Возвращение в Полдень

Поскольку эта тема обрела в культурной среде иовуаарпов сакральный статус, а история разделения цивилизации стала достоянием всеобщей гласности, не исключая галактическую, миссионерская деятельность обрела необходимую и даже избыточную динамику. Так, удалось предотвратить очередное Очищение, ритуальную гекатомбу, в ходе которой значительная часть населения планеты радостно самоистреблялась в огне. Инфильтрация ксенологической резидентуры в ученую секту Видящих Внутрь завершилась ошеломительным успехом: воспользовавшись неискушенностью основной массы адептов в интригах, ксенологи узурпировали высшие посты в секте и оттеснили воинствующих фанатиков Серебряных Змей от престола Алмазного Жезла. Новоявленный культ Грядущего Исхода, как позитивная альтернатива варварски регулирующему численность и умонастроения масс Огненному Очищению, приобрел очертания лавины.

На вопрос о численности Аафемт было сообщено, что в настоящее время вряд ли она превышает полтора миллиона. Не обремененная гуманистической этикой теократия своей свирепой политикой привела к фатальному угнетению фертильности и жесточайшему демографическому кризису. Впрочем, означенную теократию такое положение вещей вполне устраивало: малым населением проще править. Связью между трудовыми ресурсами и благополучием высших слоев решено было пренебречь, компенсировав дефицит объема продукции увеличением поборов… На протяжении всей тирады лицо Иффанегана не выражало никаких эмоций. Но в едва уловимых оттенках интонации читалось громадное желание нагрянуть на Уэркаф, как обычно именовали в неформальных кругах этот нездоровый мир, и навести там порядок хотя бы даже огнем и мечом.

Старательно подбирая слова, Кратов задал три главных вопроса. Располагает ли материнская цивилизация техническими возможностями одномоментно эвакуировать все население с планеты Уэркаф? В случае негативного ответа на первый вопрос, готова ли она принять помощь Галактического Братства? В случае позитивного ответа на два предыдущих вопроса, как скоро она сможет осуществить эту операцию?

Иффанеган надолго задумался. Впервые за все время переговоров с его лица сползла маска профессиональной отчужденной предупредительности. Затем он промолвил:

– Прежде чем ответить, задам свой вопрос. И предупреждаю, что двусмысленностей, обтекаемостей и недосказанностей не приму. К чему вы клоните, доктор Кратов?

– А вот к чему… – сказал тот.

12

Оставив Иффанегана в непростых раздумьях и точно зная, что уже к утру метрополия цивилизации Иовуаарп в звездной системе Эаириэавуунс будет поставлена в известность о содержании ночного разговора, Кратов испытал острую необходимость проветрить голову. Он вышел на веранду. Там было пусто, посуда аккуратно сложена в стопку, фляга посреди стола высосана почти досуха. Кратов вытряхнул остатки вина в свой бокал и оперся о перила, вглядываясь в темноту. Из близлежащей рощицы доносились голоса и нечестивый женский смех. Должно быть, веселье переместилось на природу. Он легко подавил рациональный позыв вломиться в рощу и тумаками отправить всех отсыпаться. Пускай буянят. Так и должно быть. Ощущение внутренней гармонии наполняло его вот уже много дней. Внезапные напрыги друзей, эпатажные выходки Рашиды, визиты родителей, постоянное чувство отеческой ответственности и тихий пасторальный уют – всего этого ему не хватало в прежней жизни. Он совершенно не был уверен в готовности однажды променять непривычное свое бытие на новое приключение, каким бы ярким оно ни казалось. За его плечами было достаточно приключений, ярких, тусклых и беспросветно мрачных. Девочке Марси не стоило беспокоиться.

Он допил вино, оставил бокал на столе и вернулся в кабинет. Начатый разговор следовало завершить с другим собеседником.

– Костя?! – удивился Григорий Матвеевич Энграф. Над седой макушкой руководителя миссии Федерации при Галактическом Братстве ярко светился лоскуток синего неба. – Что побудило вас в такую рань?..

– У нас два часа ночи, – сказал Кратов, улыбаясь. – Рад вас видеть, Григорий Матвеевич. А вы меня?

