Затем я протянул его ему.

– Как тебе? Он немного больше того, что было у тебя, и я уточню детали по ходу дела, но...

Он держал его обеими руками. Затем кивнул и вернул мне.

– Отлично.

– Тогда ладно. Присаживайся.
– Я положил трафарет на свое рабочее место.
– Снимай одежду.

Даррен некоторое время рассматривал кресло, прежде чем снять куртку и футболку. Я пододвинул массажное кресло поближе к своему оборудованию и жестом предложил ему сесть, положив руки на спинку.

– Удобно? – спросил я.
– Тебе придется посидеть тут какое-то время, так что говори громче, если это не так.

– Пока все хорошо.
– Он наблюдал, как я собираю перчатки, бинты и маленькую баночку вазелина.
– Ты уверен, что не готовишься к медицинской процедуре?

– Послушать представителей департамента здравоохранения, - сказал я, натягивая перчатки, - так именно это я и делаю. Это займет несколько минут, но... нужно соблюдать гигиену.

– В этом есть смысл.
– Он приподнял бровь.
– Значит, мне еще не нужно было снимать одежду?

Я взглянул на него и ухмыльнулся.

– Художник не может увидеть свой холст, пока не будет готов рисовать?

Даррен рассмеялся.

– Я этого не говорил.

– На самом деле, у того, чтобы ты сняли одежду сейчас, есть практическая цель.
– Я смазывал вазелином нижнюю сторону чернильниц, чтобы они не опрокидывались после того, как я положу их на бумажное полотенце.

– Это даст тебе возможность привыкнуть к температуре окружающей среды.
– Я махнул рукой в перчатке в сторону вентиляционного отверстия над нами.
– К тому времени, как я начну, у тебя не будет мурашек по коже или повышенной чувствительности из-за того, что твоя кожа только что подверглась воздействию воздуха.

– Интересно.

Он наблюдал, как я готовлю пистолет, и, когда я покрыл его свежим пластырем, побледнел.

Просто чтобы отвлечь его от мыслей об устройстве для пыток, я сказал:

– Мне кое-что любопытно.

Он оперся подбородком на сложенные руки, а его взгляд то и дело устремлялся на пистолет.

– Да?

– Давненько я не открывал Библию, но нет ли там чего-нибудь о том, как не краситься чернилами?

– В том же разделе, что и о том, как есть моллюсков, носить одежду из смешанных волокон и бриться, да.

– И насчет того, чтобы спать с другими мужчинами, верно?
– Это вырвалось прежде, чем я смог сдержаться, и я съежился от надвигающейся неловкости.

Даррен рассмеялся.

– Да, об этом тоже есть. И совершенно неверно истолковано.

– О, да?

– Найди мне в Священном Писании цитату о гомосексуализме, которая не связана с ритуальной проституцией или ритуальной чистотой, и мы поговорим.
– Он приподнял бровь.
– И, насколько я помню, Иисус ни словом об этом не обмолвился.

Я моргнул.

– Ты ведь не веришь в историю о Содоме и Гоморре, да? О том, что это история о таких людях, как мы?

Даррен сморщил нос и покачал головой.

– Конечно, нет. Люди отказались оказать гостеприимство ангелам, что было огромным оскорблением. Я действительно не думаю, что можно использовать наказание группы людей за попытку группового изнасилования пары мужчин в качестве примера Божьего неодобрения гомосексуальности.

Я отложил пистолет в сторону и достал из упаковки одноразовую бритву.

– Тебя не беспокоит, что человек, который считался самым праведным и не был убит вместе с другими, был спасен отчасти потому, что вместо этого предложил толпе своих дочерей?

Даррен поморщился.

– Я... боролся с трактовкой некоторых из этих высказываний. В те времена женщины были гражданами второго сорта. Собственностью. И... многие места Писания отражают это. Я бы не стал мириться с этим сейчас, как не стал бы мириться с принуждением женщины выйти замуж за своего насильника.

– И все же это есть в Библии.

– Я знаю.
– Говоря это, он смотрел на бритву в моей руке, слегка нахмурив брови.
– Именно поэтому я твердо верю, что христиане должны уделять особое внимание учению Христа, а не всему остальному, что Никейский собор по какой-либо причине решил включить в книгу.

Я приподнял брови.

– Это... не то, что я слышал от многих священников.

Он пожал плечами.

– Задай сотне из нас вопрос о Библии, и получишь сотню различных толкований.