Время гона
Шрифт:
— Я знаю, ты всё решила, но… может быть, ты передумаешь? — Задумавшаяся Соня вздрогнула от его тихого вопроса.
— Нет, Айк. Я не могу так больше жить. Я всегда буду чужой в твоей стае.
— Я виноват перед тобой. Прости. Я ошибался. Только сейчас я понял, что нужно было приучать стаю к тебе, а не наоборот. Я должен был вмешаться, привести к подчинению тебе волков, тогда волчицы никуда бы не делись. Но так никогда не делается в стаях. Вожак и его супруга опираются на Первый Закон и никто не смеет ослушаться. Я люблю тебя, Соня, и мне нет жизни без тебя и детей. Не уезжай, прошу тебя, любимая!
— Не мучай меня, Айк, мне ведь тоже тяжело. Сейчас я соберу вещи и мы уедем последним автобусом. Он уходит через полтора часа. Отвези нас, пожалуйста, на автовокзал.
— Не нужно, Соня. Раз ты решила, я не буду больше тебя
Соня ошарашенно села на пол около сумки: — ну ты и…га-ад! — Он опустил голову, дёрнув плечом вышел в холл.
Олег приехал, когда Соня только закончила кормить детей. Не глядя на неё, он хмуро поздоровался и, подхватив сумки, пошёл к машине. Наскоро съев бутерброд с ветчиной и запив кружкой кофе, Соня побежала в спальню одеваться и одевать детей. Вскоре к ней поднялся Олег, подхватил на руки девчонок и сбежал с ними по лестнице. Соня отправилась следом, гадая, куда делся Айк. Ночью она слышала его шаги в кабинете. Кажется, он ни на минуту не сомкнул глаз. Айка она увидела у машины. Он сидел на корочках перед девчонками, улыбался им и что-то говорил, по очереди целуя ручонки, прижимая их к себе. Услышав Сонины шаги, поднялся на ноги, и она заметила, что он очень бледен и хмур. Он окинул её холодным взглядом: — что же, всего тебе хорошего, Соня. И… прости. — Не оглядываясь, он ушёл в дом, а Соня, сдерживая слёзы, усадила дочерей на заднее сиденье и села вместе с ними. Подошедший с последней сумкой Олег поставил её в багажник и сел за руль. — Прощай, паршивый городишко Междуреченск! — подумала Соня.
Всю дорогу до Красноярска Олег молчал, ограничиваясь дежурными фразами: “Соня, вы с детьми не замёрзли?”. “Если дети устали, то можно остановиться”. “Я не слишком быстро еду?”. Вначале Соня пыталась его разговорить, спрашивая об Аллочке и будущих малышах, но Олег отвечал односложно, хмурился и было видно, что он полон мрачных предчувствий и мыслей. Соня обиделась и тоже замолчала, решив про себя, что навсегда забудет и Междуреченск, и его странных жителей.
Под конец долгой поездки девчонки устали, закапризничали, и Олег спросил, не остановиться ли им, чтобы малышки отдохнули. Но до Красноярска оставалось всего-ничего, и Соня решила, что они поедут.
У подъезда родителей Олег аккуратно поставил на ножки девчонок, уставших и полусонных, выдернул из багажника сумки.
— В какую квартиру нести, Соня?
— Олег, я сама унесу! Спасибо, что привёз!
— в какую? — он спокойно смотрел на неё равнодушными глазами, и Соня сдалась:
— в семьдесят четвёртую. — Он кивнул и быстро пошёл к подъезду, а она, взяв дочерей за руки, поплелась за ним.
В квартиру он не пошёл, поставил сумки у дверей. Дождался, когда на звонок вышла Анна Витальевна, вежливо поздоровался, повернулся к Соне: — я вам больше не нужен?
— Олег…, может быть, ты зайдёшь? — она умоляюще смотрела на него. Он едва заметно улыбнулся:
— Спасибо, Соня. Я лучше поеду домой, Алла меня ждёт.
— Хорошо. — Она отвернулась от него: — спасибо, всего тебе доброго! — и шагнула в квартиру вслед за матерью, уводящей девчонок.
Прошло два месяца безмятежной Сониной жизни. Она поправилась и повеселела, но никогда не рассказывала родителям о своей жизни в Междуреченске. Соня легко устроилась на работу и подумывала о детском садике для дочерей. Правда, Михаил Иванович и Анна Витальевна были против. Девчонкам исполнился год и семь месяцев, они росли подвижными жизнерадостными малышками, очень редко капризничали, были послушны, но Соня боялась, что дедушка и бабушка избалуют их. Михаил Иванович чувствовал себя хорошо, но на работу так и не вышел, а сидел дома, с внучками.
