Возлюби ближнего своего

– Думаю, они восприняли это не очень хорошо.

– Вовсе нет. Мы были фундаменталистами. Папа был пастором, и все мы, дети, были помешаны на миссионерской работе. В семье Ромеро было много людей, которые пытались разобраться в себе, поверь мне.

– Могу себе представить.

– Особенно мой отец. Он был в ярости. Абсолютно в ярости. На самом деле, он выгнал меня.

– Сколько тебе было лет?

– Шестнадцать. Он просто... он не выдержал и вышвырнул меня вон. У меня не было ни работы, ни машины, поэтому я уехал и остался со своей тетей.
– Даррен встретился со мной взглядом.
– Но ты поверишь, что именно мой отец в конечном итоге помог мне примириться с моими убеждениями и моей сексуальной ориентацией?

Я моргнул.

– Ты шутишь.

Он покачал головой.

– Даже после того, как выгнал тебя? Как?

– Ну, еще до того, как я ушел из семьи и стал жить со своей тетей, я долгое время был очень зол на свою ориентацию. В основном на себя, потому что мне казалось, что я должен это преодолеть, но я не смог. Иногда я злился на Бога, потому что был уверен, что Он создал меня таким, а потом осудил за это. И это заставляло меня чувствовать себя виноватым и неверным, и я злился еще больше, и...
– Он махнул рукой.
– Это был просто порочный круг. Но я понял, что я был таким, и Бог не отверг бы меня за это. А потом я рассказал об этом своим родителям, и меня выгнали.

Даррен замолчал. Он на мгновение перевел взгляд на пейзаж, его взгляд был рассеянным. Наконец, он продолжил.

– Однажды воскресным вечером папа пришел в дом моей тети и усадил меня рядом с собой. Помню, я был в ужасе, когда он сказал, что нам нужно поговорить с глазу на глаз. Я был уверен, что он собирается выдвинуть мне ультиматум. Когда он сел напротив меня и положил Библию на стол, я очень, очень испугался, что это конец и от меня вот-вот отрекутся.

Я сглотнула, почувствовав, как внутри у меня все сжалось от знакомой тошноты.

– Так что же произошло?

– Ты знаешь притчу о блудном сыне?

О, да. Возможно, меня раз двенадцать били этим по голове.

Я просто кивнул.

– Папа прочитал мне этот отрывок. И я чувствовал себя все более и более виноватым, как будто он пытался сказать мне, что я должен быть как сын из притчи и прийти просить прощения у семьи. Что если я это сделаю, они непременно простят меня и все будут праздновать, потому что это будет означать, что сын, которого они считали мертвым, во всяком случае, духовно, вернулся.

Звучит знакомо. Я нахмурился, но ничего не сказал.

Даррен смотрел, как мимо течет река.

– А потом он закрыл книгу. И он стал очень тихим. И, конечно, я сижу там, собираясь с духом и готовясь к худшему.
– Он провел пальцами по волосам.
– Он сказал именно то, что я ожидал от него услышать. С того самого дня, как я признался, он думал, что я должен покаяться и, в конце концов, буду просить прощения, как блудный сын. И по сей день я не знаю, собирался ли я сделать именно это, или же я собирался сорваться с катушек и сказать ему, куда он может засунуть эту притчу, но он… Не знаю, просто я увидел в глазах моего отца что-то такое, чего никогда раньше не видел, и поэтому ничего не сказал. Я просто ждал.

– Что он сказал?

– Он сказал мне, что он обратился к этой части Писания, когда он молился после моего ухода, и до этой ночи он не осознавал, что именно он был в роли блудного сына.

Я моргнул.

– Что?

Даррен провел языком по губам, но не повернулся ко мне.

– Он сказал, что каждое воскресенье проповедовал своей пастве о том, как быть похожим на Христа, но Христос ни словом не обмолвился о гомосексуальности. Да, в Библии есть кое-что, что может быть истолковано как антигомосексуальное, но ничего из того, что говорит Иисус. Если уж на то пошло, Он никогда не выступал за то, чтобы отвергать сына.

– Он снова замолчал, на мгновение прикрыв глаза. Может, он молился, может, собирался с силами. А может, и то, и другое. Сказать наверняка было невозможно.

Затем он резко шмыгнул носом и вытер глаза, прежде чем посмотреть на меня.

– Он сказал мне, что в то утро, когда он готовился к своей проповеди, он понял, что не может стоять там перед всеми этими людьми и рассказывать им, как быть похожим на Христа, когда он убил своего собственного сына.
– Даррен с трудом сглотнул.
– Он сказал, что любит меня. И спросил, есть ли у него право надеяться, что после того, что он сделал, я снова буду рад видеть его в своей жизни. Как блудного сына, вернувшегося к своему отцу.

– Ух ты, - сказала я.

– Да.
– Даррен немного расслабился.
– В тот день я понял, чем хочу заниматься в своей жизни. Я уже тогда хотел стать миссионером, даже когда все еще пытался примирить свою сексуальную ориентацию со своими убеждениями, но в тот момент я просто понял, что это мое призвание.

– А как обстоят дела с остальной твоей семьей? – спросил я.
– И с тех пор с ними все было в порядке?

Даррен пожал плечами.

– На пути было несколько препятствий. Крису и моим сестрам потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя. Мама была немного странной, когда я начал встречаться с парнями. У папы были свои моменты. Им потребовалось много времени, чтобы понять, что я не собираюсь меняться, и еще больше, чтобы понять, что мне не нужно было меняться, но через пару лет мы все собрались вместе.

– Приятно слышать, - сказал я, глядя на реку, а не на Даррена.

– Я не...
– Он замолчал, прочищая горло.
– Я не многим рассказывал об этом.

Я снова повернулся к нему.

– Оу. Я, э-э, надеюсь, не задел тебя за живое.

– Не совсем. Просто я говорю об этом только с близкими друзьями.
– Он встретился со мной взглядом.
– По-настоящему близкими друзьями.

У меня перехватило дыхание.

– О, - это все, что я мог сказать.

Он выдержал мой взгляд. Я выдержал его.

Мое сердце забилось быстрее.

О Боже, давай не будем портить сегодняшний день одним из этих неловких разговоров на тему «нам нужно остаться друзьями» .

Затем Даррен резко отвел взгляд и кивнул в сторону тропы.

– Нам нужно, эм, продолжать двигаться. Осталось совсем немного дневного света.

– Верно. Да. Хорошая идея.
– Я встал и положил свою бутылку с водой в рюкзак.
– Готов?

– Да.
– Его глаза снова встретились с моими. Я был уверен, что мы сдадимся и все-таки переживем этот неловкий момент, но во второй раз он был первым, кто прервал зрительный контакт.

Я натянул рюкзак, и мы двинулись вниз по тропе. Нам не потребовалось много времени, чтобы вернуться к привычному общению, и, насколько я мог судить, он забыл о напряженном, слегка неловком моменте, который мы пережили. Я, блядь, уверен, что нет.

Я просто не знал, что с этим делать.

Глава 9

В ЧЕТВЕРГ вечером салон, как это часто бывает, был пуст, но у нас было несколько хороших посетителей в начале дня, так что я не мог жаловаться. Небольшой перерыв был полезен. Это дало мне возможность прибраться, порисовать и совершенно не думать о походе в понедельник, как я делал всю неделю.