Возвращение в Полдень
Шрифт:
В торце Пакгауза бесшумно и широко, как китовья пасть, открылся громадный люк, и кокон с Кратовым внутри, вкупе с почетным эскортом Охотников, провалился в темноту.
3
Архаичный стиль снаружи оказался камуфляжем, и устроено это было не то для отвода глаз, не то в угоду какой-то неведомой маскерской эстетической традиции.
В недрах Пакгауза все было иначе.
В густом, едва ли не осязаемом мраке, больше напоминавшем упругую пылевую взвесь, во все концы простирались зримые тенета, они перекрещивались, схлестывались меж собой, в местах соединения превращаясь в пульсирующие сферы неидеальных форм. Пульс этот достигал Кратовского гиперчувства не только вспышками на границе визуального восприятия, подчиненными собственному ритму, который при известном усердии разлагался на длинные, сложно организованные ритмические последовательности. На световые колебания налагался также и звукоряд, точно так же вне улавливаемых человеческим ухом границ, но простой синусоидальный, без особенных изысков. Во всем этом сигнальном пространстве скрывался какой-то смысл, но с тем же успехом то мог быть местный аналог индустриальной музыки – у Кратова на сей счет не выработалось никакого мнения.
Он впитывал накатывавшие на него волны информации, вычленяя из эксабитного шума лишь то, что могло способствовать достижению главной цели. Ну, и еще, из снисхождения к отступившей на задний план человеческой природе и любопытству как ее доминанте, кое-какие, по мелочам, сведения ксенологического свойства.
Внутренние объемы Пакгауза напоминали собой утробу живого существа, что удивления как раз не вызывало: давно уже интеллектронные архитектуры всех степеней сложности строились по образу и подобию нейронных сетей и кровеносных систем, и Федерация не была исключением. Это было целесообразно, это позволяло использовать в качестве элементной базы искусственную органику всех типов и естественным образом включать в операционные циклы квазиживых структур всякие полезные вещи вроде процедур энергетической автономии, самодиагностики и регенерации.
А еще это свидетельствовало о том, что если то и были аутсайдеры, то либо в своем прошлом, либо в настоящем, хотя бы даже через третьи руки, они имели доступ к технологиям Галактического Братства.
Иное дело, что застань Кратов здесь какие-нибудь мельничные лопасти с жерновами или густо смазанные машинными маслами шатуны с кривошипами, он обнаружил бы себя в гносеологическом тупике.
Охотники ловко проносили кокон с добычей сквозь просветы в тенетах, уворачивались от пульсировавших сфер, но не выказывали никаких намерений умерить свой полет. По оценкам Кратова, они давно уже должны были достичь дальних уголков Пакгауза.
Однако, похоже, здесь существовали и нижние ярусы, куда более протяженные, нежели доступное природным явлениям и сторонним взорам навершие Базы.С неприятной отстраненностью Кратов попытался представить, каково было очутиться здесь обычным людям… тому же Мадону с его драматическим мировосприятием, тому же Белоцветову с его любовью к открытым, ярко освещенным пространствам… такое кого угодно могло ввергнуть в панику, даже, пожалуй, стального командора Татора, более привычного к ясности и порядку в делах… все они были лишены тех способностей, какими рациоген наделил Кратова даже без кодового слова.
Все они были напуганы и дезориентированы.
И только Мадону, который при любом раскладе в этой человеческой ячейке оказывался слабым звеном, удалось выбраться на свободу.
Они и впрямь спускались по широкой дуге, радиус которой скрадывался беспорядочным скоростным маневрированием. Здесь, на нижних ярусах, становилось просторнее, симфония сфер не звучала уже со столь зловещей патетикой, сменив «фортиссимо» на «состэнуто-мистериозо», угольная тьма по-прежнему клубилась и обволакивала, но в нее впадали слабые ручейки серых тонов, проплывали дымные кисейные лоскутья, мерещились далекие вспышки яркого света не больше игольного ушка, но для гиперчувства и того было достаточно.
Они приближались к финишу безумно затянувшегося кросса.
Он освободился.
На это ушло несколько мгновений. «Смауг Марк I» удобно и даже приятно лежит в руке, он компактен и не выделяется среди деталей экипировки скафандра высшей защиты, на котором чего только не навешано.
Никому из его похитителей не пришла здравая мысль загодя обезоружить жертву.
Никакой логики.
4
Хорошо, что он пришел сюда один.
От спутников не было бы никакого толку. Либо пришлось бы их всех пропустить сквозь ментальную мясорубку рациогена. Он точно знал, как это будет выглядеть применительно к себе. Чем это могло бы обернуться с другими людьми, не знал никто, а время для экспериментов было неподходящее.
Он стоял посреди хороводившихся вокруг фрагментов взбаламученной мозаики, незлобиво отпихивая ладонью особенно назойливые. Никакой угрозы в них не было – так, агенты иммунной системы, не выработавшие покуда верной тактики против очередного вторженца. От которого тоже вроде бы не веяло избытком агрессии.