Она звонила Аллочке в первый месяц своей жизни в Красноярске. Давние неразлучные подруги вдруг обнаружили, что им не о чем говорить. Краткий рассказ одной о беременности и сыне,
такой же краткий — другой, о детях и работе. Соня никогда не спрашивала об Айке, а Аллочка никогда его не упоминала. Забыть его не получалось, и всякая мысль отдавалась болью. Первый месяц после разлуки в каждом встреченном высоком молодом мужчине Соня видела его, и тогда её сердце замирало от сладкой боли, а потом она видела, что снова ошиблась и облегчённо вздыхала. Но ночью, уложив детей спать, она подолгу лежала в темноте, уставившись в белеющий потолок. Первое время ей вспоминались обиды и унижения, которые довелось пережить, и она тихо плакала в подушку, чтобы не услышала мать. Постепенно воспоминания сгладились, но теперь она всё чаще вспоминала Айка. Его открытую улыбку, радость в глазах, когда он смотрел на неё. Соня старалась не вспоминать их ночи, но тело помнило его руки, его губы, щемящую нежность прикосновений и яростный опаляющий жар любовного соития.Иногда она звонила бабушке в Малую Ветлугу. Прасковья Агафоновна долго и многословно рассказывала о посёлке, о том, как её замучили сорняки в огороде, о грядущем урожае картошки, но никогда — о соседях. Как будто и не было такого городка — Междуреченска и его волков. Соня порой думала, насколько же правдива пословица, что в доме повешенного не говорят о верёвке.
Девчонки пытались говорить, но их понимала только Соня. Поэтому ей часто приходилось быть переводчиком. Они всё больше походили на Айка, только черты детских личиков были мягкими, округлыми. Когда дочери сердились, их тёмные глазки, порой, вспыхивали янтарём.
Айк не звонил и не интересовался их жизнью, но когда Соня разгружала привезённые из Междуреченска сумки, на дне одной из них она обнаружила толстую пачку денег. Тогда, возмущённая его поступком, она бросила их в ящик прикроватной тумбочки, а через несколько дней спросила мать, что ей делать: отправить ему переводом или что-то иное. Анна Витальевна предложила не горячиться — пусть лежат, есть-пить не просят, и Соня про деньги забыла. Но в июне вдруг обнаружилось, что дети за весну подросли, им стала мала обувь и куртки, а заглянув в магазин детских товаров, Соня пришла в ужас, потому что и цены тоже существенно подросли. Вот тогда-то она и вспомнила про деньги, лежащие в тумбочке. Она ещё колебалась и злилась на него за то, что он не отдал ей их в руки, а украдкой подсунул на дно сумки, но чувство справедливости указало ей, что если бы она узнала о деньгах, то гордо отказалась. Кроме того, он отец и имеет полное право заботиться о своих детях.
Успокоив себя таким образом, она с чистой совестью принялась покупать дочерям необходимые одёжки.
Соня работала на большом предприятии, и вскоре на неё обратили внимание. Действительно, молодая, миловидная, не курящая, не вульгарная скромная женщина не могла не привлечь внимания мужчин. Она даже пару раз сходила на свидание, испытывая ощущения дежавю. Но этим всё и закончилось. Непроизвольно она сравнивала их с Айком, и они проигрывали. Мать о свиданиях знала и только вздыхала, когда Соня очень скоро возвращалась домой с пасмурным задумчивым лицом.
Снова и снова она думала о том, что же пошло не так в их с Айком отношениях. В его любви она уже давно не сомневалась, хотя он не дарил ей драгоценностей и громадных букетов из роз, не стоял на коленях и не носил на руках, но Соня была уверена, что настоящая любовь не нуждается в демонстрации внешних проявлений. Сейчас, когда обида улеглась и не была столь острой и болезненной, она порой думала, что они с Айком могли бы быть счастливы, если бы он не был вожаком. Ведь счастливы же Аллочка и Олег! На самом деле их семью разрушили две проблемы: его нежелание видеть в ней личность, грамотного специалиста, а не только женщину, с которой ему хорошо в постели и мать его дочерей. Второй грандиозной проблемой она считала неприятие её стаей в качестве пары вожака. Айк постоянно ссылался на главный Закон Стаи, который был основополагающим в жизни волков, но как он работает применительно к ней? Возможно, она сама виновата, что никогда не интересовалась, как использовать этот Закон? Как она могла напомнить своим обидчикам о том, что они нарушают его? Подавать на них в суд, раз Айк не мог вызвать всех их на поединок? Но какой суд станет рассматривать нарушение закона волчьей стаи? Она подумала, что, наверно, такие вопросы должен обсуждать Совет, но ведь его члены сами нарушали его!