Время перемен

— К сожалению, нет, — притворно печально вздохнула Анастасия. — Ментальных способностей мне от бабушки не перепало.

— И хорошо. Как вспомню способности Доррисы, так в дрожь бросает, — целительница поёжилась, а потом вздохнула: — Жаль, что она умерла. Тем более так.

— Яды унесли много жизней, — опустила светловолосую голову поисковик. — А ведь сейчас мы бы могли их спасти. Тем горше эта утрата.

— Тем горше, — эхом откликнулась бывшая директриса. — И тем важнее не допустить повторения этого кошмара.

Анастасия кивнула. Годы Охоты слились в её памяти в череду бесконечных потерь, раненых, отравленных пациентов, удачных и провальных исцелений, постоянной работы на грани отката. В какой-то момент она эту грань перешагнула. Сознательно, с абсолютной уверенностью в правильности своего поступка. Очень немногие из её коллег уходили так, с улыбкой. В какой-то степени это был побег от суровой реальности, в которой погибли в пожаре войны все её родные, в какой-то — добровольная жертва во имя других. Перед тем как отпустить спусковой крючок беспамятства Энастия Лайон спасла несколько десятков жизней, тех самых которыми были готовы пожертвовать её коллеги, зарядила пять накопителей дара и напоследок удержала от отката Лияну.

В откате она провела двести лет, а, очнувшись, обнаружила, что не может использовать дар. И это оказалось для потомственной целительницы, жившей своей работой, намного страшнее самого отката. И даже сохранившийся дар поисковика утешением был слабым.

Воспоминания об Охоте Маргариты Николаевны не были разнообразнее: умирающие ученики и ученицы, совсем юные и успевшие уже обзавестись не то что детьми, внуками; синее поле, залитое алым, словно полыхающая огнем войны вода; её руки на этом пожаре и бесконечные попытки спасти, удержать, не дать прерваться ещё одной жизни. В чем-то ей было легче, чем Анастасии — все её родные погибли ещё во время Краха; но в чем-то тяжелее — она была вынуждена смотреть как уничтожается всё созданное её трудами, как умирают те, кому она помогла появиться на свет, те, кого она учила, кому помогала пройти через сложности Превращения и Стабилизации, те, кого она знала всю жизнь, те, с кем прошла тысячи невзгод, кто поддержал после Краха, научил всему… Зачастую именно ей приходилось делать выбор, кого из них спасти. Это было невыносимо.

Директриса славянской, теперь уже бывшая, как никто понимала правоту тех, кто жертвовал своими годами жизни ради того, чтобы в откат не упали они с Лияной, но от этого ей не становилось легче. Ничуть. Потом она считала годы их отката, как ребенок радуясь, когда кто-то из них приходил в себя. А когда на неё накатывала меланхолия, напоминала себе об их жертвах, о тех тысячелетиях, которые они подарили ей ради всего их народа.

От горьких воспоминаний русалок отвлек хлопок выстрела. На ноги они вскочили даже прежде, чем перешли на магическое зрение и воскликнули хором ужасное: «Охотники». Переглянувшись, бросились прочь из кабинета, окна которого выходили на противоположную сторону, к выходу. Не переходя на нормальное зрение. Зачем? Так ведь удобней. Тому, кто к этому привык, разумеется.

— Я вижу только двоих, — сообщила Маргарита Николаевна, не останавливаясь. Благо она, как и Анастасия была в сапогах без каблуков. Возраст и опыт подсказывали, что это куда удобней в случае необходимости отражать неожиданную атаку.

— Я тоже, — подтвердила данные поисковик. — Причем один совсем молодой, ещё ученик. А вот второй явно уже профи. И в магии не бездарен.

— Надеюсь, это не разведка перед появлением основных сил, — вздохнула целительница. Она была слишком вымотана полуреальностью, исцелением Алины и встречей с Эдвом. К тому же, последний раз спала она почти пять дней назад, пускай в полуреальности три из них и промелькнули для неё несколькими часами.

