Возвращение в Полдень

– И долго впоследствии о том сожалели, – язвительно ввернул Феликс Грин. – Искали ваши тела, дабы предать почетному погребению…

– Не старайтесь казаться циником, Феликс, – сказал Мурашов назидательно. – Во-первых, у вас не подучится. Во-вторых же, в нашем коллективе у вас иная социальная роль.

– Если вас снова убьют, – не унимался тот, входя во вкус, – мы все знаем, что делать дальше. И они тоже. Надеюсь, они поддаются дрессировке. Наконец, им может попросту надоесть вас убивать.

– Кстати, неплохой тест на разумность, – с каменным лицом заметил Кратов.

– И вы туда же, – укоризненно промолвил Мурашов.

В наступившей тишине, пронизанной невидимыми токами психологической напряженности, как нельзя кстати раздался звук гонга.

– О! – с нескрываемым облегчением воскликнул Мурашов. – Что это? Пора на ужин?

– Нет, – сказал Грин, лучась удовольствием. – К вопросу о разумности. Вернулись мои осмотрительные и благоразумные зонды.

10

…Участок долины со всех сторон был удачно укрыт от ветров скальными выступами, что давало все основания поименовать его «цирком». Когда-то эти скалы были частью горной страны, теперь утратившей прежнее величие, стертой и осыпавшейся. Когда-то… в прежней своей жизни, под лучами иного солнца, то есть до того момента, когда затейники-астрархи прибрали этот мир к своим хваталкам и погрузили в гравитационную паутину шарового скопления. По своим размерам цирк мало уступал какому-нибудь государству-княжеству из земной истории, и конному рыцарю потребовалось бы несколько суток, чтобы проскакать из конца в конец и донести адресатам благую весть. Нынче никто здесь не скакал и не княжил, но в цирке однако же происходила своя, не постижимая стороннему уму жизнь. Зонды-стрекозы выхватывали на лету отдельные фрагменты происходящего действа, пикируя с высоты, застывая в морозном воздухе, насколько позволяли их представления о безопасности, и свечкой уходили под прикрытие тугих облаков. При этом они, будучи объединены вложенной в них обновленной программой, успевали передать друг дружке визуальный поток, как эстафетную палочку, отчего картинка была практически непрерывной, устойчивой, но понятнее от этого не делалась. Белые обтекаемые громады Всадников выглядели почти привычно, если не считать того обстоятельства, что на сей раз они не стояли изваяниями, а совершали неспешное, обстоятельное движение по широкому кругу, вдумчиво переставляя конечности и покачиваясь на ходу, словно древние осадные башни. Было в этом кружении нечто гипнотическое, что мешало перевести взор на иные детали ландшафта, а там было на что поглядеть. В центре круга буйно порезвился с игрушкой-конструктором колоссальный ребенок, страдавший наклонностями к болезненному авангарду. В его распоряжении оказались все разновидности геометрических тел, с явным преобладанием цилиндров и призм. А еще он включил в композицию какие-то случайно подвернувшиеся под руку предметы с близлежащей свалки, кое-как все это соединил трубами произвольного сечения и в пароксизме сумбурного украшательства натыкал где ни попадя острые игольчатые мачты. И бросил, как только надоело. Судя по масштабам инсталляции, надоело далеко не сразу. Да, это была База, иначе и не назвать. Следуя модифицированной программе, стрекозы исполняли хитрый набор фигур высшего пилотажа, пока в глазах подключенных к их видеорецепторам наблюдателей не начинало рябить и двоиться, а затем отважно ныряли в самый центр инженерного хаоса. В эти мгновения информационный поток передавался с утроенной плотностью по особо защищенному протоколу, дабы избежать возможного искажения чужими защитными контурами. Что-то шевелилось и двигалось под снегом… в стенах Базы вскрывались невидимые люки, и оттуда на перехват зондам вырывались звенья Охотников… люки тотчас же схлопывались, словно их и не было, стены делались сплошными, гладкими и жирно лоснящимися, как и материал, из которого созданы были Всадники с Охотниками… самое большое сооружение, впрочем, серебрилось на свету грязноватой ртутью… позади него выстроились неровной дугообразной шеренгой непроницаемо-черные опрокинутые конусы, между которыми змеился, блестя алмазными гранями и рисуя причудливые вензеля, суетливый поток какой-то квазиживой мелкоты… ни малейшего намека на порталы, пропилеи, ворота или хотя бы банальные двери, пускай даже с навесными замками… Защитные контуры Базы не утруждали себя интеллектронной дуэлью с незваными гостями. Раскусив хитрый замысел Феликса Грина и отдав ему должное, они внесли коррективы в собственную тактику. Никаких сетей, никаких обстрелов энергетическими пучками. Старый добрый таран. С налету и в лоб. Учитывая разницу в размерах, это выглядело столкновением легкого фронтового штурмовика и цеппелина. Где ни один, впрочем, не уступает другому в живости нрава и маневренности, а площадь контакта становится тактическим преимуществом. Зонды были изготовлены из сверхпрочной металлокерамики, ударные нагрузки были им нипочем, потеря ориентации не становилась фатальной. Потратив какое-то время на хаотическое рысканье и даже ввинтившись пару раз мордами в снег, стрекозы упрямо восстанавливали боевые порядки и превращали примитивную тактику Охотников в развеселые пятнашки…

11

– Прекрасный план! – объявил Мурашов с фальшивым воодушевлением. – А то обстоятельство, что нас всех снова убьют, очевидно, сообщает ему особенную пикантность. Не думал, что вы настолько мстительны, Консул.

– Еще час назад вы готовы были рискнуть, – напомнил Кратов.