– Безо всякой надежды жду, когда вы вернетесь в свои апартаменты, – сказал тот довольно искренне. – Должен признаться, что несколько злоупотребил вашим отсутствием… но обязуюсь убрать все вещи из вашей комнаты по первому же требованию. – Энграф проницательно свел кустистые брови над переносицей. – Но ведь вы не просто так меня вызвали, не затем, чтобы поболтать со старшим товарищем, Костя, разве нет?

– Вы совершенно правы, учитель. Мне нужна ваша профессиональная поддержка.

– Вижу, слухи о том, что вы отошли от дел и погрязли в быту, сильно преувеличены. Что ж, начинайте требовать невозможного, как вы обыкновенно и поступаете.

– Коллега Шервушарвал все еще посредничает между Федерацией и Советом тектонов?

– Надеюсь, будет отправлять эту высокую должность и впредь.

– Сейчас я перешлю вам некоторую важную информацию, которая, возможно, заинтересует тектонов.

– Гм… Кажется, не так давно вы, Костя, едва ли не пинком открывали дверь в Совет Тектонов.

– Те времена прошли, Григорий Матвеевич. После известных событий мой личный код для связи с Колючим Снегом Пустых Вершин аннулирован. Я больше не избранный, не отмеченный… я обычный человек, такой, как все. Не скрою, меня мое новое положение устраивает.

Завершив все дела, он свернул экран, недолго посидел за столом, уставившись в пустую стену, которую с самого первого дня намеревался увешать яркими и поучительными картинами. Будет еще время… Затем поднялся и вышел из кабинета, оставив дверь открытой на случай, если какой-нибудь особенно своенравный кибер пренебрежет его запретом, такое случалось.

Заглянув в спальню, спросил театральным шепотом:

– Марси, mon ange, [41] ты спишь?

– Сплю, – невнятно ответила та спустя минуту. – Это ничего не значит.

13

Всю дорогу от Земли до планеты Уэркаф биотехн не переставая ворчал и жаловался. Кратова это не сильно отвлекало: он сочинял очередную главу своих тайных мемуаров о похождениях в удивительном мире тридцати двух звезд. Все бы ничего, делай он это в своем обычном стиле, сухом, сжатом, густо приправленном канцеляритом. Но нынче он поставил перед собой иную, честолюбивую задачу: облечь реальные события в оболочку вымысла, придать им сказочный облик. Он даже знал, кто непременно станет первым читателем мемуаров (насчет второго у него сохранялись еще некоторые колебания).

41

Ангел мой (франц.).

Уже на подлете, вывалившись из экзометрии в субсвет и оценив планетографическую ситуацию, Чудо-Юдо воспрял духом: «Солнце! Тепло! Энергия! Давай опустимся вон на том вулканическом плато, прекрасно освещенном и ровном, как игральная доска!» – «Что ты знаешь об игральных досках, Кит?..» Кратов приник к экрану, но не разглядел ничего, кроме толстого слоя дымных облаков. Впрочем, он и без того знал, какая погода ожидает их внизу. «Пятьсот с лишним градусов по Кельвину. Солнца, дружок, не будет. Вместо тепла нас ждет пекло, а я в легком комбинезоне. Пешка на игральной доске мигом обернется свечкой. Китенок, ты решил наконец от меня избавиться?» – «Хорошо. Забудем о плато. Как насчет терминатора?»

Биотехн пробил тугой облачный покров на условной границе полушарий и, раскачиваясь в восходящих газовых потоках, подобно яхте в штормовом море, пошел на снижение. Они опустились в десятке миль от терминатора, куда долетал жар открытого вулканического огня, воздух отдавал серой, а земля под ногами подрагивала и норовила ударить по пяткам. Чудо-Юдо вновь наладился было побрюзжать, но ему настрого велено было заткнуться и притвориться магматическим артефактом. В ответ прозвучало сардоническое: «Мне что, посыпать голову пеплом?»

Кратов выпрыгнул наружу, продул маску от серного смрада и огляделся. Гравитационную платформу размером с добрый роллобус, ядовито-желтую в зеленую полоску и с этническим узором вдоль корпуса, было трудно не заметить. Встречающих, впрочем, не наблюдалось. «С тобой все будет в порядке?» – встревожился Чудо-Юдо. «Это друзья», – коротко ответил Кратов, приближаясь к платформе. Когда до желто-зеленого бока оставалось несколько шагов и смутное беспокойство начало понемногу овладевать им, в броне обозначились и бесшумно разошлись створки люка, приглашающе выдвинулся пандус.