Встречи на Сретенке
Шрифт:
– Опять в командировке?
– спросил Володька Тальянцева, столкнувшись с ним на улице.
– Да...
– рассеянно ответил он, чем-то, видно, озабоченный. Вызвали. Неприятности у меня, понимаешь... Выпить хочешь?
– спросил вдруг.
– Да нет.
– Проводи меня тогда. Поговорим.
– Пошли, - согласился Володька.
– Комбриг у меня новый... Ну, а новая метла, сам понимаешь... Не поладили с ним, короче. Да история еще у меня... Помнишь, я говорил, что жену демобилизовал, чтоб не путалась под ногами в части. Меня же она обманом женила. Сказала, беременна, командованию сообщит, ну и пришлось...
– спросил Левка.
Володька мотнул головой, ему и вправду не хотелось в хороший, ясный день затуманивать голову хмельным.
– А то посидим где-нибудь? Ты поддавал на фронте?
– Нет... Очень редко.
– А мне приходилось. Иной раз, бывало, по нескольку ночей не спал. Только этим и держался. Когда переправу мастеришь, сам командуешь. Тут тебе и самолетные бомбежки, и артобстрелы. Нервишки на пределе. Да чего там, сам хлебнул...
Володька кивнул, хотя и знал, что война Тальянцева была полегче его собственной, саперы - все же не пехота, но и им доставалось.
Дойдя до Сретенских ворот, Тальянцев повернул налево, за ним и Володька, которому делать было нечего. Он только спросил:
– Ты куда?
– К Кировскому метро, - ответил Тальянцев, посмотрев на часы.
– Свидание?
– Вроде... Кстати, Володька, у тебя нет знакомых, у кого бы комнату снять можно? Понимаешь, она здесь, но жить негде.
– Кто она?
– не понял сначала Володька.
– Я ж говорил тебе, - нетерпеливо бросил он.
– Ах да... Подумаю, но, по-моему, нет таких. Ты Сергею позвони. К ней, значит, идешь? Может, мне обратно?
– Иди со мной. Хочу показать. Обалдеешь.
Они дошли до Кировской. Тальянцев еще раз посмотрел на часы и повел Володьку за здание метро. Там они сели на скамейку, закурили. Из метро выходил народ, и Тальянцев напряженно вглядывался... Он был взволнован и не мог скрыть этого. Наконец от толпы выходящих отделилась женская фигурка и, цокая каблучками, побежала к ним. Тальянцев поднялся, и его лицо озарилось такой радостью, что стало совсем мальчишеским, потеряв на время свою значительность.
– Левочка!
– немного театрально, как показалось Володьке, вскрикнула женщина и, подбежав, бросилась на шею Левке. Он прижал ее, поцеловал, не стесняясь окружающих, и усадил на скамейку.
– Наконец-то я с тобой! Боже, как я соскучилась, - защебетала она, не выпуская Левкиной руки из своей.
– Познакомься, Люся. Мой школьный друг Владимир.
– Вы с Левочкой в школе учились? Как интересно!
– сверкнула она черными цыганскими глазами.
– Ну как, хороша?
– спросил Тальянцев, улыбаясь счастливой улыбкой и восхищенно глядя на свою Люсю.
– Хороша, - протянул Володька, приглядываясь к смуглому красивому лицу, в котором было что-то твердое, самоуверенное.
– Как не стыдно! При мне. Что ты, Лева, неудобно же.
– Удобно, - усмехнулся Тальянцев.
– Пусть завидует, что у меня все экстра-класс, - сказал шутливо, но Володька подумал, что и верно, хотелось Левке похвастать.
Он поднялся... Тальянцев не стал его удерживать.
На обратном пути около табачного магазина на Сретенке Володька увидел Женьку
Казакова, который почему-то отвернулся от него и прошел мимо. Все же непроизвольно Володька окликнул его. Тот остановился.– Привет, - буркнул Женька.
– Прошвыриваешься?
– Да...
Женька сильно похудел после той, первой встречи и был чем-то озабочен.
– А я вкалываю... Ну, чего новенького? Никто из наших не попадался? спросил он вскользь, без особого интереса.
– Никто... Видно, что вкалываешь, осунулся.
– Осунешься, жратвы-то не хватает, а потом...
– махнул он рукой.
– Что-нибудь случилось?
– Неохота рассказывать, Володька... Курить есть?
Они закурили.
– Ладно, пройдем до бульвара, присядем...
– сказал Женька, видно, решил все же поделиться с Володькой.
До бульвара шли молча, а когда присели на свободную скамейку, выплюнув окурок, Женька отрывисто сказал:
– Полетело у меня все к чертовой матери. Вот что.
– Что полетело?
– не понял вначале Володька.
– Все! Понимаешь, все! Не ждала она меня по-настоящему! Путалась с кем-то! Чуть не убил.
– Он выругался и потянулся к Володьке за новой папиросой.
– Мда-а, - промычал Володька, не зная, что сказать.
– А мы с тобой на Дальнем Востоке целочками ходили, потом фронт - не до баб. Я и в госпитале ни с кем не крутил, а возможности были, еще как липли, хрипло выбросил он.
– А что она тебе сама-то сказала?
– Чего-чего? Выдумала историю, будто на студенческой вечеринке напоили ее, заснула, ну и воспользовался какой-то гад... Сейчас она чего угодно наплетет, чтоб жалость вызвать. Я ее в первую ночь и выгнал прямо на улицу. На другой день приползла - слезы, рев, прости, родненький, люблю же тебя, ну и прочее. Но я все! Обрезать, так сразу. Я и немцев так. Одним ударом. Странно, вояки были крепкие, а ранят как поросята визжат. Наш, пусть плюгавенький какой, долбанет его - молчит, только постанывает. Чудно, правда?
– Да, я тоже замечал это.
– Володька был рад, что разговор перекинулся на другое, но Казаков возвратился к своему:
– Раз она для меня первая, значит, и я для нее должен быть первым. Понимаешь?
– Понимаю, Женька... Но может, правда не виновата она.
– Не виновата!
– повторил он.
– На гулянки не ходи, когда твой в окопах вшей кормит. Вот и не будешь виновата ни в чем. Ты это брось! Такое не прощается. Ведь каждую ночь будешь мучиться, что вот она с кем-то так же, как с тобой... Нет, все! Да и развелись уже, - он помолчал немного, затем добавил, усмехнувшись: - Говоришь, похудел я? Так кроме работы еще гуляю напропалую. Девчат у нас в лаборатории полно, ну... вот и отыгрываюсь за все годы. Да со зла еще. Если хочешь, могу познакомить. Есть девочки - класс!
– Нет, Женька, неохота что-то.
Они посидели еще недолго, поговорили о том о сем, вспомнили о Дальнем Востоке, об однополчанах и разошлись. Под конец Казаков сказал:
– Вот так, Володька Все мои мечты о тихой семейной жизни вдребезги. Ни одной бабе теперь верить не буду. Вчера один тип в пивной стихи читал, не знаю уж чьи, но запомнились: "Нет, не надо считать Мадонною ту, которую полюбил, ни одного расставанья со стоном - взял, переспал, забыл..." Здорово?
– Ничего...