Возвращение в Полдень

– Знавал я одного Каттнера, – проворчал Мадон. – Он был свободным исследователем на галактической станции Тетра, от которой нынче сохранились одни руины… Так вот, чтобы вы знали, док: не называйте себя кибером. Мне, как инженеру, отвратительна мысль, что все это время я общался с кибером на равных.

– Вы известный ксенофоб, Жак, – сказал Мурашов благодушно. – Для вас даже женщины выглядят опасным биологическим видом.

– Я не могу считать равным себе устройство, хотя бы даже и весьма сложное, которое могу разобрать на детали, – не уступал Мадон. – А при наличии толкового мануала и если повезет обоим, то и собрать. У вас есть выбор: либо вы с нами, с людьми, либо с устройствами для открывания пивных банок, которые утратили смысл после модернизации крышечек…

На протяжении всех этих пересудов Кратов таращился куда-то в пустоту остекленелым взором и задумчиво потирал ладонью небритую щеку. Затем вдруг сказал:

– А здесь они, стало быть, дождались.

Мурашов и Мадон разом приумолкли и посмотрели на него с одинаковым непониманием в глазах.

– Чего дождались? – наконец спросил Мурашов.

– События, – уверенно сказал Кратов. – Вы же сами говорили: стоят и ждут. Так вот, на Таргете маскеры дождались-таки своего момента славы.

– Но тогда, Консул, вы, как ксенолог, должны быть совершенно счастливы, – заметил Мурашов. – Вы раскрыли вековечную загадку, что не давала покоя поколениям исследователей.

– Ничего я не раскрыл, – буркнул Кратов. – Я всего-навсего при вашем живейшем участии установил, что, будучи помещены внутрь шарового скопления на планету со скудной биосферой и неуютными природными условиями, маскеры обнаруживают наклонности к строительству каких-то там ангаров… пакгаузов… складов… и к агрессии в отношении нежданных визитеров.

– Каковыми сами являются не в меньшей степени, – усмехнулся Мурашов.

– Это ничего не меняет, – резко сказал Кратов. – И не упрощает задачу вернуть парней на корабль.

– По крайней мере вы знаете, как их называть, – осторожно заметил Мадон.

– И что это не овощи и не животные, – добавил Мурашов. – Что они способны к сложным целенаправленным действиям. И у них есть эмо-фон.

– Да, это важно, – принужденно согласился Кратов. – В известных до сей поры описаниях колоний маскеров упоминания о сложном, интеллектуально насыщенном эмо-фоне отсутствуют. Во всяком случае, не припоминаю. А в Глобаль, не говоря уж об инфобанках Совета ксенологов, отсюда не залезешь.

– И как вы намерены с ними поступить? – спросил доктор Мурашов оживленно.

Кратов невольно вздрогнул. Точно эту же фразу, с теми же интонациями, Мурашов говорил, вторгшись в его короткий, почти бредовый сон посреди заснеженного поля. Тогда он явился в образе очередного вещего призрака, виртуала, с тем чтобы сформулировать задачу на разделение. Сейчас доктор выглядел вполне живым, энергичным и в сравнении со своим альтер-эго несколько легкомысленным.

– Для начала прекратить болтовню, – сказал Кратов, нахмурясь. – Мы так много говорим, что я начинаю подозревать маскеров. Будто бы они собрались вокруг «Тави» и внушают нам туман в мыслях и леность в действиях. И… вот что. Я пойду на Базу один.

– Чего-то подобного я ожидал, – сказал Мурашов, качая головой. – Завышенная самооценка, комплекс вины, поведенческие стереотипы из боевого прошлого…

– Никуда вы, Консул, один не пойдете, – убежденно сказал Мадон. – Вы даже дорогу не отыщете без меня. Да, я ксенофоб и эгоист. Ничего я сейчас так не хочу, как того, чтобы Алекс вернулся. Иногда он бывает невыносим и докучен, но я к нему привык, он делает мой мир более реальным и не таким плоским, как я его иногда вижу.

– Вы не поверите, братцы, – сказал Кратов со вздохом. – Но я все уже решил и перерешивать не стану. Я даже обойдусь без объяснения мотивов.

