Возвышение падших

Мрачность поселилась в чертах Хюмашах Султан, подогреваемая довольными ухмылками Хюррем Султан и Эсен-хатун из-за слов их любимой матери и покровительницы.

Гевхерхан хмурится из-за откровенного ехидства матери, как и смущенная зарождающейся ссорой Айше.

— Ты права, Шах, — отозвалась русоволосая Хюмашах, позволив себе едва заметную ухмылку. — Признаюсь, мне тоже жаль, что из-за своего назначения управляющей гарема в Топ Капы тебе пришлось расстаться со своим мужем. Ты, верно, так расстроилась…

Ответный удар вышел удачным, и Шах Султан надменно нахмурилась.

Айше Султан потупила взор темных глаз, когда вспомнила прощание ее матери с ее мужем, невольной свидетельницей которого она стала.

Эсен-хатун же с интересом наблюдала за перепалкой Султанш. Остальные женщины неловко молчали.

Единственной, кто оскорбился подобно самой управляющей, была Хюррем. И, надменно вскинув подбородок, юная Султанша поднялась со своей подушки под напряженными взглядами присутствующих и поравнялась с Хюмашах Султан.

— С чего бы моей Валиде расстраиваться, Султанша? Всем известно, что с Мустафой-пашой их, кроме договора о браке и моего младшего брата Абдулбаки, ничего не связывает. Этот брак был навязан покойному султану Мехмету именно вами ради собственного удовольствия и злорадства. Наверно, вас столь волнует личная жизнь моей Валиде, потому как собственной у вас нет.

Гордость засквозила в чертах Шах Султан, которая ехидно посмотрела на оскорбившуюся Хюмашах.

— Мне жаль, Хюррем, что Всевышний даровал тебе такую мать, — выдохнула Хюмашах, качая русоволосой головой. Внешне она оставалась невозмутимой, но негодование колотило ее изнутри. — Ты — правнучка великой Хюррем Султан, в честь которой и была названа. Но, к сожалению, кроме имени ты более на нее ни чем не похожа. Покойная Валиде Султан никогда бы не опустилась до подобных слов и никогда не была столь черствой и надменной, какой выросла ты под началом своей матери!

Гевхерхан насупилась, когда увидела, как вздрогнула от этих слов хрупкая и эмоциональная Айше.

Хюррем же оскорбленно вспыхнула, но ухмыльнулась, увидев, что ее Валиде поднялась с сидения и степенно приблизилась к ним. Рука ее коснулась руки дочери, оказывая поддержку.

— Довольно, Хюмашах! Я не позволю оскорблять ни меня, ни мою дочь. Лучше сейчас же покинь гарем и Топ Капы, пока здесь буря не разразилась.

— У тебя забыла спросить, когда и что мне делать. Ты, вероятно, полагаешь, что, став управляющей гарема, властна над всеми, не так ли? Знай, что я не из тех, кем ты в силах помыкать. Я — дочь Михримах Султан и, к твоему огорчению, сильно на нее похожа, а потому тебе стоит опасаться меня. Вспомни судьбу своей матери и Нурбану-хатун, которым вздумалось бросить ей вызов.

Вспыхнув от упоминания самого больного, казни матери, Шах возгорелась пламенным гневом.

Хюррем оскорбленно нахмурилась и, заметив в глазах матери скопившиеся слезы, выступила вперед нее и жестко взглянула в серые и ледяные глаза тети.

— Вы гордитесь тем, что похожи на Михримах Султан, которая всю свою жизнь была одержима властью и ради нее жертвовала семьей и даже жизнями других людей? — горячо воскликнула она. — Знайте, что ее мученическая смерть в болезни — наказание за ее грехи. И вам я желаю той же участи, раз вы так похожи на нее!

Айше, не выдержав ссоры, заплакав, спешно покинула гарем.

Гевхерхан, мрачно поклонившись матери и тете, покинула гарем следом за ней, поспешив отправиться успокоить нежную младшую сестру.

Селин же, вздохнув, также поднялась со своего места и поклонилась Султаншам.

— С вашего позволения я вернусь в свои покои, — пролепетала она, уходя.

