Возвышение падших

— Идрис-ага, помоги Миршэ-хатун разобраться в делах гарема. Также подготовь гаремные документы и учетные книги, а после предъяви их мне. Хотелось бы узнать, как здесь обстоят дела и понять принцип управления.

— Как вам будет угодно.

— Для Шехзаде Баязида подготовлены главные покои?

— Да. Слуги уже раскладывают вещи Шехзаде в главных покоях по моему приказанию.

— Хорошо. А что с моими покоями?

— Для вас отведены самые большие покои гарема, госпожа. Они готовы. Если пожелаете, то слуги немедленно приступят разбирать ваши вещи.

— Да. Ступай, ага.

Степенно кивнув откланяющимся калфам и Идрису-аге, отправившемуся исполнять данные ему поручения, Дэфне Султан медленно вошла через распахнутые настежь двери в гарем, где суетились располагающиеся наложницы.

Увидев ее, они, как и полагается, выстроились в ряд, бросив дела и прекратив разговоры.

— Приветствую вас, девушки, в новом дворце и гареме. Вы были отобраны мной для гарема Шехзаде Баязида и, надеюсь, я не ошиблась в своем выборе. Я жду от вас благоразумия, примерного поведения, подобающего наложницам престолонаследника, а также уважения как ко мне, так и к служащим, исполняющим мои приказания. Взамен обещаю быть справедливой и милостивой ко всем, кто живет под куполом этого дворца.

Улыбнувшись, Дэфне Султан развернулась и покинула гарем. Мягкий шорох от волочащегося по каменному полу подола ее нежно-голубого одеяния и поклоны девушек провожали ее.

— Наконец-то гарем возглавит мудрая и справедливая женщина, — проговорила одна из наложниц, повернувшись к своей подруге. — В Топ Капы каждая дышать боялась, дабы не вызвать гнев Шах Султан, трясущейся над своей властью.

Миршэ-хатун улыбнулась, услышав эти слова.

Дворец санджак-бея в Манисе.

Усталый Сулейман спешился со своего коня, рассматривая просторный, но менее величественный, чем Топ Капы, дворец Манисы. Солнце играло золотистыми лучами в его огненно-рыжих волосах.

Карета позади него остановилась с протяжным скрипом и вскоре из нее вышла горделивая, но заметно измученная долгой дорогой Гюльхан Султан. Ее синие глаза с легким раздражением коснулись пятна на подоле ее красного одеяния.

Маленькая Зеррин Султан, выбравшись из кареты с помощью новой служанки ее матери Билгелик-хатун, испуганно сжала материнскую ладонь.

— Маниса, — произнес Сулейман, обернувшись на мать, что подошла к нему со спины. — Вот мы и вернулись во дворец, где я родился и где прошло мое детство.

— И моя молодость, — мрачно добавила Гюльхан, пытаясь пресечь воспоминания о ее юности и их любви с Орханом, от которой с годами не осталось и следа. — Этот дворец навевает на меня тоску.

Лала Ферхат-паша, худой и жилистый, но с длинной черной бородой, подошел к прибывшим и поклонился.

— Шехзаде Сулейман. Султанша.

Сулейман, бросив на него взгляд синих глаз, не удостоил его ответом, как и его мать, даже не обратившая на Ферхата-пашу внимания.

— Изволите побывать в мужском крыле и изучить дела провинции, Шехзаде?

— Нет, — отрезал тот, медленно шагая по направлению ко дворцу. — После долгого пути я желаю отдохнуть. Завтра займемся этим.

Ферхат-паша неодобрительно нахмурился, но промолчал.

Вошедших в гарем Сулеймана, Гюльхан Султан и Зеррин встретили служители дворца.

Среди них Гюльхан узнала Джихан-калфу, хазнедар гарема, что жила здесь со времен молодости Орхана, и Касима-агу, главного евнуха, который помог ей однажды завоевать внимание Орхана и посвятил в мусульманство.

— Шехзаде. Султанша. Добро пожаловать, — проговорил Касим-ага, улыбаясь последней трепетно и радостно. — Рады снова встретить вас во дворце Манисы.

— Мои покои готовы? — сухо спросил Сулейман, бросив равнодушный взгляд в сторону наложниц, входящих в гарем и бросающих на него мимолетные заинтересованные взгляды.

— Разумеется, господин.

— Подготовьте для меня хамам и принесите в мои покои вино.

Сопровождаемый недовольным взглядом матери, рыжеволосый Шехзаде покинул гарем.

— Желаете чего-нибудь, госпожа? — повернувшись к той, спросила Джихан-калфа. — Вы стали столь влиятельной женщиной при дворе в столице, насколько нам известно. Мы все помним вас еще совсем юной Эмилией, болгарской девушкой со смелыми мечтами…

— Но теперь я — Гюльхан Султан, все смелые мечты которой исполнились. Дай Аллах, я не задержусь в этом дворец надолго. Однажды Топ Капы встретит меня, как Валиде Султан, а Сулеймана, как падишаха мира.

— Аминь, госпожа.

— Билгелик, отведи Зеррин Султан в отведенные мне покои. А ты, Джихан, проконтролируй расположение наложниц.

Поклонившись, женщины отправились исполнять данные им поручения.

Бросив надменный взгляд в сторону гарема, Гюльхан Султан нахмурилась, заметив, как две наложницы спорят из-за кровати, которую обе хотели занять.

Степенно она вошла в гарем и с наслаждением увидела, как все выстроились перед ней, опустив головы и боясь поднять взгляды.

— Как управляющая этого гарема я предупреждаю, что не допущу непокорности и неподобающего поведения. За каждый проступок вас ожидает соразмерное наказание. Никаких склок, драк, скандалов, сплетен и дерзости. Я неподчинение не прощаю.

Ухмыльнувшись, она степенно покинула гарем, сверкая в роскоши одеяния и драгоценностей.

Проводив ее взглядами, наложницы зашептались.

— А дышать-то можно?

— Она нам жизни не даст…

Дворец санджак-бея в Эрзуруме.

Тепло улыбаясь, Севен Султан читала найденную в небольшой дворцовой библиотеке книгу. В ее длинных светлых волосах плескались лучи солнца, озаряющие их золотым сиянием. Став замужней и, главное, счастливой женщиной, она расцвела. Ранее наполненные тоской и задумчивостью голубые глаза теперь лучились теплом и добротой, а на красивом лице неустанно была запечатлена мягкая улыбка.

Раздался стук в двери покоев и, отложив книгу в сторону, Севен непонимающе нахмурилась, увидев вошедшего Османа, который мрачно посмотрел на нее, не ответив привычно на улыбку.

— Что-то случилось? — обеспокоилась Султанша, поднявшись с тахты и расправив полы бежевого одеяния. — Осман?

— Пришло письмо из столицы от моей Валиде.

— И что в нем? Неужели госпожа так и не приняла наш брак? Не стоит так из-за этого печалиться, Осман…

Вздохнув, тот опустил серые глаза, думая о чем-то весьма напряженно.

— Она сообщает, что Инджи-хатун покончила с собой в своих покоях.

Испуганно ахнув, Севен приложила ладони к лицу, широко распахнув голубые глаза.