Все проклятые королевы

— Юма, — отвечает она неуверенно.

— Юма, меня зовут Лира, я наследница Эреи, — говорю я, прикладывая руку к груди. — А вы наследница Сулеги, так ведь?

Она медленно кивает.

Друзилла должна была умереть. Если ее единственный ребенок тоже погиб, а единственной наследницей осталась эта девочка… Теперь я все понимаю. Все встает на свои места, но времени раздумывать нет.

— Нам нужна ваша помощь в войне.

Юма снова смотрит вокруг, на этот смертельный купол ветра. Ее карие глаза, наполненные страхом, вдруг озаряются новой решимостью, как будто она вспомнила, кто она такая и зачем здесь находится.

— И вот так вы хотите заслужить нашу поддержку, королева Лира?

Я глубоко вдыхаю. Нужно сыграть эту партию правильно.

— Я отчаялась, как и все мы. Война началась, и если мы ничего не сделаем, скоро вся земля, которую мы знаем, погрузится в хаос, печаль и утраты…

Ее лицо слегка морщится.

— Мое решение окончательное. Я доверяю своим советникам.

— Вы должны доверять им, — соглашаюсь я. — Но вы также должны прислушиваться к своему сердцу, к тому, что вы всей душой знаете: это неправильно.

Я думаю о том, как там остальные. Как долго Ева сможет сдерживать их? И что будет с нами потом?

Юма колеблется. Я замечаю, как она избегает смотреть в глаза, как выглядит такой маленькой, такой уязвимой… Точно такой же, какой когда-то была я.

Несмотря на твердость, которую в нее наверняка пытались вложить, она выдыхает дрожащим вдохом.

И тогда я понимаю, что должна сделать.

— Юма, я тоже одна.

Девочка смотрит на меня, впервые по-настоящему смотрит. Ее взгляд скользит вниз к моим ногам, а затем поднимается обратно. Она изучает меня с головы до пят, и я осознаю: у меня есть только один шанс.

Я опускаюсь на колени, беру ее за руку и рассказываю ей правду. Мою правду.

Глава 21

Кириан

Шум был ужасным.

Он перенёс меня обратно на поле битвы, в войну, которая велась втайне для моих людей, но была выиграна для Львов. Ветер, замкнувший Одетт и юную королеву в непроницаемой куполе, гремел, сотрясая землю до самого основания.

Ева продолжала отбрасывать охранников, которые пытались подняться на ноги. Эльба оставался подчинённым, стоя на коленях, а Нирида и я удерживали тех, кого могли, своими клинками.

Кажется, моя командирша заметила это первой. Что-то пошло не так.

Это чувствовалось в ногах — едва ощутимая дрожь земли. Это стало заметно по охранникам, которые прорывались сквозь невидимую преграду, отделявшую нас от внешнего мира, и по тем, кто с каждым разом всё быстрее освобождался из-под контроля Евы.

И тогда, в мгновение ока, всё изменилось. Мир перевернулся, и грохот внезапно прекратился. Звук исчез. Ещё мгновение назад шум был невыносимым, а в следующее наступила абсолютная тишина.

У меня был лишь миг — один единственный, чтобы заметить, как купол ветра исчез. Ева рухнула на землю без сознания, и Нирида закричала её имя. На другом конце, преклонив колени, Одетт держала руки юной королевы, а затем резко отстранилась, подняла руки и закричала:

— Не сопротивляйтесь! Не сражайтесь!

Охранник схватил её за плечо и толкнул вниз, прижав к земле, пока испуганная девочка отступила, а другой солдат бросился её защищать. И когда я увидел лицо Одетт, прижатое к земле, её спину под тяжестью чьего-то колена, всё внутри меня взревело, требуя подняться и сорвать голову с этого охранника.

— Не сопротивляйтесь! — повторила она.

И я подчинился.

Я не сводил с неё взгляда, пока другой мужчина не обездвижил меня, вдавив в землю. Я позволил себя связать, пока вокруг раздавались крики, команды и грохот сапог солдат.

***

Кто-то успел как следует врезать мне по челюсти.

Я не успел разглядеть его лицо, но сделал всё, чтобы он услышал мое яростное обещание ответить насилием.

Нас вытаскивают из зала суда, уводя подальше от королевы — девочки, слишком юной и испуганной, чтобы быть монархом. Друзилла… должно быть, мертва. И, возможно, мертва уже давно — столько, сколько Нирида говорила о её затворничестве, о том, что она не позволяла никому себя видеть.

Меня швыряют в комнату без окон, крепко связанного. Спустя какое-то время двери снова распахиваются, впуская ещё четверых солдат. Двое из них тащат Нириду и безжалостно бросают её на колени. Другие двое толкают Одетт так сильно, что она, связанная, не может смягчить падение.

— Я вам ноги переломаю! — выкрикивает Нирида. — Вы меня слышите?

Я уверен: её ярость направлена не столько на то, как обошлись с ней, сколько на то, что сделали с её королевой.

Одетт, как может, поднимается, и я облегчённо вздыхаю, понимая, что она, кажется, не сильно пострадала.

— А Ева? — это первое, что она спрашивает.

— Она рухнула, и её схватили, — отвечает Нирида. — Не знаю, куда её увели, но сюда её вряд ли приведут.

Я понимаю: её могут убить. Если они не знают, как её сдержать, то Ева, возможно, уже мертва.

Я не говорю этого вслух. Если моя командирша думает то же самое, она тоже молчит.

— Что нам теперь делать? — спрашиваю я.

Нирида указывает подбородком на Одетт.

— Ты можешь снять верёвки, как это сделала Ева?

— Если я это сделаю, мне придётся избавиться от внешности Лиры. А если они узнают, что я — не она, что её больше нет…

Нирида ругается. Ей не нужно заканчивать мысль — мы и так понимаем, чем это может закончиться.

— А если понадобится, — осторожно уточняю я, — ты сможешь сделать что-то подобное тому, что сегодня сделала Ева?

Одетт глубоко вздыхает.

— Вы знаете, что я никогда не пыталась, — отвечает она.

Это не ответ. Не совсем. Но я не настаиваю.

— Что они могут с нами сделать? — обращаюсь к Нириде.

— С нами с тобой? За угрозу их королеве? Что угодно, — заявляет она. — А с ней, как с Королевой королей… не знаю. Возможно, просто запрут.

— Вы заметили, как ведьма обратилась ко мне? Я думаю, она знает.

Да. Я тоже это слышал.

И Нирида, вероятно, поняла это не хуже меня. Но вместо паники она делает глубокий вдох и говорит с таким спокойствием, какое только способна собрать:

— Сейчас это уже неважно. Мы должны ждать.

— А если ожидание обернётся не так, как мы хотим? — осторожно спрашивает Одетт.

Нас могут убить. Всех нас.

Никто из нас не осмеливается ей ответить. Мы понимаем, что у нас слишком мало вариантов.