Предусмотрительно накрывшись невидимостью, они выскочили на крыльцо. Во дворе кипел бой. Двое Охотников — взрослый, матерый профессионал и совсем ещё мальчишка — отбивались от невидимых под маскировкой и скрывающими поле амулетами тритонов. Впрочем, не у всех поле было закрыто: то ли амулеты вышли из строя, то ли безалаберные тритоны оказались не готовы к нападению, то ли ещё что. А потому младший Охотник умудрился ранить не ожидавшего от него проблем юного тритона. Сотворив простейшее кровоостанавливающее заклятье, Анастасия отправила его к пострадавшему. Заниматься его раной сейчас было некогда, но первую помощь оказать она могла даже издалека.

Прошептав несколько слов, Маргарита Николаевна попыталась обездвижить сначала наиболее опасного противника, а потом уже его спутника. И тот в отличие от старшего увернуться не сумел. Скорее всего, даже не понял, что в него летит — у Охотников всегда были сложности с магическим зрением. Прежде чем бывшая директриса успела повторить попытку, мужчина, в котором она опознала главу местного управления, разбил какой-то пузырек. Двор тут же заволокло белым дымом.

«Ну и какой в этом смысл? — сама у себя спросила основательница школ. — Потянуть время? Вряд ли. Сбежать? Не выйдет — за ворота дым не распространяется, да и не может же он не понимать, что их догонят? Разве что надеется на портал… Что ж, в таком случае надо усилить блок».

Вызвав порыв ветра, кто-то из тритонов развеял большую часть белесого облака, а оставшееся отогнал в сторону. Разумеется, противники не заметить этого не могли, но были слишком заняты, для того чтобы отреагировать: Старший Охотник, держа младшего за шиворот, явно пытался открыть портал. Но блокировка была для него слишком сильной.

Маргарита Николаевна про себя усмехнулась и спустилась с крыльца:

— Сдавайся, Охотник. Нас больше и мы сильнее.

Света

Василий Петрович развернулся к говорившей, одновременно разворачивая и меня, так как ворот моей куртки до сих пор был в плену его пальцев. Это оказалась ничем особенно не примечательная брюнетка в знававшей лучшие времена одежде, но почему-то при взгляде на неё глава управления ощутимо вздрогнул. Кто она такая, интересно? На поле что ли посмотреть? Лучше не буду, ещё решат, что я атаковать собрался. Хотя и хочется безумно, все же первая настоящая, видимая обычным зрением русалка. Причем, наверняка ведь не последняя по важности — сомневаюсь, что глава управления знает в лицо всех мало-мальски значимых персон, а эту он явно узнал. Неужели она настолько известна? На вид самая обычная женщина, можно даже сказать заурядная…

Пока я предавался абсолютно несвоевременным размышлениям, мужчина справился с волнением:

— И не подумаю. Я пришел с мирными намерениями — всего лишь выяснить, чем здесь занимались учёные, что именно здесь произошло и кто в этом виноват. Напали ваши люди.

Это он сейчас врет, чтобы выпутаться из этой передряги?

— Какой нам резон верить тебе? — чуть наклонила голову женщина, не делая попыток приблизиться. От нас до неё было не меньше пяти метров. — Ты — Охотник, причем далеко не последний, а у нас даже ребенок знает, что верить Охотникам нельзя.

Нет, понятно, что она явно старше и намного, но вежливость-то никто не отменял! Хотя учитывая, что выглядит эта дама лет так под пятьдесят, ей очень много — они ведь не как люди стареют. Наверно, даже за тысячу. По крайней мере, Препод говорил, что если мы русалку, выглядящую старше тридцати, встретим, надо линять и быстро.

— Знаю, — усмехнулся мой спутник. — Но мне все равно приятно такое признание. А по поводу резона… У вас есть менталисты. Я позволю им заглянуть в свой разум при условии, что они не станут трогать те блоки, которые я сочту нужным оставить. Но после этого, если я не солгал, вы отпустите нас обоих.