Все пути мира

А проклятье… Разберутся они и с проклятьем. Что одна древняя наворожила, то другая как-нибудь отменит или, по меньшей мере, изменит.

Письмо Дин спрятала под подушку, устроилась поудобнее и сразу уснула.

Глава 2. По эту сторону

Тин

Он думал, что его жизнь разделилась на 'до' и 'после, когда дед приговорил его к браку? Или когда от него ушла жена? Или, может, когда он решился пуститься в далекий путь по слову лесного духа, кем бы тот на самом деле ни являлся?

Нет, глупости всё! Настоящее разделение произошло только теперь, когда он в полной мере смог осознать свою потерю. На 'до' и 'после', на 'здесь' и 'там'. Он — здесь, она, ставшая неотъемлемой частью его жизни, — там. За зеркальной перегородкой, разделяющей миры, по ту сторону озерной воды.

Можно было бы ругать себя, вопрошать: 'Как?! Как я мог отпустить ее?! Как не догадался?..' Только бессмысленно. Так было задумано, такое испытание приготовил для него хитрый житель лесной избушки. Оставалось только бессильно злиться на Лесного, который благоразумно не откликался на его мысленные вопли. И — где-то глубоко внутри зрело убеждение, что и злость эта бессмысленна, что странное существо, вмешавшееся в их жизни, не имело недобрых намерений, хотя, конечно, какие-то собственные цели наверняка преследовало.

С этой мыслью он и заснул до самого утра — прямо на траве, на берегу успокоившегося озера. Снилась она, Дин, выходящая из зеркальной рамы, и он шел ей навстречу, но они никак не могли дойти друг до друга, и это было мучительно до слез, но они пытались снова и снова и даже однажды соприкоснулись руками — и именно в этот момент Тин вынырнул из сна.

Царило утро, причем довольно позднее, но окончательно просыпаться было обидно, потому что там, во сне, им оставалось совсем немного до настоящей встречи, а здесь, возможно, целая вечность.

Однако вставать пришлось, потому как мысли при пробуждении его посетили самые здравые: о том, что ждать здесь, у озера, глупо, ведь раньше следующей весны дверь не откроется. Да, он придет сюда снова, если за год Дин не вернется к нему, но… что-то подсказывало Тину, что его путь другой, что не это место связывает их, а значит, и приходить сюда не понадобится.

А что тогда? Просто ждать и надеяться? Женская участь — ждать мужчин из дальних походов, а у них с женой опять всё навыворот. Что ж, он сделает все, чтобы ей было куда вернуться. Если не сможет проложить путь для нее, то хотя бы запалит огни, чтобы она видела дорогу и цель.

Пока собирал и упаковывал вещи, взгляд зацепился за цветы насыщенного синего цвета. Дин вчера — мальчишкой еще — нюхала их и говорила, что пахнут они счастьем. Он сердился, потому что ему казалось, что это слова предвкушения, что они отражают желание друга уйти от него навстречу своему мифическому счастью, которое может ждать его — а может и не ждать — за зеркальными вратами.

Теперь Тин больше не злился. Он осторожно надломил один из стеблей у самой земли — и задумался: сохранить цветок в свежести не стоит и надеяться, такой магией он, увы, не владеет. Оставалось только воспользоваться своими умениями стихийника. Тин сел за землю и неспешно принялся вытягивать из растения влагу, одновременно сдавливая цветок ладонями. Спустя четверть часа между цветок между его ладоней высох окончательно, почти не потеряв своего цвета. Именно этого Тин и добивался. Высушенное растение он вложил в свою изрядно отощавшую тетрадку.

Вот теперь можно было идти.

В этот раз лес не мучил его голосами и видениями — то ли и впрямь кровь Дин помогла, то ли лесу просто не было нужды морочить идущих от озера, а не к озеру. Но шел он все-таки долго, так что и счет времени потерял. А может, и не было никакого времени в этом месте…

Кончился лес внезапно — словно Тин ото сна очнулся, обнаружив себя на опушке. А чуть дальше, на дороге, которая обрывалась, упираясь в кромку леса, его поджидал… Селех. И это было странно, но радостно. Воин как раз обернулся на его шаги, улыбнулся неуверенно, узнавая и не узнавая Тина в его новом-старом облике, но тут же помрачнел, заметив, что Тин вернулся один.

— Где мальчик? — спросил Селех.

— Мальчик… ушел.

— Можно надеяться на его возвращение?

— Можно, — ответил Тин, а про себя добавил: 'Можно, только это будет не его возвращение, а ее'.

— Как же ты решился… отпустить? — Сам не знаю. Наверно, до последнего не верил, что уйдет. Собственно, так оно и было. А когда поверил, уже не было смысла удерживать. — Ты-то здесь… какими судьбами? — решился спросить Тин.

Воин усмехнулся:

— Да вот… Проводил вас, хотел уж ехать, но сердце не отпустило. Отвел лошадей в ближайшую деревеньку, а сам вернулся. Седьмой день уж тут сижу.

Тин прикинул: получалось, что обратный путь через лес занял не один день, а он и не почувствовал, шел без остановок. Видать, и правда у этого леса особые отношения со временем.

— Как ты меня узнал-то?

— Я воин. Не на лицо смотрю, а на то, как человек двигается.

Селех не расспрашивал у него о том, что происходило у озера, и Тин был этому рад: ведь и не расскажешь о таком постороннему, пусть даже и очень хорошему человеку.

Они шли неспешно и через пару часов достигли деревеньки, где воин оставил лошадей. Там и заночевали, а утром пустились в путь верхом.

Уже в дороге Тин понял, что лес его не отпускает. Нет, в этом как раз не было ничего мистического или волшебного, просто он то и дело возвращался мыслями на берег озера и — вновь и вновь — переживал уход Дин, это внезапное и болезненное открытие, когда они поняли, кем друг другу приходятся, выворачивающую душу тоску, поселившуюся в нем после…

'… Когда увидишь меня… там, прошу, не обижайся за обман. Иначе было нельзя'. Он и не обижался, глупо было бы — ведь и сам лгал. Иначе было нельзя.

И только когда на горизонте показались стены Ашвы, Тин смог вернуться в реальность и вспомнить о взятых на себя обязательствах… Конечно, вряд ли пришел какой-нибудь ответ от деда или из академии, скоро такие вещи не делаются, однако неплохо было бы встретиться с князем, выяснить у него, что дал допрос сбрендившей придворной магички. Никакая информация ученому совету, который наверняка заинтересуется необычными чарами, лишней не будет.

Как оказалось, Селех и без пояснений не сомневался, что путь их лежит в княжеский дворец, ему даже в голову не приходило, что может быть иначе. Однако в столицу Талвоя они прибыли вечером. И их не то чтобы ждали, но появлению не удивились, приняли, как и в первый раз, разместив в посольских покоях.

Несмотря на усталость, Тин долго не мог стряхнуть с дорожную лихорадку. Чистая постель манила, но в душе было беспокойно, и он не ложился: слонялся по гостиной, долго и тщательно перебирал свою невеликую поклажу, потом извлек из мешка тетрадку, раскрыл и бессмысленно пялился на высушенный цветок, словно тот мог поведать ему о чем-то, чего сам Тин не знал. Однако цветок молчал, и скоро усталость взяла верх. Тин сам не помнил толком, как и когда перебрался в спальню.

Ночь длилась ровно одно мгновение темноты без сновидений.