Все оттенки боли

Как бы сделать так, чтобы Уильямса казнили? Элла больше не появлялась в городе, как будто судьба мужа ее не интересовала. Значит, она не станет нанимать адвоката? Может, есть способ возбудить дело снова? Отправить его на пересмотр?

Карлин лучше других знал, что это невозможно, но, наблюдая за тем, как гроб опускается под пол прямо в печь, отчаянно хотел одного: чтобы тот человек, виновный в гибели этой семьи, дорого заплатил.

Вечер того же дня

Марк провалился в сон, как только они вернулись домой. Это был тревожный, мутный сон, отделяющий прошлую жизнь от новой. Карлин не в первый раз терял близких, но впервые чувствовал себя так беспомощно и жалко.

Нужно было жить.

Похоронив первую жену и сына, он еще долго учился простым действиям. Весь этот путь казался знакомым. Но сейчас… как сделать первый шаг? Была существенная разница. Теперь он не один. Горе можно прожить вместе, разделить его на двоих. Будет тяжело. Чудовищно. Но это нужно пережить.

Аурелия сидела рядом. Она мягко откинулась на сложенные пирамидкой подушки и читала. Лицо спокойное. Но он чувствовал ее состояние. Как и она его. Марк потянулся, обнял жену за талию и, притянув к себе, спрятал лицо в мягких складках ее домашнего костюма.

– Я хочу тебе кое-что сказать, – хриплым от пролитых слез голосом проговорила она.

Он не ответил. И даже не поднял головы. Только прижался к ней сильнее, как ребенок к матери, позволяя себе не держать лицо, позволяя себе демонстрировать слабость, но не ощущая себя сломленным. Мгновения складывались в минуты, Аурелия молчала. Он почувствовал, как она отложила книгу, запустила пальцы ему в волосы и осторожно прочесала их, как делала всегда в минуты задумчивости. Марк поднял голову. Их взгляды встретились.

– Не знаю, подходящее время или нет, не знаю, хочешь ты этого или нет. Все понимаю. Но…

Она замолчала. Карлин похолодел.

– Говори, – попросил он, готовясь к худшему. Уходит? Понимает, что рядом с ним всегда будет ходить смерть? Считает, что их эксперимент провалился?..

– Марк, у нас будет ребенок.

Эпилог

Октябрь 2010

Афины

План «б». Он оставался на крайний случай, потому что второго такого запасного аэродрома у меня не было и создавать его не представлялось возможным. Использовать его означало бросить на стол все карты. Использовать его означало отказаться от двадцати лет пути наверх, от карьеры, мужа, дополнительного капитала и выстроенной сети. Уильямс – моя самая сложная и самая успешная работа, мой главный эксперимент, мои руки и разум, заключенный в другом теле. Я не гипнотизировала его, а вербовала с открытым лицом. И он знал, что рано или поздно возьмет на себя вину, если следственная группа подберется слишком близко, а дело еще не будет завершено.

Так и случилось.

Он понял все без слов, когда Грин появился у нас на пороге.

И я поняла все без слов, когда он попросил выйти и сделать чай. Аксель не видел, какими взглядами мы обменялись. Детектив и не смог бы догадаться. Я допустила ошибку. Поторопилась. Но как иначе можно было добраться до Нахмана и его жены? Никак. Других вариантов у меня не осталось. Тогда это казалось оправданным риском, потом же я поняла, что нельзя было спешить.

Я бросила все, активировав марионетку и устранив ее. А Уильямс поспешил сдаться в ситуации, когда можно было все переиграть. Но мы не могли обменяться мнениями. Я не могла его остановить, не привлекая к себе лишнего внимания.

Джон решил, что я справлюсь одна, ведь осталось совсем немного. Да, план «б» подразумевал под собой сдачу самого списка. Не оригинала, конечно, но точной копии, написанной рукой мужа. Но ты помнишь, отец? Ты заставлял меня повторять эти имена. Я повторяю их до сих пор. Одно – чаще других. Не потому, что желаю его смерти. О нет. Но с ним я более не виделась. Хотя хотела, да.

Очень хотела.

Я так и не смогла найти в себе сил довести до конца то, что должна была в отношении Дональда Рихтера. Я дала себе слово оставить его напоследок. После всех остальных. И уехала, не понимая, что этот мужчина изменил во мне, откуда взялось это сострадание.

Официант поставил передо мной крепкий кофе. Я до сих пор люблю кофе. Люблю открытые кафе в октябре, когда в Греции еще достаточно тепло, чтобы набросить на плечи лишь тонкий плед и сидеть, глядя на море, сероватое, тревожное, думать. Думать. Планировать.

На душе было светло, ведь я близка к завершению своей миссии. Приятно осознавать, что ты всю жизнь трудилась ради цели, почти ее достигла, почти провалилась, но смогла выйти сухой из воды и продолжить работу. У меня были тысячи счетов и сотни паспортов. Я могла бы все оставшееся мне время жить припеваючи. Но нет.

Мне понадобилось время, чтобы перестроиться и вернуться к формированию сети. Я сделала новый кластер приближенных к себе. Нужно было заложить в их головы идею, создать небольшую боевую группу. И конечно же, это удалось.

Я оставила в прошлом сомнения об этичности случайных жертв. Важнее добиться результата. Удалось устранить еще двоих из списка. Не удалось добраться до тех, кто находился на вершине. Не получилось добраться до Акселя Грина, чье имя я вписала последним. Он сын Гринштейна, а Гринштейн работал на нацистов. Нет другого закона, кроме единого для всех преступников. Если в списках появлялись имена ученых, то почему не должен был появиться и Грин?

Но мысли снова и снова возвращались к Дональду Рихтеру. И не потому, что он был мне небезразличен. И не потому, что в последний момент я отступила.

С самого первого дня, лишь только появившись в Треверберге, я поняла, что этого мужчину мало убить. Я хотела разрушить его бизнес, лишить его доверия детей, а потом – лишить самих детей. С Уиллом все прошло идеально. С Теодорой пришлось повозиться, но она своей рукой уничтожила бизнес-империю, а потом еще и «добила» отца тем концертом. Но она смогла «сломать» Джеральда. Узнав про то, что он сдался Баррон, я долго думала о том, где же допустила ошибку. Так и не смогла найти изъян в заложенной программе, убедилась лишь в том, что нужно больше марионеток и больше попыток.

Когда Рихтер выскочила замуж за Грина, я удивилась. Она очутилась под его защитой, но я смотрела на это по-другому. Мне не удавалось добраться до них, пока не вмешался случай.

Уильямс, играя роль Кукловода, говорил правду: я сама не знаю, где именно находится человек, обработанный марионеткой. Не знаю его имени. Я лишь направляю их, закладываю им в головы часть списка и надеюсь, что в погоне за собственной свободой они заберут несколько душ, которые должно забрать.

Туттон.

Рихтер.