Все оттенки боли

– И я тебя люблю, – отозвался он. – И горжусь. Не могу передать словами, как я тобой горжусь. Я всегда буду рядом, Жаклин. Ты готова лететь в Треверберг?

– Я готова.

– Если ты решила учиться, я помогу.

– И переедешь со мной?

Он с трудом улыбнулся:

– Все, что потребуется.

– А как же… бизнес?

– В Треверберге теперь есть аэропорт.

По ее щекам снова потекли слезы. Но между отцом и дочерью что-то неуловимо изменилось. Произошло что-то важное, это невозможно описать словами, нельзя дать этому определение или разложить по полочкам.

Рубеж, после которого начинается новая жизнь.

IV

– Элла, милая, займись, пожалуйста, завтраком. Мне надо поесть, и агент явно не спал ночь и нуждается в кофе.

Миссис Уильямс бросила на мужа уничижительный взгляд, а потом посмотрела на Акселя, будто предупреждая, чтобы он не болтал лишнего. И вышла из комнаты, ступая мягко и естественно, как будто это не перед ее глазами разворачивался судьбоносный разговор, способный перечеркнуть многолетние усилия по подготовке Джонатана к креслу мэра Треверберга. Уильямс проследил за тем, чтобы она плотно закрыла за собой дверь, а потом перевел взгляд на Грина.

– Вы сказали, что каждый платит по своим долгам, мистер Уильямс?

Аксель смотрел на собеседника, но тот не стушевался, напротив, он будто сбросил маску и теперь чувствовал себя уверенно. Слишком уверенно для человека, которого прижали к стенке.

– Самолет, агент? – тихо переспросил он. – Чертов самолет – и вот вы уже в моем доме пытаете меня вопросами? Вам не кажется, что это было слишком просто?

– Даже гении ошибаются, мистер Уильямс, – без паузы ответил Аксель, не до конца осознавая происходящее. – Рано или поздно ошиблись бы и вы.

Министр вздернул бровь, усмехнулся. И потянулся к ящику стола. Грин не пошевелился. Даже если бы Уильямс достал пистолет, ничего бы не изменилось. Жизнь самого агента не стоила ничего, а вот поимка Кукловода – задача из списка тех, которые должны быть решены любой ценой. Буквально – любой ценой. К тому же Карлин знает, где находится коллега, значит, убийство агента лишь добавит доказательств и рано или поздно Уильямса арестуют и осудят согласно букве закона. Или, если вмешается Клиффорд, согласно букве закона человеческого, а не государственного.

Но Уильямс достал не пистолет. Вместо этого на столе появилась небольшая деревянная шкатулка, в которую могла бы поместиться книга.

– Увы, – легко согласился Уильямс.

– Я ожидал от вас большего сопротивления.

– Зачем? – удивился Джонатан. – Вы уже здесь. А это значит, вы меня подозреваете, а это, в свою очередь, означает, что рано или поздно вы найдете доказательства. Я хорошо изучил ваши методы работы.

– Вы могли бы сбежать. Потянуть время. Сделать что-то еще. Список же не закончен?

Уильямс рассмеялся.

– Агент, вы же ничего не знаете. Вы не понимаете, что происходит, почему люди погибают и за что они расплачиваются. Вы думаете, я хочу бежать? Вы думаете, мне дорога свобода? Мне дорога жена, но я знаю, что она мне неверна. А кроме нее единственное, что меня заботит, – список. И он подошел к концу. Практически подошел к концу.

– Поэтому вы решили избавиться от соперника?

По лицу министра пробежала тень.

– Из ревности? – глухо переспросил он. – Нет. Конечно нет. Исключительно из-за того, что его семья делала в лаборатории нацистов.

– Мне известно, что там происходило.

– Тогда вы должны меня понять. Впрочем, я уверен, что вы не знаете и половины зверств. И не все имена.

–Понять можно любого, мистер Уильямс. Моя задача, как вы верно подметили, состоит в другом. О вашей мотивации поговорите с доктором Карлином, он будет счастлив окунуться в вопросы сложного детства. Меня интересует другое. Как это остановить?

Уильямс открыл шкатулку и протянул детективу содержимое – старый блокнот, исписанный мелким убористым почерком. Приметив знакомые имена и фамилии, вычеркнутые из общего списка, Аксель задержал дыхание.

– Это? Это не остановить, детектив. Ни вы, ни я, никто не в состоянии остановить людей, которые избавились от предрассудков и теперь действуют согласно собственным побуждениям.

– Вы могли бы рассказать, с кем имели дело…

– Мог бы, – согласился Джонатан. – Но зачем это мне? Осталось всего несколько имен. Пусть марионетки закончат свою работу.

Больше вопросов Аксель не задавал. Когда Элла вошла в кабинет с чаем, мужчины молчали. Грин изучал блокнот, держа его за края страниц и прекрасно понимая, что Джонатан заставил его взять бумаги не просто так. Отпечатки. Что-то перекрыть? Жена Кукловода замерла на пороге, явно не понимая, что происходит. Джонатан повернулся к ней.

– Боюсь, нашу поездку придется отложить, милая. У меня срочные дела с агентом. Сообщишь Джессике?

– Что происходит? – глухо спросила она и поставила поднос на чайный столик. – Что это?

Она кивнула на блокнот в руках агента.

Аксель вернул улику в шкатулку, которую тут же захлопнул Джонатан, а потом зачитал стандартный текст, который необходимо озвучивать при задержании. О правах и молчании, об адвокатах и последовательности действий. Уильямс позволил застегнуть наручники. Он смотрел на жену. А она молчала, потрясенная происходящим.

Выводя министра из кабинета, Грин на миг остановился около Эллы.

– Все тайное становится явным, миссис Уильямс, даже если вы считаете, что надежно спрятали следы.

– Все платят по своим долгам, – отозвалась она, упала в кресло и закрыла лицо руками.

Вот и все.

Только почему так мерзко на душе?

Глава двадцатая В смысле – не остановить?

I

Некоторое время спустя

– В смысле – не остановить?

Марк замер посреди кабинета Грина, бросил на стол исписанные бумаги и упер руки в бока. Агент поднял на коллегу усталый взгляд.

– Можешь допросить его, – предложил Аксель.

– Я уже говорил с ним.

– И что скажешь?

Повисла тишина. Было больно признаваться в том, что они достигли предела возможностей полиции. Еще больнее – произносить это вслух.

– Цунами не остановить, – негромко сказал Карлин и опустился в кресло, будто придавленный этим откровением. – Уильямс описал структуру сети, она построена таким образом, что ни одна ячейка не обладает информацией о соседней, а сам Кукловод касался только первого уровня. Далее цепная реакция. Удивительно, что при таком рассредоточении усилий он умудрялся вылавливать жертвы. Страшно представить, сколько людей погибло зря. «Сопутствующие потери» – вот что он говорит.