Вспаханное поле

сте с Эстер.

— Садись и будь как дома,— сказал фермер и, усадив

Панчо, тоже сел, снял сапоги и надел домашние туфли, ко¬

торые подала ему Элена.

Донья Энкарнасьон, не оборачиваясь, возилась с ка¬

стрюлями. Панчо интуитивно чувствовал, что угрюмость хо¬

зяйки вызвана его присутствием, и, несмотря на радушие

дона Томаса, ему было не по себе. Он охотно ушел

бы, хотя дождь лил все сильнее. Фермер поставил себе

на колени ящичек с табаком и, сворачивая сигарету,

сказал:

— Я посоветовал тебе дорогой обрабатывать землю,

потому что не раз видел, как ты внимательно следишь за

мной, когда я работаю в поле. Мне кажется, тебе нравится

земледелие. Если это так, тебе нужно попрактиковаться,

чтобы изучить это дело.

Панчо заметил, что Элена и Эстер оторвались от заня¬

тий и смотрят на него. Ему было неприятно, что он ока¬

зался в центре внимания девушек.

— Может быть...— сказал он уклончиво.

— И если я тебя спросил, чем ты собираешься зани¬

маться, пока будешь один, то потому, что хотел предложить

тебе поработать некоторое время со мной.

Его прервал грохот упавшей на пол кастрюли.

— В чем дело, Энкарнасьон?

Женщина, будто не слышала слов мужа, проворчала,

обращаясь к Элене:

— Ты, кажется, могла бы накрыть на стол. Чего ты

ждешь?

SQ

Девушка отложила книгу и вместе с сестрой расставила

приборы.

Фермер продолжал:

— Обдумай хорошенько мое предложение, а там как

знаешь... Видишь, дождь идет? Это — благодать для земли!

Свет лампы, струясь через открытую дверь, отражался

в воде, подобно прозрачному занавесу, падавшей с крыши.

Предгрозовую мглу сменила ночная тьма. Порою зарево

пожара, зажженного в небе молниями, освещало исхлестан¬

ное ливнем поле и затопленную пашню.

Донья Энкарнасьон принесла блюдо с едой и буркнула:

— Прошу к столу!

Фермер указал гостю место подле себя. Все сели и при¬

нялись за ужин. Хотя у Панчо во рту давно не было ни

крошки, он чувствовал такую робость в этой обстановке,

столь отличной от той, к которой он привык, что едва при¬

касался к еде. Он только и думал о том, как бы поскорее

уйти. Но поминутно гремели раскаты грома, и дождь не

утихал.

— Ну, разыгралась непогода, не скоро уляжется,— за¬

метил дон Томас.— Придется тебе заночевать у нас.

— Только этого не хватало! — заупрямился Панчо.—

Я уже и так доставил вам беспокойство. Да и долго ли

доскакать до ранчо?

— А лошадь-то где?—с улыбкой спросил фермер.—

И потом, тут нет никакого беспокойства: под навесом у нас

стоит кровать, на ней и ляжешь.

Быть может, предложение мужа и не понравилось донье

Энкарнасьон, но она промолчала. Впрочем, во время ужи¬

на она вообще не проронила ни слова. Но морщины у нее

на лбу залегли еще глубже. Явно раздосадованный ее не¬

приветливостью, дон Томас настоял на своем:

— Нечего больше толковать: переночуешь у нас.

Панчо попал в неловкое положение и, видя, что девушки

начали убирать со стола, сказал:

— Сегодня у меня был тяжелый день. Если позволите,

я пойду спать!

— Правильно,— отозвался фермер,— я тоже устал.—

И, обращаясь к Элене, приказал: — Принеси одеяло...

Он запнулся, пытаясь вспомнить имя гостя, потом улыб¬

нулся и сказал:

— Вот ведь забавно: подумай только, я не знаю, как

тебя зовут.

91

— Панчо, папа,— вырвалось у Элены, но, заметив, что

мать и Эстер смотрят на нее, весьма удивленные такой ос¬

ведомленностью, она почувствовала, что краснеет, и убежа¬

ла за одеялом. Панчо, смущенный не менее ее, уставился

в пол. Минуту спустя он едва слышно попрощался и вышел

вслед за фермером, который со свечой и одеялом в руках

проводил его под навес, где стояла кровать, и сказал:

— До завтра, спокойной ночи.

Прежде чем снова пересечь двор, дон Томас поднял

глаза на затянутое тучами небо, а потом с беспокойством

взглянул на окно, в котором вырисовывался силуэт доньи

Энкарнасьон. За ужином она тоже смотрела тучей, а это

предвещало семейную сцену. Дон Томас немного помешкал,

чтобы дочери легли, прежде чем он вернется, потом про¬

бежал под дождем через двор и вошел в дом, решив дать

отпор жене.

Как он и опасался, донья Энкарнасьон, оставшись с ним

наедине, не стала больше сдерживать гнев:

— Послушай, Томас, ты что, с ума сошел? Зачем ты

привез этого чумного?

Возмущенный этим упреком и неуважением к гостю, он

ответил:

— Взвешивай свои слова. Почему ты так называешь

парня? Я сделал то, что должен был сделать как честный

человек.

— Случившегося уже не поправишь,— сказала она.—

Но позволь и мне в свою очередь сделать то, что нужно

для нашего общего блага.

Дон Томас испытующе посмотрел на жену. Он слиш¬

ком хорошо знал, что означают ее поджатые губы, что¬

бы не понять, что она забрала себе в голову какую-то

блажь и собирается настаивать на ней со слепым упрям¬

ством.

— Что ж ты хочешь сделать? — спросил он, не ожидая

ничего хорошего.

Донья Энкарнасьон, не колеблясь, ответила:

— Отправить отсюда девочек: отослать их в Буэнос-

Айрес к моей сестре.

— Ты опять за свое! — вспылил муж.— До каких пор