Вспаханное поле

приятности. Он долго не прерывал воцарившегося молча¬

ния, но наконец заговорил.

— Что ты здесь делаешь один? Того, что случилось, не

поправишь, а одиночество—плохой советчик. Тебе надо чем-

то заняться... Помнишь, что я предлагал тебе месяц назад?..

— Ага...— подтвердил Панчо.

Ободренный этим ответом, который по крайней мере'

доказывал, что Панчо его слушает, дон Томас продолжал:

— По-моему, тебе стоит поработать со мной. Я вот то¬

же остался один, а не падаю духом. Правда, не совсем

один, жена со мной, но дочки уехали.

— Ага,— отозвался Панчо таким тоном, будто уже'

знал об этом.

— Пришлось отпустить их в Буэнос-Айрес,— продол¬

жал дон Томас.— Уж если женщине что-нибудь втемяшит¬

ся в голову, она своего добьется!.. Они уехали всего на

три месяца, но у меня сердце кровью обливалось, когда я

расставался с ними.

И, словно постигнув всю глубину своей тоски, он вдруг

замолчал и, подобно Панчо, погрузился в созерцание од¬

нообразной равнины, расстилавшейся во все стороны и сли¬

вавшейся с бесконечностью. Они оба как бы вбирали в себя

взглядом простор пампы и какую-то неуловимую грусть,

которая исходит от пустынной земли. Дон Томас первый

очнулся от гипноза беспредельного пространства и, пре¬

одолевая ощущение собственного бессилия и ничтожества,

которое вызывало у него это созерцание, спросил:

— Ну как, могу я рассчитывать на тебя?

95

Панчо, опрокинув чашку, выбросил завар мате, встал

и проговорил:

— Я подумаю.

Этот ответ разочаровал фермера, хорошо знавшего, че¬

го стоят неопределенные обещания в этом краю, где люди

не умеют ценить время.

Понурив голову, он влез в тарантас и попрощался:

— До свиданья, буду рад тебя видеть, если надумаешь.

Дон Томас выехал на дорогу. Его не радовала даже гу¬

стая и сочная трава, вновь покрывшая поле после продол¬

жительной засухи.

Едва забрезжил рассвет, дон Томас спрыгнул с кро¬

вати, оделся и, как обычно, разжег огонь в очаге. Потом

вышел, выпустил кур и направился к навесу за упряжью

для волов. Настроение у него было подавленное. Отсутст¬

вие дочерей так угнетало его, что он даже начал задумы¬

ваться, под силу ли ему завоевать плугом эту девственную

землю. Он изведал теперь муки одиночества. Он знал, что

борется один, поскольку жена помогала ему скрепя сердце,

и если еще не отказался от этой тяжелой борьбы, то только

потому, что ему было бы еще тяжелее вернуться побеж¬

денным в город. Стоя под навесом, он смотрел на краешек

засеянной в нача\е засухи пашни, где теперь, после дож¬

дей, дружно поднимались зеленя маиса. Правда, ранние

всходы на других полосках погибли, но те, что уцелели,

без сомнения, говорили о плодородии земли. Прежде по¬

добное зрелище зажгло бы радостью глаза дона Томаса,

теперь же ему было лишь еще горше вспоминать непрестан¬

ные просьбы жены бросить все и уехать. Он вдруг почувство¬

вал бремя лет. Слишком велика была ферма для человека его

возраста, лишенного к тому же всякой поддержки. Он не

пал бы духом, если бы с ним была Элена, вселявшая в не¬

го силы своим спокойным одобрением, которого он не

встречал у жены. Или по крайней мере если бы он мог

кого-нибудь нанять себе в помощь — понятно, земляка:

дон Томас не возлагал никаких надежд на местных жите¬

лей, закоренелых кочевников, упорно не желавших браться

за плуг. Как его тянуло к земле, так их влекли убегающие

вдаль дороги и бескрайные просторы. Это было у них в

крови — и он, и они повиновались врожденному ин¬

стинкту, определявшему их судьбу. Для него, например,

96

не следовать своему призванию значило загубить жизнь.

Однако пора было приниматься за работу. Он уже хотел

было взять упряжь, но его остановил громкий лай собаки.

Выглянув из-под навеса, он различил в неверном свете

занимавшейся зари фигуру всадника и раньше, чем узнал

его, обрадовался своему предчувствию. Он вышел ему на¬

встречу и, как только заметил притороченный к его седлу

узелок с вещами, взволнованно спросил:

— Ну как, Панчо, останешься?

— Ага... На время, ладно?.. Пока не вернется отец.

— Ну и хорошо. Ты завтракал?

— Ага,— ответил Панчо, спешиваясь.

Он положил на кровать, стоявшую под навесом, узе¬

лок с пожитками и внимательно выслушал указания

фермера. Потом они вдвоем запрягли в ярмо волов и вы¬

шли в поле, чтобы перепахать полосы, пострадавшие от

засухи.

Дон Томас сразу заметил, с какой сноровкой Панчо уп¬

равляет упряжкой волов: ему не раз приходилось иметь

дело с быками, запряженными в повозки, которые оста¬

навливались на почтовой станции. Решив, что парень бу¬

дет работать еще лучше, когда животные привыкнут к его

голосу, фермер оставил его одного. Стоя возле корраля,

он долго следил взглядом за Панчо, любуясь прямой бо¬

роздой, тянувшейся за плугом. Теперь к нему вернулись

вера в собственные силы и оптимизм. Ферма, в минуты

уныния подавлявшая его своими размерами, уже не каза¬

лась ему такой огромной. Он почувствовал потребность по¬

делиться с кем-нибудь своей радостью и побежал домой.

Веселый, казалось, даже помолодевший, он толкнул дверь

и, задыхаясь от волнения, крикнул жене, взбивавшей тю¬

фяк, набитый кукурузными листьями:

— Панчо приехал!.. Посмотри, как он пашет!.. Вон он!