Эсен-хатун, оставшись одна, встала и медленно подошла к Шах Султан по другую сторону.

— Пусть смилуется над вами Всевышний и простит тебе, Шах, и твоей дочери, которую ты воспитала подобно себе, грехи и ужасные слова. Что за ненавистью ты горишь ко мне и моей Валиде? Я всегда задавалась этим вопросом, пытаясь понять причину. Теперь я, наконец, нашла ответ. Всему виной — зависть и беспомощность. И ты настолько погружена в эти чувства, что не видишь, как они ведут тебя по жизни. Жаль, что в конце этого пути всегда один исход — разочарования, боль и даже смерть. Твоя мать доказала это на своем примере, как и Нурбану-хатун с Сейхан. В ответ на пожелания твоей дочери я дарую вам свои пожелания. Пусть и ты, Шах, познаешь судьбу своей матери и в страданиях предстанешь перед Аллахом также, как и она умерла от удушения шелковым шнурком!

Жестко усмехнувшись, Хюмашах Султан степенно покинула гарем, шурша подолом своего черного траурного платья.

Темноволосая Хюррем Султан со слезами на глазах и с ненавистью проводила взглядом ту, а после повернулась к матери, которая горела не меньшим гневом и оскорблением.

— Ядовитая змея, как и мать… — процедила Шах Султан, тяжело дыша от возмущения. — Да покарает ее Всевышний и пошлет еще большие страдания, чем те, в которых она сгорает сейчас!

Эсен молча взглянула на Шах, а после на Хюррем и та одарила ее жестким, тяжелым взглядом, который Эсен выдержала и даже чуть улыбнулась.

Где-то в Мраморном море.

Который день тяжело переживая морскую болезнь, Эдже, бледная и покрытая каплями холодного пота, лежала на небольшой лежанке в каюте качающегося корабля. Перед ее затуманенным взором все мельтешило и кружилось. Тяжело сглотнув, Эдже повернула темноволосую голову в сторону открывшейся двери.

Изумрудно-зеленые глаза коснулись ее и, вздохнув, Рейна медленно подошла к лежащей девушке. Тепло улыбнувшись, она присела на край лежанки и коснулась холодной руки племянницы.

— Когда всё это закончится? .. — хрипло прошептала Эдже, чувствуя тошноту и нестерпимую головную боль. — Я больше не могу, Рейна!

— Ты впервые ступила на корабль и морская болезнь мгновенно сразила тебя, — терпеливо объяснила женщина. — Ты должна быть стойкой, Эдже. Когда твой организм привыкнет к качке на морских волнах, то болезнь отступит.

Эдже в ответ протяжно простонала, прикрыв тяжелые веки.

— Знаешь, есть такая древняя поговорка… «Море никого не принимает с распростертыми объятиями». Так говорили греческие моряки, думая, что их морской бог Посейдон, своенравный и жесткий, испытывает моряков на прочность и лишь тех, кто явит стойкость и силу духа, излечивает.

Слабо усмехнувшись, девушка в ответ лишь покачала головой. Слишком уж мучительное испытание для ее изнеженного тела.

Раздался стук в дверь каюты, и Рейна, обернувшись к той через плечо, громогласно позволила войти.

Высокий и широкоплечий Деметрий, облаченный в легкие доспехи из черной кожи, вошел в каюту и, сложив перед собой руки, поклонился своей госпоже.

Эдже неосознанно напряглась, так как боялась Деметрия, казавшегося ей… пугающим.

— Простите за беспокойство, сеньора, но по левому борту мы заметили корабль турецких пиратов. Они приближаются.

Раздраженно выдохнув, Рейна поднялась с кровати и направилась к двери. Ее длинное черное платье заструилось по ее стройному и мускулистому телу, а черная кожа доспехов и сталь оружия блеснули в свете, изливающемся в каюту в небольшие окна.

— Они не должны знать, что я или Эдже Султан остались в живых. Избавься от них, как только подплывут на расстояние, которое под силу преодолеть нашим бортовым орудиям. Никого в живых не оставить.

Эдже мрачно нахмурилась от ее жестоких слов, в которых крылось лишь раздражение.