– На адреналине я бываю готов и не на такие безумства, – возразил Мурашов. – Но теперь избыточная экзальтация рассеялась, я прекрасно себя чувствую, снова способен мыслить здраво, и мне нравится быть живым.

– Эх, – сказал Брандт, и все разом посмотрели на него. На лице навигатора снова установилось самое кислое выражение, какое только можно было себе представить. – Я согласен.

– На что вы согласны, коллега? – предупредительно осведомился Кратов.

– На то, чтобы меня снова убили, – пояснил Брандт унылым басом. – И потом, это мой «смауг». Так что стрелять тоже стану я. – Он говорил медленно, с ощутимым усилием, делая большие паузы между фразами. – А вы, если хотите, можете подыскать себе среди рухляди какой-нибудь «калессин». Тем более что толку от него будет немного.

– И нам понадобится «архелон», – напомнил Кратов.

– Да хоть два, – сказал Феликс Грин.

– Нет, именно один, – сказал Кратов. – Другой пусть остается где стоит. На тот случай, если ребята каким-то чудом окажутся на свободе и на том же месте, откуда их забрали.

– Промежуточный финиш, – сказал Мурашов, усмехаясь. – Пит-стоп… Вот что, Консул: я передумал. Какого черта?! Я пойду с вами и буду пулять во все стороны из этого, как его… «калессина», а вы станете наводить страх этим, как его… «смаугом». Конечно, из меня не такая удачная мишень, как из Брандта, но производить шум и сеять хаос я умею не хуже других.

– Храброе сердце злую судьбу ломает, а бодливой корове бог рог не дает, [13] – сказал Грин, ухмыляясь.

– Бог знает что вы несете, Феликс, – с осуждением откликнулся Мурашов.

– Это не я, – парировал тот. – Это классик.

– Все же согласитесь, что два навигатора на борту намного предпочтительнее одного медика, – упорствовал Мурашов, скорее по инерции, нежели из упрямства. – Тем более что моя должность даже не предусмотрена типовой судовой ролью.

13

Мигель де Сервантес Сааведра, «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский». Перевод с испанского Н. Любимова.

– Моя тоже, – пробасил Брандт.

– Чтобы поднять корабль, – сказал Грин, – достаточно одного навигатора. Того же меня. Чтобы уронить корабль в штатный портал, ни одного не нужно. Особенно если принять во внимание, что ничего из перечисленного мы делать не собираемся.

– Пока весь экипаж не окажется на борту, – уточнил Кратов.

– Да, – сказал Грин. – И если учесть, что второго навигатора я всегда смогу вернуть в строй посредством лазарета. Lazare, иными словами, veni foras.

Брандт снова вздохнул. В последние часы он вздыхал особенно часто и горько, и совсем мало улыбался.

– Итак, я стреляю, – промолвил он. – Во всякую цель, которая не мы с вами, Консул. А вы во весь опор несетесь на восток…

– На условный восток, – сказал Кратов. – К металлосодержащим объектам. К базе Охотников.

– Непонятно зачем, – негромко вставил Феликс Грин.

– И если меня не убивают… – продолжил было Брандт.

– Не надейтесь, друг мой, – сказал Мурашов. – Эхе-хе… Пойду готовить ваш саркофаг к приему тела.

– Циник из меня в сравнении с некоторыми!.. – сказал Грин, ни к кому персонально не обращаясь. – Займусь-ка я лучше «архелонами». – Он поглядел на Кратова и упреждающе произнес: – Одним «архелоном».

Кратов молчал, стиснув зубы, медленно сжимая и разжимая кулаки. Затем промолвил, шаря взглядом по стенам и потолку:

– Парни, я знаю, что это паршивый план. Я знаю, что ни шиша у нас не получится. Из меня никудышный фрахтователь и паршивый стратег. Слишком мало информации, слишком много нервов.

– Не корите себя, Консул, – успокоительно сказал Феликс Грин. – Когда нет умных идей, сгодятся и дурацкие действия.

– Не сидеть же, в самом деле, сложа руки! – подхватил Мурашов.

В полном укоризны взоре Брандта ясно читалось: «Именно ты как раз и будешь сидеть сложа руки».

– А вот черт его знает! – вдруг произнес Кратов, свирепо морща лоб.

12

Сидя в кают-компании за изучением графий, сделанных зондами, Кратов слышал краем уха, как Мурашов добивается объяснений от навигаторов. «Зачем нужно было все усложнять, драматизировать? Эти марш-броски дурацкие… это ковбойство с фограторами… Разве нельзя просто поднять „Тавискарон“ и опустить рядом с логовом… э-э… м-м-м… оппонентов?» У него почему-то создалось ощущение, что дверь оставили приоткрытой намеренно. «Нельзя», – коротко ответил Брандт, но в подробности вдаваться не стал. «Но почему, почему?!» – упорствовал Мурашов экспрессивным шепотом. «Потому что так не делается, док, – жарко заговорил Феликс Грин. – Так не делается никогда! Корабль может совершать этакие маневры только с полным экипажем на борту. В том смысле, чтобы никаких отставших или пропавших без вести. По крайней мере, покуда их судьба не прояснится окончательно. А это именно наш случай. Люди должны знать, куда возвращаться. Люди должны быть уверены, что их ждут, что корабль именно там, где они его оставили, а не упрыгал в неизвестном направлении, как… как зеленая лягушка». – «Это что, какое-то уложение Корпуса Астронавтов?» – спросил Мурашов с тусклой иронией. «Это негласное правило, выработанное годами практики», – раздельно и несколько сердито произнес Брандт.