– Это почему же? – осведомился Мадон с большим неудовольствием.

– Потому что я генеральный фрахтователь, – сказал Кратов не без злорадства. – Еще я инспектор Агентства внеземных поселений, хотя бы даже и на общественных началах. А также член расширенного Президиума Совета ксенологов Галактического Братства и т'гард Светлой Руки Эхайнора. Да и просто надоело.

16

Едва только голубое с отчетливым зеленоватым оттенком светило утвердилось в зените, а желтое и большое красное уступили свои места в эволюциях над горизонтом двум большим янтарным, как в носовой части «Тавискарона», где размещался ангар, бесшумно вскрылся диафрагмальный люк. Оттуда дикой свечой в расписные небеса взвился гравикуттер, белый, как куриное яйцо, и такой же по форме. Еще не набрав высоты, он сменил окраску корпуса на серую, в тон низких облаков, и даже как сумел отразил на крыше голубые солнечные блики, а брюхо подкрасил в цыплячьи тона.

– Консул, вижу вас, слышу и ощущаю нормально, – объявил Феликс Грин.

– Я вас тоже, – ответил Кратов. – Ложусь на курс. Как там наши Всаднички?

– Уж не знаю, огорчитесь вы или нет, но покуда вас игнорируют.

– Я не ищу публичности, Феликс, вы же знаете. И вот что: держите канал связи активным. Следите за телеметрией. Я даже позволяю вам поведать мне какую-нибудь замечательную историю из вашей насыщенной событиями жизни.

– С радостью, – сказал Феликс Грин. – Но для чего вам?

– Просто из любопытства: хочу исследовать реакции наших оппонентов на спонтанную активность. Как скоро они очнутся и пустятся нас глушить.

– Принято, – сказал Грин и немедленно замолчал.

Неуклюже ворочаясь в пилотском кресле внутри тесной кабинки куттера, Кратов дотянулся до неудобно расположенной коммуникационной панели. Начав было привычную мысленную ворчню о безразличии конструкторов сложной техники к нуждам потребителя, он вдруг сообразил: если бы в соседнем кресле находился пассажир, тому было бы вполне удобно. Куттер машина незатейливая, утилитарная, без фантазий. Дабы сохранить пассажирское кресло и грузовой отсек свободными, Кратову пришлось выдержать короткую яростную атаку со стороны Мадона, затем угрюмый, но оттого не менее энергичный натиск Брандта и множество осуждающих взглядов от тех, кто на право сопровождать его в этой авантюре претендовать вовсе не мог по вполне рациональным причинам. Воистину, хочешь со всем управляться в одиночестве, летай на каком-нибудь давно снятом с производства «корморане».

Коммуникационная панель охотно продемонстрировала ему, в том числе и через динамики, идеальный белый шум по всем каналам. Всадники Апокалипсиса спохватились весьма оперативно. Работал только примитивный сигнал-пульсатор «свой-чужой», пользы от которого в сложившейся ситуации было немного, и вообще для успеха операции было бы разумнее на всякий случай отключить и его. Но Кратов не знал, как это делается, а тот же Феликс Грин, по всей видимости, и вовсе упустил из виду.

С высоты птичьего полета Кратов мог наблюдать, как медленно, тяжко и немного растерянно разворачиваются в его сторону уродливые купола Всадников. Должно быть, вложенная в них программа не предполагала, что цель может оказаться летающей. Полагаться на везение все же не следовало. Как известно, небеса берегут береженого…

Старательно целясь, Кратов выстучал на панели управления мудреную комбинацию команд, и куттер вошел в режим экстремального маневрирования.

Штатным набором полетных режимов ничего подобного не предусматривалось и даже, более того, всемерно пресекалось. Грин на пару с Брандтом исхитрились обмануть простодушную интеллектронику куттера и кое-что подправить в его программах на скорую руку (Кратов не без оснований подозревал, что основой для этих новаций послужил шпионский апгрейд, обкатанный на разведывательных зондах). Теперь металлокерамическое яйцо рыскало и шарахалось в морозном воздухе по сторонам, беспорядочно меняло высоту, перекрашивалось и шло пятнами, словом – разнообразно вводило в заблуждение возможных преследователей.